— Тогда как еще он может добиться аннулирования нашего брака?

На этот раз Джордж ничего не ответил. Он продолжал сидеть, скрестив руками, уперев взгляд в пол, и, если бы Анна не была так занята собственными предположениями, она бы заметила, какое выражение было на его лице.

— Конечно, отец не откажется приютить меня… когда все будет кончено. Даже если теперь я дохлая гусыня, не способная нести золотые яйца.

Джордж резко поднялся и собрался уходить. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее на прощание.

— Не изматывай себя еще больше этими бесполезными предположениями. Твоя главная забота — поправиться как можно скорее, твои друзья уже соскучились без тебя.

— Мои друзья! — слабо улыбнулась Анна. — Остался ли еще хоть кто-нибудь храбрый настолько, чтобы отнести себя к их числу? — Она знала, что из тех избранных, которые состояли при дворе и над которыми она царствовала, можно рассчитывать на преданность очень немногих. Ее кузен Том Уатт и его сестры; Мэдж; сэр Фрэнсис Вестон и Гарри Норис; Уильям Бреретон. И ее любимый музыкант — Марк Смитон, с лицом фавна, с его всегда следящими за ней темными глазами, так похожими на ее собственные, и чуткими пальцами, способными извлекать из лютни чарующие тонкие звуки, напоминающие весенний день. Анна знала, что он тайно лелеет к ней безнадежную любовь. Сама эта идея была абсолютно смехотворной, учитывая разницу в их происхождении, но сейчас, когда ее гордость была грубо растоптана, мысль об обожании, пусть даже со стороны Марка, была для нее как целительное прикосновение к израненной душе.

Выйдя из комнаты, Джордж чуть не столкнулся с Мэри Уатт, спешившей к Анне. Он поклонился и пошел дальше, но она догнала его.

— Джордж, пожалуйста, остановись. Что случилось?

— Да вроде бы ничего, кроме того, о чем мы все и так знаем.

— Но что-то все-таки случилось, — настаивала она. — Я могу прочитать это по твоему лицу… И это касается Анны. — Потом, видя, что он молчит, она торопливо прибавила: — Клянусь тебе, что не скажу ей ни слова, но я должна знать.

Он обнял ее и привлек к себе, и, даже пребывая в тревоге, Мэри ощутила пронзившую ее радость от этого его объятия.

Он между тем уныло проговорил:

— Вчера его величество встречался с моим дядей Норфолком, Кромвелем и Риотсли. Он заявил им, что был вовлечен в этот брак колдовскими чарами!

— О нет!

— А потом… потом он добавил: «В Священном Писании сказано: «Да не дозволено будет ведьме жить на земле».

Они стояли, застыв на месте перед лицом грядущего ужаса.

Глава седьмая

Было воскресенье, день, когда все светское общество прибывает ко двору, чтобы отдать дань уважения королю, поприветствовать друзей и как следует присмотреться к недругам. Чапуиз стоял на галерее Гринвичского дворца, с глазами, как два темных озерца, полными раздумий, слушая и разглядывая все вокруг себя. Здесь, в самой сердцевине творящейся в мире политики и интриг, которые эту политику двигали, иностранные послы при английском дворе находили богатую почву для собирания сведений для своих донесений. А этот месяц 1536 года был особо богат на урожай всяческих событий. Имперский посол глядел через открытое окно в парк, где зеленеющие деревья слабо мерцали в лучах бледно-золотого солнца, и вдыхал в себя соблазнительные запахи холодной травы, листьев и майских цветов. В такой день можно простить Англии ее печальную зиму, но только до наступления следующей!

