— Так будем запрашивать или нет?

— Запрашивай, запрашивай, это лишь мои личные предубеждения.

— Я люблю заканчивать начатое.

— Все равно у тебя останутся невыясненные детали. Фэбээровцы, например, не посвятят тебя в свои секреты. Хотя им и все равно, но, найдя что-нибудь интересное, они помалкивают и пытаются извлечь пользу для себя. Лучше работать только по своим каналам, хотя это и ведет к удвоению усилий. Я всегда восхищался немцами: в третьем рейхе были мастера своего дела.

— Плохи дела нашего разведсообщества.

— И совсем нелегко исправить положение.

— Я знаю, что ты мне скажешь: для этого не годятся машины, хотя они и умеют думать и говорить.

— Но ты же знаешь, что это так! Ведь знаешь же! И у роботов бывает ревматизм. И они ошибаются. Ни один из них не может сказать ни слова, если до этого человек не вложил это слово в его внутренности.

Льюк вскочил и схватился руками за голову:

— Давай не будем снова пускаться в дебаты о кибернетике и машинах. Я решительно отказываюсь!

— Не беспокойся, мне этого не нужно. На моей стороне сами машины, потому что они были созданы человеком. Чем больше ты их хвалишь, тем больше убеждаешься в моей правоте.

— Не жалуйся. Ты живешь за счет этих машин.

— Я не инкубаторный. Я мог бы провести всю мою жизнь на ферме среди полей. Лучшей жизни быть не может. Цивилизация отравляет.

— О’кей. Хватит об этом.

— По какой линии поступил запрос ДИНА?

— По специальной.

— Великолепно! Тогда у меня для тебя есть прекрасная идея. Позвони Дайнасу и попробуй уговорить его, чтобы он сам запросил дело у руководства. Пусть и "Пересмешника" упомянет. Это избавит тебя от хлопот.

— О’кей, я так и сделаю.

Несмотря на клетчатый пиджак, широкий кричащий галстук и жидковатую, давно вышедшую из моды челочку, в фигуре Адольфо еще оставалось что-то от тех времен, когда он, бродяга, вынужденный потуже затягивать свой пояс, участвовал в скандалах, которые организовывала "Родина и свобода"[40]. Его восхождение наверх началось незадолго до выборов 1970 года. В то время за ним еще не утвердилась кличка Пузан, он еще не мог свободно, безнаказанно убивать людей и руки его еще не были слишком запачканы кровью, однако он уже тогда знал, чего хочет, и уверенно шел к своей цели. Чтобы правильно сделать ставку, он должен был определить, какие силы имеют реальные шансы закрепиться у власти в Чили. В середине того же, 1970 года надежды буржуазии на победу в президентских выборах Алессандри стали таять. Чтобы противостоять "явному приходу к власти левых экстремистов", была создана террористическая группа. Она получила название "Невыч" ("Не выдадим Чили"), хотя на самом деле ее целью как раз и была полная выдача Чили на растерзание империализму. "Невыч" начал с покушений и актов саботажа, многие из которых намеренно приписывали "Левому революционному движению". В августе был убит один карабинер. Эта акция была частью плана, подсказанного ЦРУ с целью развязать преследование ультралевых. Полиция так и не нашла убийц. Когда же, несмотря на все усилия реакции изолировать революционные силы, Чили встала перед неизбежностью перемен, был убит командующий чилийской армией генерал Шнейдер. Полиция начала расследование. Следы вели к правым террористическим группам, таким, как "Фидусия", "Родина и свобода", "Невыч". За ними стояли спецорганы США, прежде всего агентура ЦРУ, так называемые дипломаты и военные советники из Пентагона. Адольфо был серьезно замешан в убийстве генерала и с сентября вынужден был укрываться в доме одной богатой семьи на юге страны, пока его не удалось переправить за границу. Адольфо казалось, что он покидает родину надолго. С новой Чили ему было не по пути. Однако реакционным элементам Чили трудно было смириться со словами президента Альенде "со мной в Ля-Монеда входит народ". Военные внешне подчинились новой власти. Однако, хотя они еще носили на мундирах траурные ленточки по верному конституции генералу, в их среде зрел заговор. Все остальное хорошо известно. Дворец, в который "вошел народ", оказался объятым пламенем. Улицы обагрились кровью. К власти пришел фашизм.

