- С чего это ты вздумал хандрить, Dad? – Она все-таки улыбнулась.

- Так ведь время уже. – Он тоже попытался улыбнуться. – Рад тебя видеть, дочь. Нам с матерью очень тебя не хватало.

Напряжение наконец разрядилось. Общение обещало быть мирным, даже семейным.

- Ну а теперь скажите, что с папой ничего страшного, что вы нарочно это придумали, чтобы заманить меня... домой, – потребовала Клара, сама не веря тому, что говорит, поскольку все поняла с первого взгляда.

- Рады бы, – мрачно отозвалась мать. – Но он действительно серьезно болен. Врачи дали ему неделю, от силы две на то, чтобы успеть привести в порядок свои дела.

Клара промолчала. Все, что она могла бы в этой ситуации сказать, прозвучало бы фальшиво.

Больной прикрыл веки. Глубоко запавшие, будто провалившиеся в глазницы глаза, почти лишенный растительности, обтянутый сморщенной кожей череп – этакая распеленутая египетская мумия.

- Пойдем в столовую, – предложила мать. – Ты наверняка голодна с дороги. А он пусть отдохнет... Honey, попытайся поспать немного.

- А разве еще не время сделать морфий? Без этого я не усну, – не открывая глаз, умоляюще пробормотал он.

- Нет, honey. Ты же знаешь, следующий укол на ночь.

- Ради такого случая можно бы сделать и исключение! – с неожиданным раздражением накинулся он на жену. – Или ты хочешь, чтобы я запомнился дочери корчащимся и скулящим от боли?

- Хорошо, хорошо, Стэнли. Я поговорю с сиделкой. Только, умоляю, не нервничай.

За обедом Клара упрекнула мать:

- Почему ты ничего не сказала мне, когда у него это только начиналось? Гроссе делает чудеса, вытаскивая людей с края могилы. Он мог бы...

- Не смей упоминать при мне этого имени! – гневно выкрикнула женщина, и все ее три подбородка заходили ходуном, как студень на подносе нерадивой служанки. – Даже ценой собственной жизни отец не принял бы помощь от этого выродка. И от тебя тоже, потому что ты путаешься с ним.

- Опять за старое! Ты для этого вызвала меня сюда, мама? – Клара отшвырнула с колен салфетку, намереваясь покинуть стол.

Женщина крепко ухватила ее за руку, силой удерживая на месте.

- Извини. Я не хотела. Вырвалось. Не время сейчас для ссор и обид.

Семейная трапеза закончилась в полном молчании. Поднимаясь из-за стола, мать сухо спросила:

- Наверное хочешь отдохнуть с дороги? Твоя комната ждет тебя. Надеюсь, не забыла, где она находится?

- К сожалению, у меня слишком мало времени. Завтра я должна буду вернуться. Так что отдохну в самолете.

- Как!? Уже завтра?.. Впрочем, другого от тебя я и не ждала. Что ж, наверное ты сама знаешь, что делаешь.

- Я могу побыть с отцом?.. Если, конечно, он захочет.

- Можешь. Только постарайся его не раздражать. Из-за этих ужасных, мучительных болей он легко выходит из себя. А я пока прилягу. Кажется, давление опять подскочило.

Они так и не спросили друг друга, как каждой из них жилось все эти годы. Клара поймала себя на мысли, что не только не соскучилась по матери, но и уже тяготится ею, мечтая поскорее уехать.

Отец лежал в той же позе, на спине. Его широко открытые глаза бездумно смотрели в потолок. Рядом – не на белом кожаном кресле хозяйки, а на обычном стуле, дремала сиделка. Клара тронула ее за плечо.

Сиделка вскочила, виновато моргая.

- Мне уйти, мэм?

Клара кивнула, и когда женщина закрыла за собой дверь, заняла ее место.

Теперь взгляд больного был устремлен на дочь. А она сидела, глядя в пол, не зная, о чем говорить.

- Ты хоть довольна своей жизнью? – неожиданно спросил отец. – Я хотел бы знать, оправдалась ли в твоих собственных глазах жертва, которую ты принесла на алтарь своей любви. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Клара укрылась под ресницами от его пытливо-насмешливого взгляда. Что она могла ответить. Что ее жизнь сплошной кошмар? Что она изнывает, умирая каждый день, от конфликта с самой собой? Что она любит монстра в облике человеческом?

