— Чем он там занимается?

— Просит о въезде в Чили, чтобы работать на ДИНА.

— Действительно интересный человек! Он делается мне все более симпатичным.

— У него делали обыски, следили за ним, записывали разговоры, использовали все средства, имеющиеся в нашем распоряжении, и никакого компромата.

— Может быть, не сумели связать воедино отдельные факты. Или такой связи просто не было.

— Мне нужна твоя помощь.

— Чтобы я высказал свое мнение?

— Нет. Хотелось бы, чтобы ты занялся этим делом.

— Многого я тебе не обещаю, но я могу сделать так, чтобы его обыскали по-настоящему, прощупали от головы до ног и пришли к какому-то заключению в ближайшие часы.

Дайнас

Утрата связи с Центром ставит разведчика в тяжелое положение. Перерезаются важные нити, которые позволяют быстро ориентироваться в критических ситуациях. Иной раз даже утрачивается способность правильно оценивать опасность своего положения. Именно это и произошло с Чино, когда он отправился в Сальвадор. Нужно было немедленно сообщить ему, чтобы он отказался от попытки проникнуть в ДИНА. У ЦРУ возникли серьезные подозрения, а пиночетовская разведка не могла не проконсультироваться с американцами перед вербовкой. Возможно, обмен мнениями через эфир уже шел.

Чино между тем с нетерпением ожидал в отеле ответа Ганса Бостельмана. Он не придавал особенно большого значения отсутствию связи с Кубой, так как предупредил о своем длительном "молчании", пока не "нормализуется" его работа.

Но обстоятельства изменились, и на Кубе решили принять срочные меры. Был подготовлен специальный связной для поездки в Сальвадор.

Ему поручалось обеспечить, чтобы Сантос:

1. Сменил документы и внешность.

2. Отменил поездку в Чили.

3. Возвратился в Майами (самый опасный пункт плана), чтобы проинструктировать свою замену, уже прибывшую туда.

4. Вернуться на Кубу через "Синюю страну".

А Чино, который ни о чем еще не знал, безуспешно обивал порог чилийского посольства, требуя ясного ответа на свою просьбу. Он не знал, что Бостельман, сам сгорая от нетерпения, вынужден был ждать приказа своего руководства. В свою очередь нерешительность ДИНА объяснялась ее подчиненностью ЦРУ. Шел нескончаемый обмен телеграммами, многие из которых, запаздывая, создавали путаницу. Военный атташе, выведенный из себя ожиданием, потребовал окончательного ответа под предлогом того, что Сантос вот-вот уедет. Он хотел заставить свое начальство наконец срочно принять решение и покончить с тягостной неопределенностью. Именно об этом, о необходимости принятия решения, размышляли сейчас в здании "Дьего Порталес" в Сантьяго-де-Чили.

Пузан-Адольфо был доволен и польщен приглашением присутствовать на высокопредставительном совещании в "Дьего Порталес". Он почувствовал себя важным человеком. Он знал, что руководство пришло к выводу о необходимости создания аналитической группы. Может быть, думал он, его вызвали как раз за тем, чтобы сказать: "Адольфо, займитесь этим делом".

Он прибыл одним из первых. В зале готовили к работе звукозаписывающую аппаратуру, и он стал думать, как построить свою речь, чтобы на него обратили внимание. Например, можно начать так: "Я, Адольфо, поступил бы таким образом…" Кто знает, куда попадут эти записи. В любом случае их будут иметь в виду. По крайней мере, могут спросить: "Откуда этот умница Адольфо, где его разыскать?" Обычно, когда записывается конфиденциальное совещание, это делается для доклада в высшие инстанции. Может быть, это совещание созвано по личному поручению Пиночета. Возможно, на нем будут обсуждать вопрос о приезде в Чили кубинского агента.

Совещание началось. Сразу приступили к делу. На стол было выложено дело по Сальвадору. Высокий костлявый человек с длинным лицом и большими ушами медленно зачитал ультиматум Ганса Бостельмана. Затем кисло сказал:

— Мы его хорошо знаем. Он способен припугнуть, чтобы избавиться от лишней работы.

