— Теперь о других деревнях рассказывай. Где имеются воинские подразделения, какие?

Яков только тогда прервал разговор, когда стало очевидно, что Лугачев выложил все, что знал. Вконец испуганный, тот выжидательно глядел на разведчика, прекрасно понимая, что в эти минуты решается его судьба.

«Что делать с ним? — размышлял Яков. — Если отпустить, может всю операцию сорвать. Науськает ищеек по нашему следу. А убивать мальца тоже не хочется».

Яков еще раз испытующе оглядел своего перепуганного собеседника, молча вынул из ножен длинный, обоюдоострый клинок. Лугачев зарыдал.

— Не убивайте меня, господин!

— Заладил, господин, господин. Какой я, к чертям собачьим, господин. Прошу без оскорблений. А вот как быть с тобой, честное слово, не знаю. — Яков достал из другого кармана банку мясных консервов, вскрыл ее ножом, протянул Лугачеву сухари и добавил:

— Давай-ка закусим. А то на голодный желудок голова плохо работает. Твои припасы трогать не будем, чтобы, если отпущу тебя, у господ полицейских подозрения не вызвать.

Закусывал, главным образом, сам Яков, ибо Лугачеву явно не лез кусок в горло. Покончив с банкой, разведчик аккуратно закопал ее в вырытую тем же ножом ямку.

— Вот что: пиши расписку. Мол, получил от советского разведчика Якова Ефимова триста марок за переданные ему сведения о финских воинских частях.

— Да зачем мне марки. Я и так!

— Пиши. Так. Теперь сосчитай. Деньги, хотя они и не рубли, счет любят.

Яков спрятал полученную от Лугачева расписку и сказал, глядя прямо в глаза вконец растерявшегося парня:

— Если предашь, эта расписка будет переслана финскому командованию, да и брату-танкисту сообщим, какой у него браток. А тебе такое задание: потолкайся подольше в штабе, приглядись, нет ли каких документов, ознакомься, запомни. И второе: постарайся разузнать о судьбе Ржанских и Сюкалиных, — и Яков подробно объяснил, о каких людях он ведет речь. — А встретимся вот где. По карте, небось, понимаешь? Так вот гляди. Как прибудешь сюда, располагайся и жди меня. Сколько надо, столько и жди. Сегодня, значит, десятое июня. А это… Это будет двенадцатого. Ясно? Шагай.

Лугачев ушел. А Яков мысленно подвел итог этому дню: не так уж плохо. Он полной грудью вдохнул свежего лесного воздуха, оглянулся по сторонам. Прикинув, что отсюда ему до базы далековато, Яков направился в соседнюю деревню, где решил заночевать. По словам Лугачева, там некого было опасаться.

В крайнем доме дверь ему открыла пожилая женщина. Она разбудила хозяина. Это был румяный с круглыми красноватыми глазами старик. Увидев незнакомца, он засуетился, забегал, всем своим видом выражая радость по поводу встречи с гостем. Весь он так и светился расположением. Сочные губы растягивались в улыбке, большие белые руки были в непрерывном движении. И только в глубине его глаз прятались беспокойные огоньки: сверкнут и исчезнут.

— Гость на порог — ставь чай да пирог, — сказал хозяин, назвавшийся Иваном Сергеевичем Лимоновым.

Уже за чаем на вопрос Орлова, как живется ему, Лимонов сказал не без гордости:

— Работаю старостой. Пятьсот марок платят. 300 из них штаб и 200 полиция. Да еще бондарное ремесло кормит. — Сообщая во всех деталях об источниках своих заработков, он испытующе поглядывал на незнакомца.

«Сразу видно — шельма старик, — решил Яков, мысленно проклиная себя за неосторожность. — Вот тебе и переночевал…»

Поблагодарив хозяина, он встал из-за стола.

— Ждут меня в Ламбасручье, — с подчеркнутым сожалением сказал Яков старику. — А то бы еще у вас чайком побаловался. Хорошо заварен чаек.

— А кто ждет вас, если не секретец?

— Какой секрет: сам Пернанен. Докладец для него есть. Срочный.

— Так может лошадку запрячь?

— Да нет, погода отличная, прогуляюсь.

Было уже темно, когда он простился с Лимоновым. Хозяин вызвался проводить Якова и шел с ним до перекрестка. Только убедившись, куда направился, гость, Лимонов засеменил к дому. А Яков для отвода глаз еще некоторое время шел в сторону Ламбасручья, затем свернул в лес и, всячески путая следы, отправился на свою базу.

