— Понятно. До встречи.

Сделав несколько шагов, Химик глянул через плечо в темноту. На скамейке никого не было. Между лопатками под теплой японской курткой пополз холодок.

— Учили вас в университетах, — проворчал Пятунин. — А нас тут жизнь учит. Я скоро четырнадцать лет в Мурманске, но квалифицированную подделку не встречал ни разу. Не характерное для нашего города преступление. Ясно? Хотя мог, конечно, какой-нибудь гастролер приехать… Нет, все же к Килдину идти не могу. Люди сутками не спят, расследуют убийство, а я являюсь: здрасьте, отпустите моего Захарова версию по подделке отрабатывать! Смеешься ты, что ли?

— Так это тоже работа по Гагину, Семен Семенович! Сами же говорите: он — опытный преступник, имел за плечами два убийства в средней полосе, третье — здесь. Не полезет же такой на поезд или в самолет — прямо в наши руки! Ждать, когда его накроют на квартире, тоже не будет…

— Алексей, пойдем-ка поспим, ведь три часа осталось… Что ты чепуху городишь? Дались тебе эти документы… С какой стати ты решил, что Гагин в петлю головой, к пограничникам сунется.

— А куда ему еще деваться? И как хотите, Семен Семенович, но когда карманники начинают коллекционировать документы, это не просто так. А документы на имя прораба из Заполярного, которые мы изъяли у Замятина, тем более подозрительны. Денег-то было в них всего семнадцать рублей.

— Вот как? Из Заполярного? А как ты Замятина взял?

— Да шел с ребятами из комсомольского оперативного вечером, а Зяма возле «Северной» болтался. В ресторан, думаю, собрался. Нет, вошел в гостиницу. Послал посмотреть, а потом и взяли, когда Замятин из номера выходил.

— Действительно, странно. Зяма… Мы с ним старые знакомые. Он ведь на общественном транспорте обычно «работал». Ну, видно, с тобой не поспишь. Поехали, допросим этого Зяму еще раз.

Замятин даже расцвел, когда увидел Пятунина.

— Здрасьте, Семен Семенович!

Нижняя челюсть с толстой губой отвисла в улыбке и двигалась из стороны в сторону.

— Здравствуй, Виктор. Садись… Ну что ж ты, брат, клялся, клялся у меня, что кончишь воровать, а вот опять попался?

— Это так, Семен Семенович, случайно, — Замятин опять осклабился. — Вот гражданин начальник, — он показал на Захарова, — у вас появился очень бдительный. Меня уже два раза брали, но отпускали: не доказать.

— Вон в каком смысле случайность? Ясно… Значит, к отсидке готовишься?

— Решил признаваться. Взяли тепленького. А то, может, отпустите, Семен Семенович, а? Я бы исправился, а?

— Сам же знаешь, сидеть придется… Ну, а дружки твои как? Кирин тоже, наверное, к нам скоро пожалует?

— Шнобель-то? Не-е. Шнобель исправился. Да и я ведь исправляюсь, Семен Семенович. Отпустите, а?

— Врешь ты все, брат. Будешь сидеть.

— А сколько, Семен Семенович? Опять год?

— Ну, это суд решит. Может, и больше.

— За что больше-то! Кража личного имущества, мелкая — куда же больше-то?

— За то, что врешь. За то, что не признаешься.

— Я все признал, Семен Семенович. Все в протоколе.

— И пособничество признал?

— Какое пособничество?

— Ну как «какое»? Тебе ведь не деньги нужны были.

Челюсть у Замятина захлопнулась.

— Ты ведь за документами шел. А документы, сам знаешь, для хорошего дела не нужны. На этот раз они понадобились убийце, чтобы скрыться от нас. Вот тебе и пособничество.

Водянистые глаза у Замятина округлились.

— А сколько по этой статье, Семен Семенович?

— Сколько есть, все твои будут… А как уменьшить срок, ты сам знаешь. Так что — сейчас будешь рассказывать или подумаешь?

Замятин, часто моргая, молчал.

— А завтра можно?

— Конечно, можно. Только не просчитайся. Ты же сам говоришь, — Пятунин кивнул на Захарова, — вот новый гражданин начальник — очень бдительный. Он ведь до завтра тоже сидеть не станет сложа руки. И если докажет — твое признание уже ничем не поможет…

— Только запишите, Семен Семенович: я все чистосердечно…

— Зяму, кажись, повязали!

