— Папа сказал, Вам… Ваше это… Отнести… — больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.

— Спасибо, — Михельсон уже пришел в себя. — Передай папе спасибо, если бы не ваша помощь, была бы полная… Всё было бы значительно хуже… Совсем всё плохо было бы… А так есть надежда… На благополучный исход.

— Ага… Я передам, до свидания, — парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.

Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.

— Здравствуй, Семен Степанович, — сказал он водителю «Волги». — Груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра, — кивок в мою сторону, — и это… — взгляд на Гену, — проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе… Знаешь её?

— Знаю, у меня там тёща рядом… — начал было водитель.

Но тут Гена вздернул подбородок и отчеканил:

— Я не еврей!

— Зато я еврей, — грустно произнёс Михельсон. — Да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает: еврей в квадрате. И теперь я должен придумать, куда мне из этой ж…пы выплывать, и как потом отмываться… Да, Степаныч, — остановил он двинувшегося за Жошей водителя. — Без меня не уезжай, письмо для Упорова на кафедру отвезёшь.

— Добро, Лексей Исакич.

Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.

16

Не успела «Волга» проехать и десяти минут, как Семен Степанович недовольно кхекнул, свернул на обочину и заглушил двигатель.

— Приплыли, похоже, едрёна шишка! — беззлобно ругнулся он в ответ на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.

Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо стояло на ободе.

— Запаску будем ставить? — помогая вытащить рюкзаки из багажника, спросил я.

— Её я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, — тоскливо сообщил водитель. — Да что ж сегодня, япона попона, за день-то за такой?! Второй ведь уж гвоздь на этом долбаном проселке!

Кому хоть раз приходилось менять камеру в полевых условиях, знает, что удовольствие это ниже среднего. Но у Семена Степановича с инструментом все было в порядке, и через час мы уже снова катили по дороге. И вдруг…

— Твою мать!!! — рявкнул наш водитель и резко бросил машину вправо. — Это ж уже ни в какие ворота не лезет!!!

— Что, опять? — удивился я.

Теперь на ободе стояло переднее правое колесо.

Семен Степанович молча вытащил из-под моего сиденья струбцину и стальной стакан. Потом долго копался в недрах багажника и, наконец, развернув какую-то тряпочку, заулыбался.

— Вулканизировать будем, — торжественно произнес он. — Целых камер у меня больше нету.

Мне водитель вручил ведро и банку из-под шпрот:

— Мы там мимо лужи проезжали. Принеси воды, чтобы прокол в камере искать.

Лужа оказалась неглубокой, но с помощью банки ведро я наполнил довольно быстро.

Когда вернулся, на траве уже лежало все необходимое: шкурка, насос, резина для заплаток. Вулканизатор был собран и готов к работе.

Семен Степанович опустил слегка подкаченную камеру в ведро с водой и начал ее поворачивать. Обнаружив свищ, он обтер резину чистой тряпкой и несколько раз шоркнул в намеченном месте шкуркой. Затем шкурку и камеру передал Гене.

— Вокруг этого места… Сантиметра три во все стороны… Нужно зачистить.

В это время мимо нас прогрохотал грузовик. Кузов его был доверху заполнен крашеными старыми досками и почерневшими бревнами с кусками свалявшейся пакли. За первым грузовиком вскоре проехал еще один. Наш водитель проводил его взглядом, витиевато выматерился и полез в багажник.

Оттуда Семен Степанович достал запаску и в сердцах швырнул ее перед собой.

Мы с Геной обалдели.

— Еще не поняли? Дома на слом продают! Дачники ржавыми гвоздями дорогу засеяли! Пока светло, все три камеры вулканизировать будем!

Вот так и получилось, что к больнице мы прикатили в первом часу ночи. Полумертвыми от усталости.

Заспанный сторож долго читал сначала бланки направлений, потом — наши с Геной паспорта. Затем он тяжело вздохнул и открыл внутреннюю дверь будки. Я на прощанье помахал рукой водителю, и мы пошли устраиваться.

Спать хотелось зверски.