— У Ганса и без того много дел, — вступился за него низенький толстый человек с тонкой ниточкой каштановых усиков.

— Он занимается всей Центральной Америкой и не может бесконечно ждать, пока решится вопрос о том, следует ли этой никому не известной личности разрешать ехать в Чили, причем не исключено, что этот Сантос нам ни для чего не пригодится.

Адольфо поднялся и пошел в наступление:

— Я, Адольфо, считаю, что нам наконец нужно принять решение. Естественно, что этот человек испытывает нетерпение. Я себя спрашиваю: Адольфо, что бы ты делал на его месте? Ждал бы того дня, пока кто-то решится сказать тебе: приезжай! Нет. Я бы надоедал, довел бы до белого каления Ганса или любого другого, а не добившись ответа, убрался бы восвояси, оставив всех при своих сомнениях.

— Я бы спросил мнение Хулио Солорсано, — вступил в дискуссию следующий. — Не изменил ли он своего мнения о Сантосе.

Высокий костлявый человек гулким голосом отреагировал:

— А кого спрашивать? Хулио Солорсано-отца или сына? Если Хулио-отец будет сомневаться, а Хулио-сын нет? Это равносильно выбору между опытом, мудростью, уравновешенностью зрелости и напором, неуемным энтузиазмом юности. Я бы предложил такое решение: косвенно спросить самого Сантоса. Если он был достаточно терпеливым, чтобы ждать все это время, если не раз проявлял настойчивость, это говорит о его особой заинтересованности. Возникает вопрос: не преследует ли он определенного оперативного интереса?

— Другими словами, вы предлагаете рассматривать его как возможного агента Кастро?

— Я сказал, что можно даже и об этом подумать.

— Но кто может доказать, что этот человек проявляет настойчивость? Ганс Бостельман ссылается на срочность, чтобы снять с себя заботу, — заговорил усатый толстяк с густыми бровями и жестким взглядом. — У нас нет твердой почвы. Я бы основывался на том, что Соединенные Штаты затягивают переговоры. Разве вы не читали телеграммы? Они тянут резину. Может быть, они не заинтересованы в том, чтобы помочь нам, или не хотят отдавать ценного агента? Или нашли что-нибудь подозрительное? Может быть, это проявление бюрократизма? А вдруг нами просто пренебрегают? Кто знает, что они думают по этому поводу. Но в любом случае задержка необычная. Мы вовсе не обязаны до бесконечности ждать ответа. Я предлагаю проявить твердость. Мы живем в трудное время, и для того, чтобы выжить, нужна твердость духа. Ганс говорит, что Сантос требует. Ганс сам требует. Давайте продолжим эту линию и будем требовать от ЦРУ ответа. Нам следует сейчас составить собственный ультиматум.

— Я бы написал следующим образом… — высунулся Пузан-Адольфо.

— Подождите, юноша, я еще не кончил. Нужно составить, как я сказал, собственный ультиматум, который помог бы вынести окончательное решение по делу Сантоса. Бог мой, до чего нас довела нерешительность! Такой незначительный вопрос превращаем в серьезное государственное дело. Его можно было бы решить в рабочем порядке с самого начала, никого не беспокоя. Так вот, давайте подумаем. — Казалось, что выступающий вот-вот задохнется. — Подумаем, что нам сказать американским коллегам. Что-нибудь вроде этого: "В связи с просьбой о проведении проверки кандидата в агенты ДИНА Сантоса Эрнандеса мы понимаем дело таким образом, что не имеется возражений или замечаний с вашей стороны… Если до такой-то даты… (нужно дать им срок не менее недели) мы не получим от вас отрицательного ответа, то немедленно предоставим ему политическое убежище. Для этого будет использовано наше посольство в Сан-Сальвадоре". Это будет почтительный ультиматум, но с определенной датой. Когда придет ответ, мы скажем Гансу: "Шли немедленно твоего приятеля".