Его слова, но учение Его вызвало в моей душе большое смятение. Он говорил, что главное в

Законе — милость, а я всегда считал, что суд. Он говорил: надо любить врагов, а я не мог

поверить, что Он разумеет римлян, которые принесли своих идолов в нашу землю. Он

говорил: не надо беспокоиться о будущем, довольно для каждого дня своей заботы. Я же все

время беспокоился о том, чтобы соблюсти Закон. Тревожился, оправдаю ли ожидания отца.

Волновался о сотнях разных мелочей с утра до ночи. Иисус предостерегал о лжепророках, а

книжники и фарисеи считали Его самого таковым.

Голос Назарянина был глубок, как шум многих вод. От звука его мое сердце

исполнялось трепетом. Столько лет прошло с тех пор, а я все жду, когда же услышу Его

снова.

Когда Он завершил свою речь, люди вскочили и принялись кричать, не прося еще

послушать его мудрости, а требуя чудес. Они желали исцеления! Хлеба! Покончить с

римлянами!

— Царствуй над нами!

Петр поднял парус. Андрей вытащил якорь. Народ кинулся было в воду, но ветер уже

отогнал лодку от берега.

Мне тоже хотелось кричать, но не ради хлеба, которого у меня было в избытке, и не

ради исцеления, в котором у меня не было нужды, но ради его толкования Закона. После слов

Его у меня появилось вопросов еще больше, чем тех, что привели меня в Галилею. С детства

я слушал книжников и сведущих в религии. Но никогда человек не говорил с такой властью, как этот плотник из Назарета.

Когда люди побежали по берегу, я подобрал одежды, стряхнул остатки собственного

достоинства и пустился бегом вместе со всеми. Лодка повернула и устремилась к дальнему

берегу. Остальные ринулись дальше, в надежде оказаться на другой стороне озера прежде

Него.

А я, выбившись из сил и задыхаясь, сидел, уронив руки на колени, и смотрел, как

уплывает прочь Иисус, и с ним — мои надежды.

21

*

Иисус переходил из города в город. Он говорил в синагогах. Проповедовал растущим

толпам на горах. Он учил притчами, историями, которые простой народ разумел лучше меня: о почве, о семенах, о пшенице и плевелах, о сокровище, зарытом на поле, о рыбацких сетях, о

вещах, незнакомых тому, кто вырос в Иерусалиме. Назарянин был постоянным предметом

споров. Одни говорили, что Он пришел с небес, другие — отказывались даже признать его

пророком. Книжники и фарисеи требовали чудесного знамения, а Он отказывался его дать: — Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения, и знамение не дастся ему, кроме

знамения Ионы пророка.

Но что все это значило?

Многие ученики отошли от Иисуса: одни разочаровались, другие не понимали или не

верили.

Я — потому что боялся, что сделают старейшины, если увидят меня среди

последователей Иисуса. Я должен был оберегать свою репутацию.

— Ну что, нашел Мессию? — насмехался мой учитель.

— Нет, — отвечал я — и вскоре оставил его.

Иисус пришел в Иерусалим и учил в Храме, к вящему негодованию книжников и

фарисеев. Они спрашивали — Его ответы загоняли их в тупик. Они расставляли сети — Он

поворачивал все так, что они сами запутывались в них. Они задавали каверзные вопросы о

Законе — а Он выводил на свет их неправду, озадачивал их знанием Торы и утверждал, что

они служат не Богу, а отцу своему, дьяволу.

Город бурлил. Все только и говорили об Иисусе.

А потом Он снова ушел — в сельские края, в деревни, в народ. Он добрался до самой

Кесарии Филипповой с ее идолами и Вратами ада, через которые, по языческому поверью, попадают в наш мир злые духи. Он ходил по Десятиградию, останавливался в Самарии. И

хотя я не следовал за Ним, но постоянно размышлял об Его словах: «Царство Небесное

подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную

жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее!» Что это за жемчужина? И что мне

нужно продать, чтобы ее приобрести?

Трижды в год Иисус бывал в Иерусалиме: на праздник опресноков, праздник жатвы и

праздник кущей — как предписывает Закон. И с каждым разом, когда Он появлялся со

Своими приношениями Богу, возрастала враждебность священников, их решимость

настроить народ против Него. Они даже взяли в союзники презираемых ими иродиан, вопросы которых неминуемо должны были втянуть Его в конфликт с законами римлян.

— Скажи нам, позволительно ли платить подать кесарю или нет?

В ответ Иисус попросил монету. Когда Ему дали динарий, Он спросил книжников

иродиан, чье на ней изображение и надпись. Конечно же, кесаревы.

— Так отдавайте кесарево — кесарю, а Божье Богу.

Саддукеи расспрашивали о воскресении мертвых, и Иисус указал им на ошибочное

понимание Писания.

— Бог сказал Моисею «Я есмь Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова». Бог не есть

Бог мертвых, но живых.

Слова Его повергли меня в изумление. Всякий иудей знает, что кости праотцов

патриархов покоятся в пещере в Махпеле подле Хеврона. А они при этом живы? Его речения

рождали больше недоумения, чем проливали света. Чем усерднее я пытался разобраться в

том, что слышал, тем более запутывался.

В народе ходили разные толки. Одни утверждали, что Он праведник, другие — что Он

вводит людей в заблуждение. Священники хотели схватить Его, но никто не смел поднять на

Него руку. Он был со Своими учениками на Масличной горе, но я не пошел туда из опасения, что скажут люди, если меня заметят. Поэтому я ждал, уверенный, что Иисус появится в

Храме рано утром.

Я был там, когда несколько книжников и фарисеев приволокли к Нему полуодетую

22

женщину.

— Учитель, — сказали они, хотя, я знал, у них язык не поворачивался звать Его так, — эта женщина взята в прелюбодеянии, а Моисей в Законе заповедал нам побивать таких

камнями. Что скажешь?

Дрожащая женщина пыталась хоть как-то прикрыться. Она поджала под себя ноги и

закрыла голову руками. Мужчины смотрели на нее, перешептываясь, — она была красива.

Некоторые усмехались. Я зашел за колонну и с отвращением наблюдал оттуда. Утром я видел

ее с одним из книжников.

Иисус, низко наклонившись, писал что-то на земле. Писал ли, что согласно Закону

должен быть побит и мужчина, деливший с ней ложе? Я не мог разглядеть. Когда Он

выпрямился, я затаил дыхание, ибо Закон говорил недвусмысленно. Женщина должна

умереть. Если Он велит отпустить ее, то нарушит Закон Моисея, подав повод к обвинениям.

Велев же побить камнями — пойдет против римской власти, ибо только римский наместник

имеет право осудить на смерть.

— Кто из вас никогда не грешил, пусть первый бросит в нее камень, — и Он снова, склонившись, принялся писать.

Никто не посмел поднять камня, ибо безгрешен один только Бог. Я притаился за

колонной, чтобы увидеть, что Иисус будет делать дальше. Он посмотрел на женщину.

— Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?

— Никто, господин мой, — по лицу ее заструились слезы.

— И я не осуждаю тебя. Иди и больше не греши.

Хотя его милосердие и тронуло меня, я был озадачен. А как же Закон?

В то время я не последовал Ему, хотя и ловил каждое Его слово. Даже когда многие

начальствующие над священниками провозгласили Его лжепророком, презрев и отвергнув, Его учение притягивало меня к Нему.

— Какой-то плотник из Назарета — Мессия, помазанник Божий! Даже предположить

такое — кощунство!

Никто из нас — включая Его ближайших друзей — не догадывался, что имел в виду

Иисус, говоря: «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что ЭТО Я».

*

В конце недели, полный тревог и надежд, я подошел к Иисусу. Я встречался уже с

Петром, Андреем и Матфеем. Свел знакомство с Иоанном, и тот побуждал меня: «Поговори с

Учителем». Я не смел поделиться с Иоанном своей самой сокровенной надеждой: сделаться