— Я не хотел ехать сюда,- сказал Согомон Меграбян, приятно улыбаясь и обмахиваясь соломенной шляпой,- но молодой человек убедил, что здесь ловится форель. А я сейчас на пенсии, времени много.
Бурунц тоже приятно улыбался. Впрочем, у него это не очень получалось. Он был взволнован подозрением, которое пять минут назад шепотом высказал Норайр. Не терпелось поскорее все выяснить.
— Да-да, форель,- подтвердил он,- как же! У нас такие места… Давно вы ушли на пенсию?
— Около года.- Меграбян смотрел на Норайра, развалившегося на тахте.- А у вас тут, так сказать, я слышал,- события?
— Да-да…- Бурунц подвинул гостю папиросы. Сам он курил только махорку, а папиросы держал для гостей.- Вы, думается, могли бы кое в чем помочь…
Гость снова кинул взгляд на Норайра.
— Собственно, я ведь только насчет форели…- нерешительно проговорил он.
Бурунц неторопливо выпустил дым, покашлял.
— Норайр, выйди,- миролюбиво предложил он.
Мальчишка возмутился. Он привез этого человека из
Еревана. Он почти выведал тайну. Теперь его выгоняют?
— Выйди,- сухо повторил Бурунц.
Поджав губы, вызывающе шаркая тапочками, Норайр пошел из комнаты.
— Парень все у меня допытывался — как да что? — глядя ему вслед, улыбался гость.- А разве я могу рассказывать первому встречному? — Он придвинулся к Бурунцу и зашептал: — Форель, конечно, дело второе. Не за тем приехал. Вон куда наш Воронцов-то метнулся! Как узнал я об этом от вашего паренька, так и подумал, что придется мне давать разъяснение. Кроме меня, вряд ли кто сумеет…- Он поморщился и прижал рукой щеку, как будто заболел зуб.- Беда в том, что и я тут несколько виноват.
Бурунц попытался подвести его ближе к делу:
— Как все-таки вы умудрились потерять эти десять тысяч?
Согомон Меграбян недовольно махнул соломенной шляпой.
— Не с этого надо начинать, товарищ капитан! Ведь мы с Воронцовым давно знакомы, задолго до этого случая…
Во время войны, на фронте, в окопе, подружились два солдата. Одного ранило осколком, другой притащил его в медсанбат. Снова встретились только после войны. Тот, который был ранен, работал теперь в городе кассиром в инвалидной артели, другой жил в деревне. Он был очень недоволен своей жизнью. Хотелось побольше достатка, больше почета, а односельчане не выделяли его. И вот за кружкой пива он попросил своего фронтового приятеля…
— В общем, он сказал мне,- неохотно заканчивал
Меграбян,- чтобы я помог ему приобрести авторитет. Попросил, одним словом… Ну, я не смог отказать…
— Да о чем попросил? — Бурунц все уже понял. Подозрения Норайра подтверждались. Но вещи должны быть названы своими именами!
Меграбян виновато вытер лицо платком:
— Дело уже прошлое… Никаких подлых целей я у него не углядел. Отчего, думаю, не помочь? Ну, чтобы колхозники больше уважали. Невинно ведь это… Еще чтобы его в колхозе пригласили работать счетоводом. Очень он этого хотел.
— Говорил об этом?
— Да, высказывался. Не сомневался, что после заметки в газете его позовут в колхоз. «Председательница,- говорит,- не утерпит». И в этом тоже я не разгадал ничего плохого. Кто же мог знать… Словом, признаюсь, дал я ему из казенного портфеля десять тысяч. Рассудил, что никому не будет убытка. К тому же считал себя как бы должником — он меня, раненного, из боя вынес. Таким путем он и принес в артель эти деньги — будто свою находку. И потом уже в газете про него, и все такое… «Благородный поступок»…
— Вот вы и помогли жулику!- жестко сказал Бурунц.
— Кто же знал?-Меграбян мял в руке соломенную шляпу.- Может, хоть сейчас своей откровенностью немного заглажу…
— Придется все это оформить как ваше официальное показание.
Меграбян вздохнул:
— Что ж…
— И лучше, чтоб пока никто ничего не знал.
Бурунц приоткрыл дверь, позвал Норайра. Он был уверен, что мальчишка бродит где-то поблизости.
