Клара налила себе виски и, не разбавив, выпила. Руки ее дрожали, губы совсем побелели. Где-то внутри, под самым сердцем мучительно болезненным холодом разливалась пустота, заполняя собою то место, где столько лет хранилась ее самоотверженная уродливая любовь.
Она с трудом поднялась и вышла на балкон.
ГЛАВА 45
Мрак все еще окутывал дом, плотной завесой укрыв их от всего мира.
Ах, если бы не было вовсе этого мира с его моралью, с его тяжкими, непререкаемыми догмами...
Ну, Клара, что было бы тогда? Ты смогла бы оправдать себя, Гроссе, Гроэра? Ты смогла бы спокойно спать и жить? Преступления перестали бы быть преступлениями и не терзали бы угрызения совести?
Все условно в этом мире условностей.
Условно ли?
Что такое человек? Лист на древе человечества. Век листа короток, жизнь дерева, в сравнении с ним, бесконечна. Разве плачет дерево по листу? Листья рождаются и опадают, а ветви благодаря им тянутся к солнцу. Так было. Так будет.
Из-за горизонта, слабо мерцая, просачивался свет. Еще немного, и мир вновь обретет очертания, реальность и смысл. Оформится в предметы, угрызения совести, мораль. В человеческие судьбы, что осыпаются осенней листвой, ложась под могильные плиты. Лист Гроссе уже сорван с ветки и унесен в неведомые дали. Но осталась на месте обрыва почка. И почка лопнула... но не листом, а нарывом.
Так что же в сущности произошло? Она предала возлюбленного, ограбила его, отняла будущее. По ее вине мир никогда уже не узнает о совершенных им открытиях. Она убила не просто человека-клона, но редкий могучий ум ученого.Жестокого, поправшего людские законы, но несомненно гениального.
А кто, собственно, сказал, что право на жизнь принадлежит только добрым? Разве не сама природа родит зло. Разве не в противоборстве добра и зла постигается истина. Постигается кем – человеком? Природе и Богу она ведь и так известна. Побеждает сильнейший – вот неумолимый постулат эволюции. А сильнейший, увы, далеко не всегда оказывается "добрым". Но ведь Гроссе проиграл. Выходит, он был недостаточно силен?
Проиграл ли? Не возродился ли он вновь в своем фантастическом клоне? Не стал ли еще более опасен? Клон №1 искал бессмертия для себя, довольствовался тайными единичными опытами. Клон №2 замахнулся на все человечество, правда пока только в бредоподобной демагогии. Одним движением руки он невзначай уничтожил колоссальный труд своего предшественника. Или сам предшественник продиктовал ему с того света свою волю?
Клара понимала, что расправа с клиникой – акт неосознанный, а следовательно Гроэра нельзя обвинить в преднамеренности преступления. Да и можно ли назвать преступлением уничтожение зла? Все так. Но ее беспокоило другое. Своим поведением Гроэр только что доказал, что он всего лишь суррогат, вульгарная копия с оригинала – первого? второго? Или обоих сразу? Попугай, проговаривающий отголоски чуждых ему идей, о которых сам он не имеет ни малейшего представления.
Кто ты, красивый юноша по имени Гро-Эр? Пассивный проводник сил зла и разрушения? Мембрана, способная звучать лишь в заданной тональности? Человекоподобная биомашина, воспроизводящая и гипертрофирующая до абсурда идеи, питавшие когда-то нацистскую верхушку, но не способная на самовыражение? Не зря ведь Гроссе отказывал ему в праве называться человеком. Правда себя-то он при этом считал человеком номер один.
Допустим, размышляла Клара, Гроэр пользуется невидимым суфлером, выкрикивает чьи-то идеи и тут же забывает их. С этим еще можно было бы как-то смириться. Но ведь отсутствие собственной индивидуаль-ности не помешало ему совершить вполне реальный поступок, весь ужас которого только усиливается неведением невольного палача. И, кто знает, сколько еще неосознанных бед способен он натворить.
Легкой, обновленной жизни явно не получалось. Любви и покоя – тоже. Она жестоко просчиталась. Таков видно ее удел. Клара понимала, единственный выход из создавшейся ситуации – отправить Гроэра вслед за его оригиналом. Но что ей делать одной в этом огромном, враждебном мире? Кто нужен ей и кому нужна она? Своей ничтожной преступной жизнью она приносила людям и себе одно только горе. Что она, как личность, из себя представляет? Если Гроэр – эхо Гроссе, она – его безликая тень. Но если не существует больше Гроссе, то по всем законам природы должны исчезнуть и эхо его, и тень...