Шнобель тяжело дышал, видно, бежал. У Химика на скулах заиграли желваки.

— «Кажись» или точно?

— Не знаю. На брод не пришел.

— Ну, это еще ничего не значит. Может, не выгорело у него. А у тебя как?

— Вот.

— «Удостоверение… выдано Матвееву Ивану Ильичу, работающему мастером…» Ага, комбинат «Печенганикель» — это в Никеле? Хорошо… Паспорт… Так. Вот что: через полчаса будь здесь. Где этот Иван Ильич?

— У моей знакомой. Вдрызг. Спит.

— Хорошо. Потом отнесешь обратно.

Химик закрыл на ключ дверь, посмотрел в окно на уходящего к автобусной остановке Шнобеля, потом приподнял крышку стола. В тайнике среди груды различных паспортов, трудовых книжек, пропусков нащупал пальцами лупу и пакет фотобумаги…

Шнобель явился ровно через полчаса. Химик отдал ему документы.

— На, вези. Да не вздумай у этого мастера монеты брать. Стой-ка! — Он схватил карманника за лацканы плаща и зло посмотрел в его бегающие глазки. — Пошерстил уже? У, гад! На́ полста, а ему все до копейки верни. Понял? Завалишь — душу выну! Иди! Нет, подожди… Узнай, что с Зямой.

— Узнавал уже, только что от него. Папахен говорит — в Кировск отправил, там его дядя на работу устроит. На меня понес. Сбиваешь, говорит, его с панталыку…

— Да, сволочь ты порядочная… Ну, да ладно, иди.

— Фрэда видел. Говорит, дело есть.

— Давай, давай, чеши! С Фрэдом увижусь вечером.

Вечером Фрэд показал ему очередного клиента. Чернявый, модно одетый парень за словом в карман не лез.

— Алексей Матвеевич Захаров я. А для родных и близких — Лешечка. Понимаешь, уж очень тут не климатит мне. Вот так надо в армию, и чем скорее, тем лучше. Капитан кричит, что вернется из рейса, стоянка будет побольше — посадит меня.

— Есть за что?

— Да как тебе сказать… От этих-то грешков я отмахнусь. Хвосты кое-какие…

Лешечка, волнуясь, перебирал в пальцах ключи. Присмотревшись, Химик понял, что это отмычки для вагонных дверей.

— Не в ладах с железнодорожной милицией?

— Ах, это?.. — Лешечка смущенно сунул отмычки в карман расклешенных брюк. — Это — в том числе… Пароход придет недели через полторы, мне бы к этому времени надо трудовую с «собственным желанием» и какую ни на есть характеристику. Придет капитан, а ловить уже некого…

— Что ж, одобряю. Парень ты, видать, с головой… А платить как собираешься?

— Есть валюта, найдется покурить…

— Гашиш? Анаша? — живо заинтересовался Химик.

— Не только… В общем, на днях кое-что привезут…

Нет, Химик положительно попал в полосу везения. Только сегодня, зарядив оставшимися крохами гашиша две сигареты, он с тоской подумал, что взять больше неоткуда, — и вот счастье само в руки идет!

— Ну, считай, договорились, Алексей Матвеевич. Только одно меня смущает: не поздно ли ты в армию собрался?

— Не поздно. Гражданин прокурор раньше не пускал.

— Понятно. Так, на завтра прошу. Прихвати покурить. Там и обмозгуем детали.

На другой день Лешечка пришел с бутылкой коньяку. Поставил ее на стол, бросил рядом целлофановый пакетик с наркотиком. Химик влюбленно разглядывал через целлофан темные крупинки.

— Теперь живем… Знаешь, я не сразу сделаю тебе трудовую. Дня через два освобожусь от срочного заказа… Высший сорт! Да ты не беспокойся: за мной не пропадет. Все сделаю в лучшем виде. Трудовую принес? Ладно, я сначала закусить соображу.

Рая работала в ночную смену, ужин получился холостяцкий. Но сардины, колбаса, сыр — все в приятном изобилии.

После коньяка Химик потянулся к наркотику.

— Ну, покурим. А потом кофе сварю.

Он вытащил из двух сигарет по щепотке табаку, растер жесткими пальцами наркотик, ссыпал его в гильзу, заткнул табаком.

— Держи!

— Меня пардоньте, я лучше коньячку.

— Что ж, правильно, тебе нельзя, — Химик жадно затянулся. — Я так и думал, что ты не из мелких пернатых. И хорошо имеешь с этого дела?