Среди всего этого буйства красок возрождающейся к жизни природы вторжение насильственной и неестественной смерти казалось неуместным. И тем не менее очень скоро, если не случится чуда, шесть здоровых молодых людей, одаренных и в расцвете сил, будут публично преданы смертной казни. Очень скоро женщина, обвиненная в колдовстве, которую мало кто считал настоящей королевой, мать никому не нужной девочки, предстанет перед судом, где ей предстоит бороться за свою жизнь. И это станет кульминацией падения Анны, оказавшейся неспособной подарить королю столь необходимого ему наследника престола. И еще пятеро мужчин, включая ее брата, обвиняемые в пособничестве ее преступлениям, предстанут перед другим судом, судом пэров Англии. Анну обвиняли, кроме того, в супружеской измене. Ее ближайшие друзья — сэр Фрэнсис Вестон, Гарри Норис и Уильям Бреретон, а также музыкант Марк Смитон — были названы в числе ее любовников. Супружеская неверность в положении королевы уже рассматривалась как государственная измена, но — как будто всего этого было недостаточно — Анна и Джордж Болейн обвинялись еще в отвратительном грехе кровосмесительства.

Всех их ждет праведный суд в соответствии с королевским правосудием… Кислая улыбка тронула уголки губ Чапуиза. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять, что все узники были заранее обречены. Герцог Норфолкский, как председатель суда пэров, и его прихвостень Суффолк позаботятся об этом. Норфолк был дядей Анны, но прежде всего он был одним из преданнейших людей короля, а его племянница — совсем неблагоразумно — часто оскорбляла его в приступах высокомерного гнева. Что касается Суффолка, то он со своими свихнувшимися мозгами сделает то, что ему прикажут.

С сардонической улыбкой Чапуиз наблюдал за двумя герцогами, прогуливавшимися сейчас вместе внизу под галереей. Их разговор мог бы многое прояснить, но они говорили слишком тихо даже для острого слуха посла. Конечно, вотум «виновен» должен быть вынесен большинством голосов, но тех пэров, которые еще оставались в неведении о воле короля в этом деле, быстро просветят. И даже если кто-то из них и верит втайне, что Анна не заслуживает всей той грязи, которой ее обливают, почему они должны рисковать своей жизнью, имуществом и благосостоянием из-за какой-то женщины, когда большинство из них недолюбливают ее как врага старых порядков в Англии? Гораздо лучше заменить ее тихой Джейн Сеймур, благочестивой католичкой и другом леди Марии, которая сможет использовать свое мягкое влияние на короля на добрые цели и подарит ему наследника престола, покончив тем самым раз и навсегда со всеми его запутанными матримониальными связями.

Одно было очевидно. Если какой-нибудь неправильно информированный пэр объявит Анну невиновной, он подпишет собственный смертный приговор, и будет только делом времени арестовать его по наскоро состряпанному обвинению в государственной измене, подвергнуть пыткам, а все его имущество конфисковать в пользу короны. Ибо король по прошествии последних семи лет уже ничем не напоминал того смеющегося золотоволосого мальчишку, который провел на охоте и в танцах всю свою юность, пока страной за него правил Вулси. Нынешний, вступивший в зрелость Генрих напоминал вставшего на задние лапы льва с геральдического щита. Он смел со своего пути всю противостоявшую ему оппозицию с легкостью, удивившей даже его самого. Сейчас, опьяненный властью, он собирался стать безжалостным владыкой в своем доме, круша всех непокорных, и горе тому, кто попытается перечить ему в делах ли супружеских или в любой другой сфере.

А что за преданный слуга стоит по его правую руку, готовый исполнить любое его желание? Чапуиз преклонялся перед разработанным этим человеком мастерским планом, приведшим к окончательному падению Анны. Кромвелю было бы достаточно обвинить ее в супружеской неверности, назвав всего лишь одного человека. Марк Смитон под пыткой признал, что несколько раз имел с ней половые сношения, и этого вполне хватило бы, чтобы осудить ее. Но государственный секретарь был слишком хитер, чтобы удовлетвориться таким простым решением. Он предвидел, как от этого пострадает благородный образ Генриха. Королю наставили рога, как какому-нибудь простому его подданному, а его жена, на завоевание которой он потратил столько сил, обманывает его с каким-то музыкантом низкого происхождения! Он станет посмешищем для людей в каждой таверне, в каждом доме в Англии да и за границей. Но только рыцарское возмущение может оказаться на стороне человека, который был принужден к браку особой, столь распутной и греховодной, что она не только расточала свои щедроты на толпу любовников, но и занималась кровосмесительной любовью с собственным братом.