Была создана разведывательная организация под названием "ДИНА". Агентов для нее стали подбирать среди людей, замешанных ранее в процессах о преступных действиях правых организаций. И тогда же те, в отношении кого в свое время применялись мягкие меры пресечения, превратились в безжалостных мстителей. Адольфо вернулся "чистым" перед законом и стал советником в пиночетовском гестапо. Сейчас он сидит за своим столом, просматривая бумаги с видом важного чиновника. В его кабинете нет излишеств. Мебель только самая необходимая. На книжной полке целенаправленная подборка литературы: Уильям Л. Ширер "Взлет и падение третьего рейха", Кайюс Беккер "Военный дневник люфтваффе", Лютц Кох "Маршал Роммель", Адольф Гитлер "Моя борьба", а также малоформатные сексуально-развлекательные книги: "Культура секса", "Любовные письма", "Как добиться личной власти", "Как элегантно одеваться", "Магические средства, чтобы добиться любви" и несколько детективных романов о ЦРУ. Раньше у него было еще подарочное издание "Мартина Фьерро"[41] в кожаном переплете, но один из его друзей сказал, что это коммунистическая литература, и Адольфо сжег книгу.

На столе перед Адольфо три телефона. Красный, будто в насмешку, служил для прямой связи с отделом ДИНА, специализирующимся на борьбе с коммунизмом. Всего несколько минут назад Адольфо услышал по нему необычный ответ начальства на вопрос, о вербовке, предложенной Хулио Солорсано: "У нас не может быть однозначной позиции. Нельзя просто сказать: "Везите его сюда". Если результаты проверки окажутся отрицательными, посмотрим, что с ним делать. Мы должны сами себя уважать. У нас есть договоренность с американцами о взаимном сотрудничестве, и мы не можем ничего требовать. Остается только ждать".

Адольфо достал из ящика "Б-1" пластмассовый скоросшиватель. Готическими буквами на нем было выведено всего одно слово "Враги". Кто же числился врагами Адольфо? Коммунисты, социалисты, чиновники свергнутого правительства, родственники этих чиновников, члены различных прогрессивных организаций и их родственники, профсоюзные руководители, студенты, артисты, кинематографисты, писатели, рабочие, безработные, эмигранты из "враждебных" стран или те, что не придерживаются открыто профашистской линии, чилийские эмигранты в других странах, коммунисты других стран или те, кого можно принять за них. Трое из них, наиболее видные, были уже обречены на смерть от руки наемного убийцы, обучение которого по ускоренной программе предполагалось провести в местечке неподалеку от Калета-Абарка, в Вальпараисо. В бывшем здании МАПУ, переданном ДИНА, хранились паспорта и документы, необходимые для его кровавого вояжа. Однако человек-исполнитель, тот, что должен был нажать на курок, пока еще не прибыл в Чили, и согласие на его приезд по непонятным причинам еще не было дано ЦРУ. Адольфо посмотрел на фотографии врагов. Одни из них улыбался. Двоим весьма преклонный возраст наверняка не позволял принимать участие в активной работе. Их вина состояла в исповедуемых идеях.

Адольфо, положив бумаги на место, снял трубку черного телефона и стал диктовать служебную записку.

В соседнем кабинете, скрытая букетом искусственных цветов, сидела женщина с каштановыми волосами и серыми глазами. Она изучала гороскоп, который сулил ей сомнительные пророчества здоровья, богатства и любви. Когда раздалась музыкальная трель телефонного звонка, она отложила журнал и надела наушники, чтобы принять текст служебной записки. Ее пальцы забегали по клавишам пишущей машинки: