«Кардинал использовал мое имя для подлого и грубого подлога. Вероятно, он совершил это под чьим-то давлением или под влиянием неотложной нужды в деньгах и надеялся, что сможет выплатить долг ювелиру в срок и ничего не откроется».

Я была ужасно зла и всем сердцем ненавидела этого человека. Ведь он оклеветал не только мою матушку, но и меня. Я страстно желала отомстить ему и решила сделать это…

Когда Бёмер представил нам отчет о том, как кардинал обратился к нему с приказом купить ожерелье для меня, моя ярость еще усилилась. Кардинал клялся, что имел поручение от меня.

Я воскликнула:

— Он должен быть разжалован! Он должен быть лишен всех своих постов! Луи, ты должен пообещать мне, что арестуешь его!

— Арестовать кардинала Рогана?! Однако, дорогая…

— Но ведь он использовал мое имя! Он лгал и обманывал! Роган должен быть арестован! Луи, поклянись мне в этом!

Луи был в замешательстве.

— Мы должны разобраться в этом деле. Сейчас мы еще многого не знаем.

— Не знаем?! У нас есть рассказ Бёмера о том, как кардинал явился к нему с этой историей… с этой ложью! Если ты не арестуешь его, значит, ты веришь во все это и…

— Я никогда не поверю в это, но…

— Так арестуй же его! — Я обняла мужа за шею. — Ты должен арестовать его! Если ты не сделаешь этого, значит, даже ты против меня! Обещай мне! Обещай мне сейчас же, что арестуешь кардинала!

Мой бедный Луи! Существовал ли когда-нибудь более наглядный пример человека, который был достаточно умен для того, чтобы знать, как следует поступить, и в то же время не имел достаточно силы воли, чтобы сделать это! Луи хотел мира. Он не хотел никого обижать. Но он не мог не поддаться моим уговорам, даже несмотря на то, что знал, что действует вопреки своим собственным интересам. Он не мог противостоять слезам и ярости пустой женщины.

— Кардинал будет арестован! — пообещал он.

И я была удовлетворена.

Это произошло пятнадцатого августа, в праздник Успения. Король вызвал в свой кабинет барона де Бретея, министра королевского хозяйства, и мсье де Миромениля, хранителя печатей. Я тоже присутствовала там.

Король вкратце объяснил причину, по которой те были вызваны, и прибавил, что намеревается без промедления арестовать кардинала Рогана.

Мсье де Миромениль тут же запротестовал:

— Сир, положение и происхождение Рогана дают ему право быть выслушанным, прежде чем его арестуют!

Луи колебался. На самом деле он был согласен с Мироменилем, но тут я поспешно вставила:

— Он совершил подлог от моего имени! Он вел себя как самый обыкновенный мошенник! Я настаиваю на том, чтобы Роган был арестован!

Я увидела, как засверкали глаза Бретея. Он ненавидел кардинала так же, как и я, потому что был послом в Вене после Рогана, который, видимо в отместку, сделал Бретея мишенью своих злобных острот.

Бретей сказал:

— Совершенно ясно, что произошло. Кардинал Роган — самый расточительный человек во всей Франции. Он не только заново отстроил епископский дворец в Страсбурге (представьте себе, во сколько это должно было ему обойтись), но у него есть еще целая свита женщин, на которых он тратит целое состояние. Роган сблизился с колдуном Калиостро, живущим ныне у него во дворце в роскоши. Хотя, как говорят, Калиостро изготовляет для своего покровителя золото и драгоценности, все же его содержание дорого обходится кардиналу. Уже в течение многих лет он испытывает постоянную нужду в деньгах, несмотря на свои огромные доходы. Вне всякого сомнения, Роган в долгах, и вот каким способом он расплачивается со своими кредиторами.

— Он опозорил свой духовный сан и свое имя! — поспешно сказала я. — Поэтому, несмотря на свое положение, не заслуживает никакого снисхождения.

Как я заметила, мой муж колебался между тем, что он считал правильным, и своим желанием угодить мне. Тогда я бросила на него свой самый призывный взгляд. Мсье де Бретей, который не мог скрыть удовлетворения при мысли о неминуемом падении своего врага, решительно встал на мою сторону.

Король принял решение арестовать кардинала Рогана.

Праздник Успения совпал с моими именинами. По этому случаю в Версале должен был состояться специальный прием, на котором мне предстояло принимать поздравления. Поэтому галереи и прихожая под названием Бычий Глаз были заполнены толпами людей. Обязанностью кардинала как Главного раздающего милостыню Франции было отслужить мессу в королевской часовне. Не зная о том, что ожидало его, он приехал в своем кружевном стихаре и алой сутане. Ему сказали, что король желает встретиться с ним в своем кабинете в полдень. Он, должно быть, был удивлен тому, что ни я, ни король не появились в обществе с той торжественностью, которую все ожидали по такому случаю. Все же он вошел к королю в довольно веселом настроении, совершенно не подозревая о том, какое несчастье вот-вот должно было свалиться на его голову.

Он низко поклонился королю и мне. Я намеренно повернула голову в другую сторону и держалась так, словно не замечала его.

Луи сразу же перешел к делу.

— Мой дорогой кузен, вы покупали бриллианты у Бёмера?

Кардинал побледнел, но ответил:

— Да, сир!

— Где же они?

— Полагаю, их передали королеве.

Я издала гневное восклицание, но король продолжал, словно не заметил этого:

— Кто дал вам поручение купить эти бриллианты?

— Дама по имени графиня де ла Мотт-Валуа. Она вручила мне письмо от ее величества королевы. Я думала, что угожу ее величеству, выполнив это поручение.

Я больше не могла сдерживаться:

— Неужели вы думаете, мсье, что я дала бы такое поручение вам, человеку, с которым я не разговаривала целых восемь лет? Неужели вы и в самом деле могли поверить, что захочу вести переговоры через эту женщину?

Кардинала била дрожь.

— Я вижу, что был жестоко обманут. Я заплачу за это ожерелье!

Он повернулся ко мне. На лице его было выражение смирения, словно он умолял меня хотя бы немного посочувствовать ему. Но, разумеется, сочувствия он от меня не получил.

— Мое желание угодить вашему величеству ослепило меня! Я даже не подозревал о мошенничестве… до настоящего момента. Я глубоко сожалею. Могу ли я рассказать вашему величеству, как меня вовлекли в это дело?

Король дал ему разрешение, и кардинал трясущимися руками достал из кармана бумагу и подал ее королю. Я быстро подошла к мужу. Это было письмо, содержащее недвусмысленный приказ купить ожерелье. Оказалось, что оно написано от моего имени и адресовано графине де ла Мотт-Валуа.

— Но это же не мой почерк! — воскликнула я торжествующе.

— Посмотри! — сказал король. — Оно подписано: «Мария Антуанетта Французская».

Он с суровым видом повернулся к кардиналу Рогану, который выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок.

— Как мог принц династии Роганов и королевский капеллан подумать, что королева Франции будет так подписываться? Несомненно, вы должны знать, что королевы пишут только свое имя, что даже королевские дочери не подписываются иначе и что если даже королевская семья прибавит к имени королевы какое-нибудь другое имя, то уж во, всяком случае, это будет не «Французская». У меня тут есть письмо. Оно подписано вами и адресовано Бёмеру. Прошу вас, посмотрите на меня и скажите, подделка это или нет?

Кардинал слегка покачнулся. Луи сунул письмо ему в руки.

— Я… я не помню, чтобы писал его, — сказал он.

— На письме стоит ваша подпись. Это ведь ваша подпись?

— Да, сир. Должно быть, оно подлинное, раз на нем стоит моя подпись.

— Вы немедленно должны дать мне объяснение по этому поводу! — сказал король.

Я заметила, что Луи чувствует жалость к кардиналу Рогану. Такой гордый, высокомерный человек, привыкший высмеивать других… Теперь он был совершенно унижен. Это расстраивало Луи, даже несмотря на то, что Роган был подлецом.

Он мягко произнес:

— Кузен, я не хочу, чтобы вы оказались виновны. Мне хотелось бы, чтобы вы оправдали свое поведение. А теперь объясните мне, что все это значит!