- Нет, папа, недовольна, – холодно призналась Клара. – Но обсуждать эту тему мы с тобой не будем, ладно.

- Помоги мне сесть, – попросил он. – Я хочу лучше видеть тебя.

Клара подложила еще пару подушек под голову больного и, приподняв его за плечи, помогла принять полусидячее положение. Она обратила внимание, что отец стал легким, как ребенок.

- Оказывается, подводить итог собственной жизни – занятие довольно интересное. – Тон был будничным, почти равнодушным, как если бы он говорил о чем-то несущественном. Но Клара понимала, это напускное. – Вот лежу на этом супружеском троне и год за годом листаю странички нашей семейной летописи.

- Что ж, тебе действительно есть, что вспомнить, – отозвалась Клара, как могла, дружелюбно.– Вы прожили с мамой интересную, веселую жизнь. Такое не каждому удается.

- Увы, всему приходит конец. Думаю, она тоже не долго протянет. Здоровье у нее никудышное, да и возраст... К великому нашему сожалению, у нас нет других детей. – О, он меньше всего был расположен ее щадить. –Так что, все наше состояние по закону должно перейти к тебе.

Клару коробили эти разговоры, хотя они были абсолютно естественны в положении отца. Ей хотелось сказать ему что-то теплое, поддержать его, ободрить, но слова почему-то застревали в горле.

- Мне ничего не нужно, папа! У меня все есть, – только и сказала она.

- Не притворяйся. Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Но мною руководит вовсе не забота о твоем будущем, которое ты сама убила, а нежелание пустить по ветру то, чем мы владеем. А ты – наша единственная и прямая наследница. Мое завещание нотариус огласит после моих похорон. Разумеется, в нем заранее оговорено, что, пока твоя мать жива, все останется без изменений.

- Папа! Давай поговорим о чем-нибудь другом.

- Я буду говорить о том, Клара, что для меня сейчас важнее всего! – Он возвысил голос. – Итак, в своем завещании я предусмотрел один пункт. И хотел бы, чтобы ты услышала о нем от меня лично, а не постфактум, через нотариальный бланк. Ради этого твоя мать, по нашему обоюдному решению, и вызвала тебя сюда.

Сощурясь, Клара бросила на него быстрый, проницательный взгляд. Значит, ни мать, ни отец и не собирались искать с ней примирения, даже перед лицом смерти. Тогда чего же они от нее хотят?

- Но сначала я расскажу тебе одну страшную историю, – начал отец усталым, надтреснутым голосом, глядя мимо нее куда-то в стену. – Не выдуманную, не из фильма ужасов, а самую настоящую... Хотя, как человек грамотный, ты должна знать все это не хуже меня. Речь пойдет о мистической тайной организации, величавшей себя "Аненербе". Тебе знакома такая?

- Отец, ты собираешься прочесть мне лекцию о нацизме? Сейчас?! – поразилась Клара.

- Именно о нацизме и именно сейчас. А ты, как хорошо воспитанная девочка, будешь сидеть и слушать своего умирающего отца. И стараться не перебивать его. Потому как сил у меня осталось не так уж много.

Клара нахмурилась, закусив губу.

- Возомнив себя прямыми наследниками древней Атлантиды, – начал он, – нацисты собирали по всему свету доказательства избранности арийской расы и, соответственно – ущербности всех прочих рас, неарийских. Полсотни научно-исследовательских институтов Аненербе перелопатили ради этой идеи тонны рукописной макулатуры – рунические письмена, зороастрийские монускрипты, санскритские трактаты и прочие. Со Второй Мировой Войной их поиски доказательств... стали куда более конкретными, а главное – наглядными...

От волнения или от жестоких болей отец тяжело дышал. Приступы сухого лающего кашля мешали ему говорить, но он упрямо продолжал, задавшись целью высказаться до конца.

- По распоряжению Гиммлера аненербовцы приступили к, так называемым, антропологическим исследованиям. Звучит безобидно, не правда ли. И вполне научно. На практике же это были зверские массовые убийства и бесчеловечные опыты над людьми... – Он опять закашлялся. – Будь добра, подай мне с тумбочки стакан воды...