Медицинское управление помещалось недалеко от вокзала, и я пошел по названному адресу. На вокзале тихо, нет прежней суеты, обычного шума и гама. В здании пусто. Только в дальнем углу зала ожидания стоят вооруженные немецкие солдаты. Они окружили какую-то женщину и что-то пытаются объяснить ей мимикой и жестами. Женщина старается вырваться от них, но солдаты хватают ее за руки и со смехом вталкивают в круг. Женщина увидела меня и рванулась от солдат.

— Пустите! — закричала женщина. Она подбежала ко мне и схватила меня за руку. — Спасите меня. Привязались, проклятые, ходу не дают.

Мы вышли из зала и пошли по площади. Солдаты остались стоять в своем углу. Они по-прежнему весело смеялись. Когда мы отошли уже на порядочное расстояние, женщина спросила:

— Куда вы идете?

— Я приехал сюда за медикаментами, — сказал я, — у меня взяли документы, должно быть, для проверки. Велели ждать. Если все уладится, то завтра поеду в Канев.

— Вы, оказывается, мой земляк, — обрадовалась женщина. — Я родом из Трахтомировки. Давайте познакомимся: меня зовут Надеждой, Надеждой Воронецкой. Я здесь живу у сестры. Если хотите, заходите к нам. Живем, как дикари, нет человека, с кем бы можно было словом перекинуться. Заходите, улица Кудрявского, недалеко отсюда.

— Спасибо, будет время, зайду.

Надежда заметила, что я в чем-то сомневаюсь, и постаралась развеять мои подозрения. Мы незаметно разговорились, и она стала рассказывать о себе.

— Я работаю в столовой. На заводе имени Калинина. А до войны была председателем местного комитета на обувной фабрике.

— Как дела на заводе? — прямо спросил я.

— Нас дальше столовой не пускают. За всеми очень строго следят, мы даже разговаривать боимся. Но все же кое-что делаем. Недавно выручили двух заключенных. Достали им справки, что они работают у нас на заводе. Они хотели перейти линию фронта. Не знаю, удалось ли? А я сегодня подругу провожала. Тут солдаты привязались. Спасибо, что выручили.

Я слушал Надежду рассеянно, думал о своем. После неприятной встречи с Тиком мне не хотелось ни с кем разговаривать. Все казались шпионами и предателями. Проводив Воронецкую, я долго ходил вокруг дома, где жил таинственный человек с усами и мохнатыми бровями. Войти в дом не хватает смелости. Кажется, что здесь живут наши обыкновенные люди. Они заходят и выходят из подъездов, куда-то спешат по своим делам. Наконец я иду к дому. Бояться мне, кажется, нечего. Документы в порядке. Если кто будет расспрашивать, сумею ответить, отговориться. Поднимаюсь на второй этаж и смело иду к сороковой квартире. Тут кто-то хватает меня за руки, начинают бить. Я и голоса не успел подать, как оказался уже во дворе, у какой-то машины. Меня силой затолкали в нее.

— В чем дело? Отпустите! — кричу я и пытаюсь вырваться.

— Не ори! — огромный полицай сбил меня с ног, придавил коленом грудь. — Чего тебе одному здесь разгуливать? Довезем до большевиков, там тебе будет веселее. Вы, большевики, любите коллектив.

Полицейские издеваются надо мной, хохочут. Машина мчится по тряским улицам и наконец останавливается в каком-то дворе, обнесенном высокой кирпичной оградой. Я узнал это место. Дом этот выходил фасадом на улицу Короленко. Полицаи подхватили меня за руки, втащили в дом и поволокли по длинному, темному коридору. Через минуту я оказался в большой комнате. У двери в смежную комнату за маленьким столиком сидела женщина и постукивала на машинке.

— К господину лейтенанту? — спросила она.

— Так точно! — гаркнул полицай.

— Господин лейтенант занят, у него посетитель. — Женщина торопливо стучала на машинке, не обращая на нас никакого внимания. Я увидел, что она печатает какой-то длинный список и догадался, куда меня привели. Это была жандармерия. В приемной прозвенел звонок, женщина бросила печатать, поправила прическу, вынула зеркальце, подкрасила губы и скрылась за дверью. Тут же она. появилась вновь и с улыбкой кивнула полицаю:

— Заходите.

