От душного, насыщенного запахами трав воздуха кружилась голова. Деревья отбрасывали пятнистую, пронизанную солнцем тень.

Она вплотную подошла к нему и провела ладонью по щеке.

— Не надо, прошу тебя, — сказала она. — Ничего хорошего не выйдет, поверь... Я старше, я знаю...

— Не надо меня успокаивать. — Он по-прежнему глядел мимо нее.

— Вот и хорошо. — Она пошла к причалу, обрывая на ходу высокие стебли пожухшей за лето травы.

На катере к ней вернулось хорошее настроение. Шутила, смеялась. Особенно ее смешил «морской волк» — средних лет мужчина, стоявший у штурвала в тельняшке, коротких «тропических» шортах и лихо заломленной фуражке с выщербленным лаковым козырьком. На набережной она вытащила из сумки билеты и сказала, подстраиваясь под прежний тон их разговора:

— Ты, конечно, оскорблен, но не пропадать же билетам...

— Пойдем? — обрадовался он

Лена кивнула.

Они вошли в темноту зала — сеанс уже начался, — вслепую, натыкаясь на подлокотники, пошли по проходу, нашли свободные места. Как только опустились в кресла, Игорь крепко и уверенно обнял ее.

Потом был полупустой зал, залитый желтым электрическим светом, красное, клонящееся к закату солнце, снова билетная касса, еще один сеанс, неожиданная луна при выходе из кинотеатра, озноб — она почему-то мерзла, — поездка на такси в новый микрорайон, где она на цыпочках вошла в незнакомую квартиру...

Поздно вечером она сидела на тахте у открытой балконной двери и наблюдала за Игорем. Вот он встал, подошел к серванту, вытащил оттуда бутылку вина, разлил его в тонкостенные стаканы. «Сейчас он подойдет ко мне», — загадала Лена. Улыбнувшись, она протянула руку, и он оказался рядом, прижал голову к ее плечу. Она гладила его мягкие волнистые волосы, изредка отпивала кисло-сладкое вино и думала, что разница в четыре года не так уж существенна, если им так хорошо и спокойно вдвоем.

Снизу доносился приглушенный расстоянием мальчишеский голос. Он заметно фальшивил, никак не мог попасть в лад аккордам гитары. Игорь говорил что-то тихо, еле слышно. Его голос, сливающийся с шорохом листьев, лунное, усыпанное звездами небо, тополя, обесцвеченные светом уличного фонаря, и даже монотонный голос, доносящийся снизу, — все находилось в необъяснимой связи, казалось необходимым, единственно нужным сейчас, и если бы кто-то взялся исполнить ее желания, она попросила бы только одного — чтобы минуты эти длились бесконечно, всегда-всегда...

Не было ни раскаяния, ни угрызений совести. И то и другое пришло на следующий день. Была суббота. Выйдя из дома, она увидела всю их семью. Они возвращались откуда-то, нагруженные покупками: впереди шла долговязая девочка лет семи, за ней под руку с мужем шла Тамара — полная, ярко одетая женщина, выглядевшая из-за неумело наложенной косметики старше своих лет.

Вечером, сидя над разложенным на столе текстом, Лена вспоминала утреннюю встречу, безжалостно восстанавливала подробности: Игорь чему-то смеялся, его ладонь плотно сжимала локоть жены. Увидев ее, отвел глаза, но руку не убрал, сделал вид, что не заметил, даже не поздоровался. «Уж это-то он мог сделать! — думала она, бессмысленно водя глазами по строчкам. — Это он мог, должен был сделать». На следующий день, в воскресенье, возвращаясь из магазина, она увидела Игоря во дворе. Рядом с ним на лавочке у своего флигеля сидел Волонтир — угрюмый, неприветливый мужчина, которого она втайне побаивалась. Холодно поздоровавшись, Лена прошла в подъезд. На лестнице между первым и вторым этажами Игорь догнал ее.

— В девять отопри. Я приду.

— Нет, — твердо сказала она. — Не приходи. Я не хочу.

— Ты серьезно? — Он удивленно посмотрел на нее.

— Абсолютно.

— Почему? — Оглянувшись на дверь своей квартиры, он взял ее за плечи. — Что-нибудь случилось?

— Не знаю. Игорь. Не надо... Не надо — и все.

— Зато я знаю. — Он приблизил лицо. — Это из-за вчерашнего?

— Может быть.

