Послышался смех. Но люди тут же насторожились.

– В твоих речах, старик, слышна измена, – угрожающе проговорил чужак.

– А в твоих – безумие! – сурово ответил Иехойахим. – И ни одно мое слово не противно Закону. Но ты слушаешь не меня, а свою гордыню…

– Пойдем ка отсюда! – шепнул Клеопа деверю. – Собаки на окраине, будто взбесились!

– Нельзя оставлять отца! – ответил Йосеф.

Клеопа скользнул вдоль стены и исчез в темно-синем проеме двери.

– …А теперь, правоверные, послушайте меня! – говорил гончар. – Среди нас молодежь, которая не ведает ужасов войны, и грезит о свободе, как о подарке, который ей преподнесут за одно только безумное желание иметь его. Но для нас, чей удел добывать пропитание ремеслом, которому нас научили наши отцы, какой смысл для нас в войне с Римом? Да, слуги императора жестоки к народу. Они плохо знают наши обычаи! Но ведь не вся империя преследует нас. Сколько наших единоплеменников живет в Элладе, Александрии, в самом Риме! И никто не притесняет их!

Да, законы Рима кажутся нам несправедливыми. Но покажите мне хоть одного из нас, кто с молоком матери не впитал бы смирение и рабство, которым вы теперь так тяготитесь! Кто из ваших отцов мог сказать – я свободен! – чтобы вы теперь могли затосковать о праведной жизни? Слишком поздно заговорили вы о свободе!

Теперь подумайте, против кого вы поднимите оружие! Незапамятно давно Ксеркс привел неисчислимое войско, чтобы захватить весь мир. Афиняне у Саламина сокрушили могущество Азии, и столетие царили над Элладой. Ум и мудрость этой нации до сих пор восхищают народы. Но теперь афиняне безропотно подчиняются Риму! А спартанцы, прославившие себя у Фермопил и Платеи, разве не достойны они свободы? Но и они приняли участь афинян. Македоняне до ныне грезят величием Филиппа и Александра, за два десятилетия покоривших весь мир. Неужели они не достойны свободы? А вы, горсточка безумцев, чьи предки не раз терпели поражение даже от соседей, хотите восстать против неисчислимых народов, покорных Риму, чьи лучшие воины считают за честь службу в римской армии. Даже парфянский царь предпочел мир войне с империей. Так кого из народов вы хотите взять в союзники, чтобы выступить против целого мира?

Наши предки и их цари превосходили нас богатством и мощью. Они с оружием в руках отстояли свою независимость, и знали, что такое победа. Сила их духа была сравнима с их волей, представления о которой вы не имеете. Но смогли ли они противостоять Помпею, завоевавшему страну лишь ничтожной частью римского могущества? Или вы думаете, что вам придется воевать с египтянами или аравийцами? Тогда вспомните, что Египет простирается до Индии. Но это лишь малая часть империи. И вспомните участь Карфагена, который не смог защитить даже великий Ганнибал, единственный иноземный полководец, победно прошедший по самой Италии. Может у вас есть деньги, чтобы снарядить флот, перейти море, и сразиться с Римом на его земле? Или у вас есть деньги на оружие и на изнурительные походы? У вас ничего этого нет. Вы надеетесь только на помощь Господа, Бога нашего. Но разве без его содействия могла бы образоваться столь мощная империя? Значит и он стоит за Рим! Теперь подумайте и о том, что, защищая Закон, вам неизбежно придется его нарушать, как это сделали Маккавеи. Ибо столетием ранее Помпей усиливал боевые действия именно в шабат. А если во время войны вы преступите древний Закон, так за что вы намерены бороться?

Ты, раби Йехуда, утверждаешь, что правоверным зазорно платить подать кому-либо, кроме Господа. Но все народы охотно платят подати Риму. Одна Александрия за месяц посылает в Италию столько зерна, сколько наша страна не собирает и за самый урожайный год. Взгляни на флотилии кораблей с зерном в гавани Цора, если тебе случится побывать там. Разве эти народы меньше, чем ты, чтят своих богов? Но римляне никому не запрещают служить тем богам, которые народы выбрали сами. Вспомните пример Помпея. Обозленный сопротивлением оборонявших Ершалаим, он разрушил город, но не тронул Храм. Не это ли почитание нашего Бога!