Там его ожидал Васильев, немало переволновавшийся за время отсутствия товарища. С интересом выслушал он все новости. И вскоре в эфир ушли данные, столь необходимые нашему командованию. Одновременно Яков просил выяснить, где сейчас находится брат Лугачева. На связь вновь вышли через восемнадцать часов. Разведчикам была передана благодарность. Собранная ими информация представляла большой интерес. Ведь Ламбасручей был важной перевалочной базой противника и данные о ней оказались весьма кстати. О брате Лугачева Большая земля сообщила, что он действительно служит в танковых войсках. И хорошо служит. Действия Якова были одобрены. Ему посоветовали, соблюдая всяческую осторожность, не терять из виду Лугачева.

— Вот что, Павел, думаю, надо нам перебазироваться. Все-таки неспокойно у меня на сердце.

— Конечно, перебазируемся. Обязательно. И не только из-за этого Лимонова.

— А почему еще?

— Запеленговать могут. Работаю часто.

— Ясно.

Новое место для базы разведчики выбрали в трех часах ходьбы от прежнего. На следующий день, прихватив с собой автомат, Яков отправился в очередной рейд: до встречи с Лугачевым оставалось одиннадцать часов.

Проходя неподалеку от деревни, где жил Лимонов, разведчик услышал отдаленный лай. «Наверное, у хозяйских дворов псы брешут», — подумал Орлов. Но лай усиливался. — «Эге, да тут другим пахнет», — и Яков стал уходить в лес. Шел он быстро, и все-таки лай слышался все отчетливее. Как быть? Яков залег в кустах. Приготовил автомат. Конечно, стрелять не хотелось. Это могло его демаскировать. «Если одна собака, встречу ее ножом». Но на поляну выскочили сразу две здоровенные овчарки и кинулись к нему. Тут раздумывать не приходилось. Разведчик дал длинную очередь, и одна из собак ткнулась носом в землю. Вторая кинулась в сторону и исчезла. Видимо, тоже получила гостинца.

Со стороны карателей прозвучало несколько выстрелов. Палили они на авось, и все же одна из пуль срезала ветку над головой. Положение становилось отчаянным, и тут Яков заметил в нескольких десятках метров большую заболоченную вырубку. Здесь собаки не смогли бы взять след. На всякий случай все время меняя направление, разведчик бежал по болоту без передышки. Наконец, задыхаясь, остановился, прислушался. Лай утих.

Через несколько часов, задолго до назначенного срока, Яков вышел к тому ветвистому дереву, у которого была назначена встреча с Лугачевым. Замаскировался в кустах, откуда удобно было наблюдать не только за дорогой, но и за всеми подходами к сосне.

Теперь у Якова, казалось, больше было оснований не доверять Лугачеву. Кто знает: не он ли пустил по следу карателей. Но трезво поразмыслив над этим, Яков решил, что этот парень вряд ли способен на измену. Скорее всего это дело рук Лимонова. Недаром же он состоит на жалованье в полиции. «Эх, старичок-боровичок, доберусь до тебя…»

Медленно потянулись минута за минутой. Но вот разведчик явственно услышал шуршание шин по дороге. Едет. Да, это Лугачев. Трудно было не узнать его тонкую фигуру, его узкие плечи, на которых мешком висел мундир финского солдата.

Лугачев спрятал велосипед в кустах, отошел в сторону от дороги и уселся возле сосны, беспечно бросив винтовку перед собой. «Ну и солдат, — подумал Яков. — Если у них все такие, тогда неплохо». И он вышел из кустов.

Лугачев поднялся ему навстречу.

— Поздравляю, — сказал Яков. — Наше командование высоко оценило переданные тобой сведения. Что же до твоего брата, то он воюет хорошо и просит передать привет.

— Спасибо. Большое спасибо, — сказал Лугачев.

— Меня не за что благодарить. А теперь выкладывай, что удалось добыть. Да, кстати, не бросай, пожалуйста, винтовку, как будто это пастушеский кнут. Помни, ты теперь выполняешь задания советской разведки и держаться должен как штык. А теперь о деле. С чем пришел?

— Кое-что есть. Вот копии снял с документов, тех, что о действиях полиции, и о расположении гарнизонов данные уточнил. Теперь об агентах. Фамилии их я запомнил.