Сторож привел нас к какой-то двери, буркнул:

— Ждите.

И скрылся внутри.

Обратно он вышел в компании зевающей тетки в белом халате. Тетка посмотрела наши направления, покачала головой, а потом решительно двинулась в сторону от здания со словами:

— Идемте, до завтра я вас устрою, а там пусть заведующий разбирается.

Мы потопали за ней без лишних вопросов. Идти пришлось недалеко, к соседнему одноэтажному строению. Отперев обитую железом дверь, она провела нас вовнутрь и щелкнула выключателем. Лампочка осветила стерильно чистый бокс с двумя заправленными кроватями, столом, стулом и эмалированной раковиной умывальника.

— Спите, утром за вами придут.

У меня хватило сил только раздеться и нырнуть под одеяло. Свет выключил Гена.

17

Белые больничные занавески были просто не в силах защитить нас от яркого летнего солнца. Да еще и пение птиц. Двойные рамы не удерживали эти звуки за пределами бокса. Но ни усталости, ни раздражения я не чувствовал. Проснулся бодрым и отдохнувшим. Гена уже плескался у умывальника. Закончив бриться, он вышел на улицу. Я надел джинсы, рубашку и последовал за ним. Умоюсь позже, торопиться некуда.

Гена достал пачку, выташил сигарету, вопросительно посмотрел в мою сторону. Я отрицательно качнул головой, тогда он бросил пачку на крыльцо рядом с собой и стал прикуривать. А я сошел со ступенек и сделал два шага в наветренную сторону. Утренний воздух пах свежестью, цветами, травами. Дышать табачным дымом не хотелось. Рядом оказалось еще одно крыльцо. Постояв немного, я уселся на него и принялся любоваться окрестным парком.

Спустя пару минут перед зданием остановился небольшой фургончик с надписью «Аварийная» на борту. Выскочивший из кабины белобрысый загорелый парень обвел нас взглядом, поздоровался и попросил закурить. Гена молча указал на раскрытую пачку.

— Вот спасибо, — расплылся в улыбке водитель. — У меня курево ещё вчера вечером кончилось, а магазины только через час откроются. Меня Сергеем кличут. Можно, еще одну возьму? Я сегодня по разнарядке весь день тут работаю, в обед отдам. А вы, что, гриппуете, ребята?

Парень небрежно махнул рукой на вход в здание за моей спиной. Я повернулся и поднял глаза. Над дверью было написано: «Грипп».

— Нет, — сказал я, — мы из соседнего бокса.

Не глядя, я указал на дверь справа от Гены. С мгновенно побелевшего лица Сергея исчезла дружеская улыбка. Её место заняло какое-то странное отрешенное выражение.

Отшвырнув недокуренную сигарету мне под ноги, он кинулся к машине. Выдернул из кабины белую пластмассовую канистру, вытащил мыльницу, повесил на шею полотенце. Затем, чуть приотвинтил пробку, положил канистру на капот и, смочив руки под тонкой струйкой воды, начал быстро их намыливать.

Я перевел взгляд направо и остолбенел. Над входом в наш бокс висела стандартная чёрно-белая табличка «Изолятор», а чуть ниже красными буквами прямо на стене было написано: «Чума, холера, тифы». Гена тоже посмотрел на табличку. Сдвинул взгляд ниже…

— Офигеть! — только и смог выговорить он.

Но в этот момент сбоку раздался знакомый женский голос:

— Да, не обращайте нимания, мальчики! У нас последний случай чумы был еще до вашего рождения, и там всё стерильно. Собирайте лучше вещи, пойдем устраиваться.

Сергей набрал в ладошки побольше воды и плеснул её на лицо. Завинтил пробку. Неторопливо вытерся. Мне было немного жаль его. Одни боятся пауков, другие крыс, третьи змей… Похоже, наш новый знакомый обмирает от страха при слове «чума». Страшится её до визга, до дрожи в коленках, до истерики. Еще минута — и он стал бы вымывать воображаемую заразу изо рта. Теперь, наверное, до самой смерти будет курить только свои. Если, вообще, не бросит…