Горизонт нежно зарделся. Пробуждавшаяся земля улыбнулась новой заре, обретая украденные тьмой краски, и, сладко потянувшись, расправила онемевшие ветви. Кларе захотелось потянуться вместе с нею, вобрать в себя ее чистое могучее дыхание, аромат умытых росой цветов.
А кто, собственно, сказал, что она должна взваливать на себя ответственность за события, к которым лишь косвенно причастна? Разве это она сделала Эриха Гроссе преступником? Ее помощь ничего для него не меняла. Не она, так другая заняла бы ее место. Разве мало их было в Подземной Клинике. И не она вызвала к жизни реликтовое ископаемое в облике очаровательного Гроэра, вдохнула в него драконово нутро? Зло всегда рядом, как вирус в организме. Но эпидемии вспыхивают лишь там, где благоприятствуют условия и среда. Пусть человечество само о себе позаботится. Пусть проявит бдительность. С нее хватит. Она всего лишь женщина, как утверждали оба клона. Там, в операционной, Хилл спросил ее, что она выиграла, убив Гроссе. Теперь она знала ответ на этот вопрос, знала наверняка – ни-че-го.
Более того, произошло самое страшное – ее любовь умерла. Слишком долго Клара была беременна своей любовью. Разве может мать носить во чреве мертвое дитя? Она должна или исторгнуть его или погибнуть. Ее любовь, переродившись в раковую опухоль, опустошила ее нутро. Она срослась с этой опухолью в единый, агонизирующий организм. Она устала. Она безумно, смертельно устала.
Небо над горизонтом вспыхнуло костром инквизиции... Зачем же так мрачно! Небо распускалось на глазах благоухающей розой, объявляя о приближении царственного светила торжественным гимном жизни, который звучит лишь в сердцах, способных его слышать. Ужасы и страхи минувшей ночи таяли в солнечных лучах, утрачивая реальность.
Быть может все случившееся лишь плод ее больного воображения? Вот сейчас она вернется в гостиную и увидит своего Эриха с таким дорогим – как всегда, чуть недовольным лицом. Кларой вдруг овладела твердая уверенность, что именно так все и будет. Конечно же он ждет ее, сердится за долгое отсутствие. А она тут топчется на балконе, попусту теряя драгоценные минуты.
Она шагнула назад, в гостиную. Здесь, за тяжелыми портьерами, в полумраке заблудившейся ночи, все еще царствовал зловеще-багряный свет ночного кошмара. Гроэр крепко спал на диване, свесив одну ногу и закинув за голову руки. Клара долго стояла над ним, с тоской и сожалением глядя на скованное сном тело.
Усталость навалилась сразу. Этому бесконечному дню, длинною в целую жизнь, должен был когда-нибудь наступить конец. Шатаясь, Клара добралась до спальни, рухнула не раздеваясь на постель Гроссе и мгновенно уснула.
Айрис, ни на минуту не покидавшая своего наблюдательного поста, только того и ждала. Она скинула шлепанцы, чтобы не шаркать ими по полу, на цыпочках прошла в гостиную. Остановилась перед спящей копией хозяина, долго удивленно всматривалась в молодые черты его лица, в мускулистое, обтянутое гладкой кожей тело. Затем так же на цыпочках прошла в спальню. Убедившись, что ненавистная новая хозяйка тоже спит, закрыла окно. Вернувшись в гостиную, плотно закрыла дверь на балкон, но выходя, настежь распахнула двустворчатые двери, соединявшие гостиную-столовую с кухней.
Укрывшись ненадолго в своей комнатке, она вернулась на кухню одетая, причесанная, с сумкой в руках. Прислушалась. Все было тихо.
- Свой дом я доверила мистеру Гроссе, а вы его убили, – злобно пробормотала Айрис, направляясь к плите. – Вам не следовало являться сюда.
Она вывернула до предела все пять комфорок и открыла духовой шкаф. Плита ответила ей зловещим змеиным шипением. Мстительная ухмылка искажала дряблое лицо женщины, когда она плотно прикрывала за собой парадную дверь и поспешно спускалась с крыльца.