Отвечая на эти просьбы, немецкий разведывательный центр предлагал доставить все необходимое снаряжение самолетом и сбросить на грузовом парашюте в заранее обусловленном месте.

«Корреспонденты» не соглашались с таким способом доставки. Они настаивали на присылке связников. Они убеждали разведцентр, что доставка снаряжения с помощью связников является более надежной, что парашют легко может попасть в другие руки, а это, в свою очередь, может повлечь за собой полный провал всей операции.

В каждой радиограмме «разведчики» жаловались на нехватку питания для рации, сообщали о риске, которому они могут подвергнуться, если попытаются достать это питание на месте. Жаловались на недостаток денег и продуктов.

В одной из радиограмм «разведчики» сообщили, что в связи с экономией питания они будут реже выходить в эфир. Однако желаемого воздействия на центр эти сообщения пока не оказывали: он все откладывал и откладывал присылку связников, ссылаясь на различные трудности.

Воронов и Волосов буквально извелись за это время. Приходилось тщательнейшим образом продумывать каждое слово радиограмм, да еще и согласовывать их в нескольких инстанциях. Нужно было подбирать такой материал, чтобы он интересовал противника и в то же время вводил его в заблуждение.

Поляков и Морозов не раз требовательно напоминали:

— Смотрите. Гитлеровцы наверняка будут проводить перепроверку, используя все возможности: пленных, предателей, доставшиеся им архивы. Обязательно учтите это. Тщательно взвешивайте каждое слово радиограмм. Продумывайте их стиль, старайтесь представить себе то впечатление, которое они могут произвести на противника. Не переигрывайте. Успех этой операции всецело зависит от вас.

Иногда Александр Семенович, просмотрев текст очередной радиограммы, откладывал ее в сторону и резко говорил:

— На дурака сработано. Не поверят этому. Имейте в виду, противник не глупее нас с вами. Нужен другой текст. Более умный, более правдоподобный. Идите подумайте, поработайте еще, а потом вместе обсудим.

Думать иногда приходилось подолгу. И у Морозова, и у Воронова, и у Волосова эта «радиоигра» постоянно не выходила из головы. А ведь кроме «радиоигры» у них была другая работа, которая тоже требовала сил и энергии.

…Второе военное лето подошло к концу. Наступил сентябрь. Лучи солнца еще освещали израненный город, его прекрасные проспекты и набережные. Людей на улицах было не так много, как в мирное время, но ведь зимой их вообще почти не было видно. А теперь работал Сад отдыха, и там бывало многолюдно. Всегда при переполненном зале шли спектакли в Театре музыкальной комедии. В эти дни там готовилась новая постановка «Раскинулось море широко». В спектакле среди действующих лиц были контрразведчики. Моряки Балтийского флота помогали им разоблачать фашистских шпионов, засланных в осажденный город.

На обсуждении пьесы присутствовали ленинградские чекисты. Был и Морозов. Художественный руководитель театра Николай Яковлевич Янет обратился к ним с просьбой, чтобы они, как профессиональные разведчики, сделали свои замечания.

Сегодня снова позвонил Николай Яковлевич: просил зайти — уточнить кое-какие детали. Морозов собрался в театр и уже вышел из кабинета, когда прямо в дверях его остановили Воронов и Волосов. Морозов сразу понял: произошло что-то важное.

И в самом деле, разведчики пришли после очередного сеанса радиограмм не с пустыми руками.

— Антон Васильевич! Разрешите доложить. Клюнуло. — Воронов был искренне рад и ждал, что Морозов тоже разделит его радость.

Но Морозов лишь сухо сказал:

— Заходите.

Он вернулся к своему столу.

— Давайте радиограмму.

Волосов быстро вынул из планшетки листок бумаги с аккуратно переписанным от руки расшифрованным текстом последней радиограммы гитлеровского разведывательного центра.

Морозов закурил, сделал две-три затяжки и стал вполголоса читать:

— «Вашей работой довольны. Представляем к награде. Берегите питание для особо важных сообщений. Все необходимое для дальнейшей работы вышлем в ближайшее время. День выброски людей и груза уточним дополнительно».

Воронов и Волосов не спускали глаз с лица начальника, ожидая поздравления с успехом. Но Морозов не торопился проявлять восторги. Он читал и перечитывал радиограмму врага, вчитывался в каждое слово и, чем больше вдумывался в смысл лежащего перед ним документа, тем серьезнее и угрюмее становилось его лицо. Потом он поднялся из-за стола и недовольно сказал:

— Не нравится мне этот ответ. Оттяжка присылки курьера с деньгами, питанием для рации и всем необходимым становится подозрительной. Если они всерьез дорожат своей агентурой в Ленинграде — а они должны ею дорожить, не так уж много в Ленинграде нераскрытых агентов! — то почему тянут? Тут что-то не так! Будем ждать. Подготовьте им информацию поважнее, но пока ничего не передавайте.

Воронов и Волосов, вначале обрадовавшиеся немецкой радиограмме (шутка ли: «представляем к награде»), были несколько ошарашены выводами Морозова. Но «холодный душ» оказался как нельзя более кстати. Радоваться было действительно рано. Враг хитер и изворотлив, от него можно ожидать всяких сюрпризов.

И снова контрразведчики вместе с Морозовым проанализировали весь ход операции с самого начала «радиоигры». Всё, буквально всё было проверено и перепроверено. Как будто бы нигде никакой ошибки допущено не было. Придраться не к чему. И все же действия противника настораживали.

— Вы Александру Семеновичу как собираетесь докладывать, по прямому телефону или лично, когда он вернется? — спросил Воронов Морозова. — Интересно, что он скажет? Может, придумает что-нибудь.

— Поляков уже прибыл. Вечером буду у него на докладе, после этого поговорим с вами еще раз.

Воронов и Волосов собрались уже уходить. В это время открылась дверь, и в кабинет вошел Поляков. По-фронтовому одетый, чисто выбритый, улыбающийся, Александр Семенович только что вернулся из Рыбацкого. Там у него состоялась встреча с командующим Ленинградским фронтом генералом Говоровым, членом Военного Совета фронта Алексеем Александровичем Кузнецовым и командующим армией генералом Свиридовым. Все, кто был на этой встрече, остались довольны оперативной информацией Полякова. И сейчас он был в приподнятом настроении, ему хотелось поделиться своей радостью с подчиненными, потому что те теплые слова, которые он только что выслушал, в первую очередь относились к его сотрудникам.

Но не успел Александр Семенович сказать и двух слов, как его прервал оглушительный взрыв. Где-то поблизости разорвался тяжелый снаряд. Начинался очередной артиллерийский обстрел района.

— Прячьте бумаги в сейф и немедленно в бомбоубежище! — приказал Поляков. Заметив смущенный вид Воронова и Волосова, спросил: — Что произошло? Докладывайте.

Волосов растерянно посмотрел на Морозова.

— Получена новая радиограмма, — сказал Морозов.

Дождавшись паузы между взрывами снарядов, он быстро открыл сейф, вынул текст радиограммы и протянул его Полякову. Александр Семенович внимательно прочитал радиограмму и, возвращая ее Морозову, сказал:

— Спрячьте обратно. Слышите, что делается? Пошли в бомбоубежище. Если нас здесь накроет снаряд, никакого героизма в этом не будет. Дураками назовут. И правильно назовут. Идемте, идемте вниз. Там и побеседуем.

Они спустились в бомбоубежище. В небольшом отдельном помещении, хорошо приспособленном для работы во время длительных артобстрелов, Поляков сначала выслушал мнение Морозова, а потом заговорил сам:

— Ничего страшного нет. Унывать нечего. Мы хитрим, и они хитрят. Иначе и быть не может. На войне как на войне. Никаких оплошностей мы не допустили. Это совершенно точно. Продолжайте действовать по выработанному плану. Не следует их торопить. Дайте им время все взвесить, все продумать. За Ольгином необходимо усилить наблюдение. За Большой Пушкарской тоже. Как чувствует себя Прозоров? Как Наташа Доронина?

— Прозоров держится молодцом, — доложил Воронов. — Сегодня мы с ним виделись. Старается вовсю. Приобретает вторую профессию — радиста. Очень гордится зачислением в часть и присвоением звания «младший сержант». А к Дорониной поехал Голов. Давно уехал, пора было бы ему возвратиться.