Он отпустил ее.

— Выброси из головы. — И, уже спускаясь, обернувшись, сказал: — Отопри. Иначе подниму на ноги всех твоих соседей...

Это была не угроза, и она, ровно в девять отпирая дверь, меньше всего беспокоилась, что Игоря увидят соседки по квартире. Долго говорили они в тот вечер, но так ни к чему и не пришли. Со временем она поняла, что Игорь совсем не такой, каким показался ей в день знакомства. В нем было что-то детское, тщательно скрываемая неуверенность в себе, но эти качества сочетались со способностью быть настойчивым, а иногда и идти напролом. Странная смесь: мальчик-мужчина, воск, который, застывая, мог превращаться в сталь. Он мог быть нежным, но и жестоким, мог поразить своей незащищенностью, ранимостью, а мог язвить, лгать без всякой необходимости. Это не мешало ей любить его, она все сильнее привязывалась к нему, но что-то все же изменилось, ушло из их отношений: как о несбыточном счастье вспоминала она о темном, почти черном небе, о серебристых тополях за перилами балкона, о приглушенном голосе невидимого певца.

Изменился и Игорь. Он больше не утруждал себя пылкими признаниями, перестал даже туманно намекать на возможные перемены в своем семейном положении, все реже и реже звонил ей на работу. Встречаясь во дворе, он или сухо здоровался, если рядом был кто-то третий, или, шутовски подмигивая, бросал очередной прутковский афоризм: «Не шути с женщинами, эти шутки глупы и неприличны».

В середине декабря ее пригласили на день рождения в кафе. Лена была простужена, выглядела ужасно, но подружки буквально силком вытащили ее из постели. Одеваясь, она посмотрела на себя в зеркало: белое, цвета алебастра лицо, пятна нездорового румянца на щеках, лихорадочный блеск в глазах. «Зачем я иду? — подумала она. — Надо остаться». Но внезапно возникшее неясное предчувствие беды словно подстегнуло ее...

В кафе было шумно, накурено. Танцевальная площадка до отказа забита парами. У нее мгновенно разболелась голова, но, чтобы не портить настроение подругам, осталась. Около одиннадцати, незадолго до закрытия, она увидела Игоря. С ним была молоденькая, лет девятнадцати, девушка в джинсах и вызывающе открытой блузке. Официантка подвела их к столику у самой эстрады.

«Уйду», — решила она, но удержала появившаяся за последнее время привычка во всем сомневаться: а вдруг случайность, вдруг девушка не имеет к нему никакого отношения, мест нет, вот и усадили за один столик. Сомневалась и одновременно знала, что не ошиблась: именно такой тип женщин, на ее взгляд, вульгарных, недалеких, нравился Игорю. Чувствуя, как пылают щеки, Лена поднялась и, пройдя через весь зал, подошла к его столику.

— Разрешите вас пригласить?

Игорь посмотрел снизу вверх, пожал плечами — это движение предназначалось девушке с глубоким вырезом: мол, извини, не моя вина, что кому-то взбрело в голову пригласить меня на танец.

— Как ты здесь оказалась? — спросил он, когда девушка уже не могла их слышать. — Что с тобой? Ты плохо выглядишь.

— Кто она?

— Эта девица? — Он явно обдумывал ответ. — Так, знакомая моего знакомого. Он должен скоро прийти, задерживается...

— Ты хочешь, чтобы я поверила?

— И мудрый Вольтер сомневался в ядовитости кофе, — сострил он.

— Ты не против, если я дождусь твоего знакомого? — спросила она и подумала: «Еще немного, и я расплачусь».

— Послушай, а тебе не приходило в голову, что для того, чтобы упрекать, надо иметь на это право? — Он говорил без злости, и оттого слова прозвучали особенно жестоко.

— Я, значит, не имею?

— Нет. И знаешь почему? — Он остановился посреди танцплощадки и опустил руки. — Потому что я не могу заставить себя любить. В этом никто не виноват, ни я, ни ты. Только не обижайся, ладно?

Танцующие толкали их, и ее начало относить в сторону. Он еще что-то говорил, но она видела только его раскрывающийся рот. Слезы текли из ее глаз. Как в полусне, она подошла к столику, взяла сумку и. сказав, что скоро вернется, пошла к гардеробу.

Здесь на нее обрушился еще один удар. В двух шагах, у зеркала, не замечая ее, стоял Игорь со своей спутницей.