Теперь, выслушав меня, вы можете взяться за оружие. Но тогда вам лучше собственными руками умертвить ваши семьи и заковать себя в цепи. Ибо это станет вашей участью. И помните, что ничто так не угнетает преследователей, как кротость жертв и терпеливое подчинение. Тогда как сопротивление дает ему повод к жестокости.

Горожане одобрительно загалдели. Раби Йехуда нервно сунул руку за пояс и шагнул к Иехойахиму. Но тестя уже оттеснил от опасности зять. Возле чужака сгрудились трое. В руке человека с косым шрамом через бровь, соратника Йехуды, затускнел нож. Некоторые встали полукругом за гончаром.

Пинхас ступил между противниками и возвысил голос:

– Как вы обороните страну, если пред взором Бога готовы пролить кровь братьев?

Тогда Йехошуа крикнул:

– Деда, сюда идут солдаты!

Десятки глаз подслеповато уставились в полумрак. Кто-то крикнул: «Измена!» Началась сутолока. Йосеф подхватил сына и вынес на улицу. Мальчик прижался щекой к его мягкому халату, пахнувшему потом и козьей шерстью.

На окраине двора застучали конские копыта. Тут и там вспыхнули факелы. С улицы с воплями возвращались бежавшие первыми.

– Сюда! – крикнул дед.

Вцепившись в ладонь отца, Йехошуа бежал переулками и слышал шелест множества шагов, испуганное дыхание, отчаянную ругань и проклятия.

Рядом дробно затопал конь, и в нескольких локтях вспыхнул факел. Вжав голову в плечи, мальчик обернулся. На них летел всадник. Факел с болтавшейся паклей торчал у стремени. Подкова выбила белые искры из камня. Круглый шлем солдата сполз ему на брови. В руке блеснул меч. Солдат злорадно оскалил щербатый рот.

Гончар воткнул за пояс полы халата и повернулся к солдату, держа гладиус обеими руками. Дед присел, чтобы нырнуть от рубящего удара. Коротышка со шрамом на брови бросился на солдата. Йехошуа услышал конское ржанье и отчаянную ругань латинянина. Мальчик заплакал от страха и от жалости к деду.

Родители торопливо навьючивали сонного осла, седого в лунном свете. В дальних дворах завыли собаки, кричали мужчины, вопили женщины. Йосефа мелко трясло.

– Ищут тех, кто был в собрании, – пробормотал он. – Кто-то их научил.

Проклиная римлян и своих, он обмотал копыта осла рваниной.

Шли по теневой стороне улицы. Облако размыло луну в бледно-лимонный мазок. За городом беглецы свернули с дороги в лес. За южной окраиной запричитала женщина.

– На богатый Цор погони не будет, – прошептал Йосеф.

Слезы высохли на щеках мальчика. При луне он увидел напуганное лицо матери. Она несла на голове узелок. Йехошуа понял: они бегут из города навсегда. Он вспомнил деда, Мирьям, Пинхаса, Иакова, Барашка…

Скорбно подрагивали звезды. И это было все, что уносил мальчика из детства.

Часть третья. Изгой

У ректора были телефонные номера Зубанова: рабочий, домашний и мобильный. Но говорить с занятым человеком о незначительном деле надо «между прочим» и с глазу на глаз. Например, сегодня, на городской партконференции. Надо уметь просить так, чтобы не отказали. А для этого необходимо учитывать все выгоды и риски сторон.

Ушкин еще не решил, для чего ему заступаться за бывшего ученика. Протест потомственного интеллигента против произвола власти, корпоративная солидарность, человеческое участие, конечно, объясняли поступок. Александр Сергеевич даже представил в исследованиях биографов этот штришок своей общественной деятельности, выгодно высветивший его противоречивый характер. Демонстрация собственного всемогущества в глазах соратников или недоброжелателей тоже льстила самолюбию. Но за всем этим брезжило еще что-то. Какая-то сногсшибательная комбинация. Ушкин пока лишь предчувствовал ее. Как предчувствовал головоломный виток скучного, неподдающегося сюжета. Но даже если бы он облек задуманное в словесную форму, он не признался б себе, что его благородство, – благородство во мнении посторонних! – прикрывает его очередную пакость. Всю эту идиотскую возню вокруг Аспинина можно использовать во внутриинстиутских целях. Нужно лишь умело расставить ловушки.