Через некоторое время позвали и меня. За длинным столом у окна сидел «господин лейтенант». Он был таким крошечным и плюгавым, что и смотреть было не на что. Голова величиной с кулачок, глаза маленькие и бесцветные. Лейтенант разговаривал с мужчиной довольно крупного роста. Тот возвышался как гора, подавляя своим величием коротышку лейтенанта. Лейтенант откинулся в кресле и напыжился.

— Господин лейтенант, — доложил полицай, — этого человека мы схватили у сороковой квартиры, за которой мы наблюдаем. При задержании оказал отчаянное сопротивление.

— Сопротивлялся? — удивился лейтенант и, прищурив свои маленькие глазки, поглядел на меня.

— Так точно, господин лейтенант! — полицай сиял от удовольствия.

— Этот человек лжет, господин офицер, — сказал я, — он обманывает вас.

— Молчать! — заорал лейтенант и стукнул кулачком по столу. — Я не с тобой говорю, хам! Продолжайте докладывать, господин полицейский.

— Да, в общем, — заволновался полицай, — мы этому молодчику скрутили руки и сразу же приволокли сюда.

— Хорошо! — одобрил лейтенант и опалил меня грозным взглядом: — Вы знаете, где находитесь?

— Да, господин офицер. Я нахожусь у начальника жандармерии. Надеюсь, что офицер фюрера будет справедлив и сумеет разобраться в моем деле.

— О-о! Вы умеете красиво разговаривать! — улыбнулся фашист. — Мы вас долго не задержим. Вы только ответите на несколько вопросов. Кто вас послал в этот дом? С кем вы должны были встретиться? Можете не называть фамилии людей, которые вас послали. Я знаю, что вам трудно вспомнить имена людей, с которыми вы долгие годы общались и дружили. Требовать этого от вас просто неделикатно. Для нас будет достаточно, если вы назовете только их адреса. Видите, мы не толкаем вас на преступление перед вашими соотечественниками. Не так ли?

— Спасибо за ласку, господин офицер. При случае я воспользуюсь вашим советом, но в том доме у меня нет ни одного знакомого. Я врач, прибыл сюда из Канева, — как можно спокойнее проговорил я и достал из кармана бумаги. — Вот мои документы. Я только сейчас был в управлении.

— Если нет знакомых, то зачем вы шляетесь по чужим домам? — спросил лейтенант, брезгливо роясь в моих бумагах.

— Видите ли, господин лейтенант, врачи часто соприкасаются со спиртом. Короче говоря, любят выпить. У меня впереди свободен целый день. Вот я и пошел по домам поискать горилки. Если бы я знал, что меня ожидает, я бы стороной обошел этот проклятый дом.

— Когда прибыли в город?

— Вчера вечером, господин лейтенант.

— Где был этой ночью?

— Здесь живут родственники мужа моей сестры, у них я и ночевал.

Во время допроса в комнату вошел человек. Когда лейтенант спросил у меня, где я был ночью, этот человек закричал:

— Господин офицер, этот человек ночевал у меня.

— Тик! — невольно вскрикнул я. Офицер ошеломленно поглядел на Тика.

— У вас? — удивился лейтенант и покачал головой.

— Так точно, господин офицер! — Тик улыбнулся во весь рот и добавил: — Я его уже как следует проверил.

— Тогда другое дело, — задумчиво сказал лейтенант и, увидев полицая, растерянно стоящего перед ним, неистово закричал: — Паршивый пес! Так-то ты выполняешь мои приказы? Жирная свинья! Я прикажу сварить из тебя мыло. В тюрьму негодяя.

— Господин офицер, ваше превосходительство, — лепетал полицай. Но ему не дали договорить. Двое дюжих жандармов схватили его и выволокли из кабинета.

— Я вижу, вы умный человек, — устало сказал лейтенант. — Прошу не болтать о том, что здесь произошло. Будете болтать — расстреляю. Из-под земли найду. Поняли?

— Боже сохрани! — Я поднял руки кверху. — Зачем это мне? Я даже и не понял, в чем тут дело.

— Ну и хорошо, что не поняли, — лейтенант взял со стола мои документы и подал их мне: — Проваливайте!

Вышел я из жандармерии и со всех ног бросился в Дарницу. В двух местах меня постигла неудача, я потерял много времени. Оставалась единственная возможность хоть в какой-то мере выполнить задание комитета. С подпольем меня могла свести теперь только Ирина. Надо обязательно разыскать ее. Я приехал в Дарницу и по расспросам отыскал дом, где жила Ирина. В доме я увидел сгорбленного старика лет шестидесяти. Он сидел у маленького окошка и чинил сапоги.