Действительно, спустя несколько минут на пороге показался Норайр. Он даже не вошел. Стал в дверях, глядя куда-то вбок. Каждому должно быть ясно, что его несправедливо обидели. Теперь вот зовут. Значит, очень уж понадобился. «Ну что?- взывал он всем своим неприступно-высокомерным видом.- Чего еще хотите?»
— Норайр,- кротко проговорил Бурунц,- надо все-таки повести товарища порыбалить. Раз уж он проделал такое расстояние именно ради форели…
— Ну и пусть рыбалит! — презрительно согласился Норайр.
— Да ведь он наших мест не зна,ет! А ему, наверное, захочется долго ловить… Во всяком случае, пока я съезжу в районный центр и вернусь обратно. Придется уж тебе…
— Еще я и это должен! — Норайр скорбно усмехнулся и покрутил головой. С места, однако, не сдвинулся.
— Собирайтесь,- посоветовал Бурунц Меграбяну.- Вы же видите — он согласен!
Майор Габо Симонян пригласил в свой кабинет следователя и запер дверь. Затем он кивнул Бурунцу: можно начинать.
Бурунц сказал:
— Я, конечно, в ход следствия не вмешиваюсь. Хочу только высказать свои соображения. Пригодятся — буду рад.
Он выложил на стол листочки из Уголовного кодекса.
— Свое преступление Воронцов готовил долго и начал издалека. Это, можно сказать, дело его жизни. Сперва был спектакль насчет потери и находки десяти тысяч. Об этом есть у нас показание бывшего кассира Согомона Меграбяна. Вернув деньги в артель, Воронцов добился, что его стали считать честнейшим человеком. Ведь так и называли: «Честный Воронцов!» Дальше. Он предугадывает, что его позовут в колхоз. Осуществилось и это его желание. Заметьте, его почти силком перетягивают с почты, Сусанна Ростомян хлопочет вовсю. В дальнейшем и это обернется против нее, Воронцов спросит: «Почему председательница колхоза так настойчиво переманивала меня к себе работать?» Но вот новый счетовод начал действовать в колхозе «Заря». Подделку чеков он задумал самую грубую. Никаких тонкостей ему и не надо. Потом я объясню — почему. В его планы входит быть пойманным, но он боится, что его раскроют раньше времени и он не успеет похитить, сколько намечено. Что же он делает? Пишет доносы сам на себя. Помните, товарищ майор, вы поручали мне проверку? Три доноса, четыре, пять. И постепенно люди привыкают, что у Воронцова все в порядке. Над доносами смеются. Никто не станет больше проверять Воронцова. Значит, поле для его преступных действий расчищено.
— Постой! — Следователь недовольно усмехнулся.- Что-то ты очень уж прямиком… Все знаешь, словно колдун… Откуда известно, что Ераносян писал доносы сам на себя?
— Пожалуйста! — Бурунц отыскал на столе нужный листок.- Прочитайте, что написано карандашом на полях. Это же точные фразы из первого доноса! Черновик — вот что это такое. Но, конечно, Воронцов слишком осторожный, чтобы своим почерком… И то, что он здесь сочинял, потом было другим человеком переписано. Кем же? Я побывал у него дома и, не раскрывая своих подозрений, установил, что на первом и еще на двух других доносах, поступивших в милицию,- почерк его жены. Остальные как будто переписаны с черновиков сыном Воронцова. Тут же скажу, что, по моему глубокому убеждению, ни жена, ни тем более сын ничего не знали и не понимали, а только выполняли приказ хозяина…
— Это еще нуждается в проверке,- прервал Габо Симонян.
— Вступив на преступный путь, Воронцов приобретает в магазине Уголовно-процессуальный кодекс. Никаких книг до этого он никогда не покупал. Почему вдруг такой повышенный интерес к законам? А потому, что он и не мыслит спасаться от наказания! У него нет в уме — скрываться или там бежать. Семья, дом… Он отлично знает, что наказание понести придется. И вот он изучает пункты закона, ищет лазейку, чтоб как-нибудь снизить себе кару. Видите, листочек, где наказания за растрату,- он больше зачитан, чем другие. Книжка совсем свежая, и лишь только этот листок захватан пальцами.
Габо Симонян спросил: