Рима, друг мой. Люди везде одинаковы.

— И некоторые не меняются никогда. После стольких лет я нахожу, что вера моя не

крепче, чем в первые недели по вознесении Христа.

— Ты страдаешь, потому что любишь Его, Сила. Любишь Его народ. Любовь приносит

страдания. Бог направит тебя на путь.

К ним вышел Макомбо.

— Братья и сестры уже собираются.

Сила присоединился к общей молитве и пел хвалу Иисусу вместе со всеми. Когда

Патробас стал читать письмо Петра, он закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Никто не

просил его ничего сказать. Молчал даже Куриат, хотя и сидел рядом с Силой. Была там и

Диана. Сила подумал о Петре и его жене. Они всегда подтрунивали друг над другом, как

делают это люди, много-много лет прожившие бок о бок в любви.

Диана улыбнулась ему, и сердце его подпрыгнуло.

Ему случалось раньше переживать ощущение безграничного счастья. И всякий раз это

было связано с Иисусом.

Он смотрел, как Епенет беседует с Макомбо, как Урбан пересмеивается с Патробасом.

Эти люди пронзительно напоминали встретившихся ему в Иерусалимской горнице много лет

тому назад — мужчины, женщины, рабы, свободные, богатые, бедные. Иисус объединил их в

одну семью. Одно во Христе, одно Тело, один Дух.

Тьма, сгустившаяся вокруг него, немного отступила, появился какой-то проблеск

уверенности. Уверенности не в себе, а в Том, кому он был обязан своим спасением.

*

Сейчас я не могу думать об этом без смеха. Как описать ту радость, что ощутил я в

день, когда снова увидел Иисуса живым? Он смотрел на меня с любовью, а не с осуждением!

Мой друг знал, где скрываются ученики, и мы поспешили туда — сообщить им радостную

весть. Дрожа от усталости и возбуждения, мы постучали в дверь горницы.

Внутри послышались испуганные голоса, отзвуки спора. Твердый голос Петра

скомандовал:

— Впустите!

Мой приятель громко зашептал:

— Впустите нас!

— Кто там с тобой?

— Сила! Мой друг. У нас есть вести об Иисусе!

Петр отворил дверь. Я увидел, что он не помнит меня, и порадовался этому.

— Иисус жив! — выпалил мой друг.

— Он только что был здесь.

Мы переступили порог, и сердце мое заколотилось. Я оглядел комнату. Я хотел, чтобы

Иисус знал: я передумал. Теперь я исполню все, что только Он ни попросит.

— Где Он?

— Понятия не имеем. Он был здесь — и исчез.

— Мы все сидели в комнате, и вдруг — откуда ни возьмись — появился Он!

— Это был не призрак, — сказал я. — Это Иисус. Надо пойти в Храм.

Матфей усмехнулся:

— Чтобы нас взяли?

28

— Я пойду, — на мгновение я расхрабрился.

Петр положил руку мне на плечо:

— Каиафа и его приспешники не дадут тебе и слова сказать.

— Оставайся с нами, — предложил Иоанн.

— Мы здесь долго не задержимся. Идем с нами в Галилею.

Долгие месяцы я лелеял желание присоединиться к этой группе избранных, но теперь

совесть не позволяла мне покинуть Иерусалим.

— Не могу! — Как я мог уйти, зная, что Иисус жив? — Другие тоже должны услышать

эту радостную весть. Надо рассказать Никодиму.

Я знал, где найти старого друга моего отца. Завидев меня, Никодим вышел на галерею.

Прижав палец к губам, он увлек меня в сторону.

— Вижу по твоему лицу, что за новость ты принес. Слухи множатся.

— Это не слухи, Никодим!

— Тело Иисуса пропало. Но это не означает, что Он вернулся к жизни.

Я наклонился к нему.

— Я видел его собственными глазами, Никодим. Он жив!

Глаза его засветились, но он опасливо огляделся по сторонам.

— Если Иисус сам не придет в Храм и не объявит о себе, все останется, как прежде.

— Как можно говорить так? Все уже никогда не будет, как прежде.

Пальцы его впились мне в руку, он вел меня к храмовой лестнице. Никодим зашептал, опустив голову:

— Каиафа и еще кое-кто разговаривали с римскими стражниками, которые караулили

гробницу. И хорошо заплатили им, чтобы те говорили, будто ночью, когда они заснули, ученики Иисуса выкрали тело.

— Как только об этом услышит Понтий Пилат, их казнят за нарушение дисциплины!

— Тише, сын мой… За стражников, согласившихся участвовать в сговоре, вступятся

священники. Возвращайся к ученикам Иисуса. Передай им, что сделали Каиафа и его

сообщники. Они намерены распространить этот слух как можно скорее и как можно дальше, чтобы никто не поверил никаким заверениям, что Иисус жив. Иди же! Поспеши! Пусть

убедят Иисуса объявиться в Храме.

Я поведал Петру о рассказанном мне Никодимом, но тот только покачал головой.

— Никто из вас не должен повторять моей ошибки. Однажды я пытался указать Иисусу, что Ему делать. Он назвал меня сатаной и велел отойти от Него.

— Но ведь правда: если бы Он пришел в Храм, Каиафа и Синедрион все бы поняли.

Тут поднялся Симон-зилот.

— Я слышал, как Иисус говорил, что если бы даже кто воскрес из мертвых, эти бы не

поверили. Встань сам Иисус перед ними и покажи руки и ноги со шрамами от гвоздей — и

тогда они не признают, что Он — Христос, Сын Бога живого!

Семеро из учеников Иисуса отправились в Галилею.

Позже Петр рассказывал мне, как Иисус развел костер, нажарил рыбы и встретил тех

семерых на берегу моря Галилейского. Он явился еще пятистам — и я был среди них — а

позже брату своему Иакову. Сорок дней Иисус ходил по земле и беседовал с нами. Мне

недостает слов, чтобы повествовать о множестве дел Его, коих я был свидетелем, и о том, что

Он говорил. Он благословил нас — а после ушел домой — туда, откуда пришел — на небеса.

Я видел, как Господь вознесся ввысь в облаке. Ученики и мы все с ними так и

пребывали бы на той горе, если бы не предстали перед нами два ангела: «Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, однажды придет таким же образом, как вы видели Его

восходящим на небо!»

О, как я ожидаю этого дня!

Их больше нет, друзей, некогда столь дорогих моему сердцу. Никого не осталось. Из тех

ста двадцати, что собрались в горнице молиться и славить Бога, ста двадцати, первыми

принявших Духа Святого, который зажег нас огнем веры и послал возвещать о Нем, ныне

29

живы только двое: Иоанн, последний из двенадцати, чья вера подобно маяку сияет с острова

Патмос, и я, самый недостойный из всех.

Каждый день я поднимаю взор к небу в надежде однажды увидеть Иисуса, сходящего

сквозь облака.

Каждый день я молюсь, чтобы «однажды» было сегодня.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После того, как Иисус вознесся к Отцу своему, те из нас, кто последовал Ему, остались

в Иерусалиме. Двенадцать — за исключением предателя Иуды, лишившего себя жизни — пребывали в горнице с прочими выходцами из Галилеи, в числе их был и мой друг Клеопа.

Находились там и Мария, мать Иисуса, и братья Его — Иаков, Иосиф, Иуда и Симон, сестры

Господа со своими семействами и сестры самой Марии. Заходили и Никодим, и Иосиф из

Аримафеи. Мы молились за них, ибо Каиафа проведал о том, что они, взявши тело Иисуса, помазали его и положили в гробницу Иосифа, и теперь угрожал им изгнанием из Храма.

Были с нами и Мария Магдалина, Иоанна, Мария, мать Иакова меньшего, Саломея и Матфий

с Варсавой, следовавшие за Господом с того самого дня, как Иоанн крестил Его в реке

Иордан. Матфия Господь избрал занять место Иуды в числе Двенадцати.

По прошествии пятидесяти дней по распятии Иисуса, сорока семи дней по воскресении

и семи дней по вознесении Его к Небесному Отцу, в день Пятидесятницы, когда иудеи со

всех концов империи стеклись в Иерусалим, в доме раздался шум, как от чрезвычайно

сильного и стремительного ветра, подобного какому мне ни ранее, ни позднее не доводилось

слышать. Он разнесся по дому, и на каждом из нас явились языки пламени. Дух Святой

наполнил меня, и я ощутил сильное побуждение выбежать на улицу, как и все остальные.