У гусынь вылупились жёлтые птенцы. Иван пас их на большом пруду и там познакомился с Колей Пичугиным. Лето прошло, и птенчики стали большими и степенными птицами. Осенью они с Колей начали учиться. Иван умел читать, но учительница не ставила ему пятёрок. Тогда он понял, что хоть как учи уроки, а отличные отметки будут ставить хорошенькой девочки, которая и читать не умела сначала.

Однажды Иван пришёл из школы и не увидел своего любимого гуся. Он обиделся на бабушку, и не стал есть лапшу, потому что понял всё, и слёзы у него закапали в тарелку. А горло сдавила мохнатая сильная невидимая лапа. Этот умный гусь был товарищем. Он никогда не лазил в огород, как другие птицы. Не прятался в густых зарослях полыни. Всегда спешил на его голос. Гусь тоже любил Ивана, защищал, нападая на чужих собак. Кто может есть своего надёжного друга? Мальчик расстроился. Как бабушка могла убить чудесную птицу. Он хотел уйти в сопки и замерзнуть до самой смерти. Она знала, что они любят друг друга. Такая хорошая бабушка, а обидела его на всю жизнь.

…Когда-то он был слаб, не мог стоять. Его мать-гусыня не стала греть своих детей, а убежала на улицу к гусаку, который стучал клювом в окна, расхаживая по завалинке. Семеро обсохших пискунов грелись на русской печи в сите. Когда они с бабушкой кормили их рубленным яйцом, заметили, что у одного гусёнка жёлто-красные лапки разъезжались и он опрокидывался на спину, тревожно попискивая. «Не жилец, – сказала озабоченно бабушка, связывая ножки гусёнку, – Будет маяться». Ночью мальчик просыпался от призывного писка. Он звал его . Если бы гусыня-мать, как другие птицы, грела детей , то он бы спал спокойно. Иван залезал на печь, брал в руки птенца и согревал подмышкой. Он жевал ему горох и поил из ложки, приносил крапиву и крошил, обжигая пальцы. Гусь стал расти понемногу.

Всегда встречал Ивана, ласково попискивая. Когда тот плакал от обид, хотя обиды были для всех маленькими, но не для Ивана, для него были большими. Их накапливалось много. Гусь взбирался к Ивану на колени и, вытянув шейку, умолял мальчика не плакать. Когда у гуся отрасли крылья, он размахивал ими, поднимая ветер, и летел навстречу, завидев Ваню. Радостно гогоча, шёл с мальчиком к бабушкиному домику. Иван вынимал из кармана припасённый кусок калача или пирога.

Глава шестая.

Третью гору называли мальчики «Ермакова». В первое утро на новом месте Иван проснулся, разбуженный взрывами. Не испугался, но подумал, что началась бомбёжка. А это взрывали гору. Взрывали постоянно в одно и тоже время. Требовалось много строительного материала для фундаментов растущего города. Ермакова гора уменьшалась с каждым годом. Теперь её нет. Она отдала себя, легла в фундаменты домов нашего города.

Друзья часто уходили в старые песчаные и глиняные карьеры, рыли в снегу пещеры, жарили на огне костра мясо, а свежую селёдку иногда ели сырой, макая в соль, представляя себя при этом путешественниками, исследователями Арктики или Антарктиды.

Экзамены друзья сдали легко. Преподаватели волновались за них больше, чем они. Родительский комитет постановил, чтобы подростки ходили в столовую интерната. Иван отказался. Гриванев поддержал товарища. Им приказали придти в столовую и получить сухой паёк.

– Это милостыня – сказал Иван. – Не пойду.

– Это от государства. Мама моя на пенсии. Работала в колхозе, получает копейки. Твоя мама тоже не высокие заработки имеет. Мы не нищие. Это государственная помощь. Нужно получить, что дают.

Иван понимал, что пособие назначает родительский комитет тем, кто живёт плохо, чьи родители не в состоянии обеспечить своего ребёнка сносными условиями жизни. Ему было стыдно нести по улице сетку с банками тушёнки и сгущенного молока. Казалось, все проходящие смотрят на него, догадываясь, какие чувства рвут его сердце.

Он решил, что его дети никогда не будут получать ни от кого подачек. Ни от государства, ни от родительского комитета. Он должен вырасти, и получить диплом об окончании института или техникума, чтобы не жить в раздевалке, не ругаться с начальством, которое не уважает тебя, как оно не уважает мать. …Он должен получить это проклятое образование. Не смотря ни на что, добьётся своего. Будет упорно работать, пойдёт к своей цели сегодня…

Вова копал погреб, натаскивал на потолок шлак, помогал печнику монтировать печи. Гриваневы спешили достроить дом из двух половин. В одной – будут жить Вова и его мама, а в другой – сестра с мужем. Иван помогал приятелю. Его учил сосед, как делать дом, как работать топором и долотом, запиливая «косую лапу», чтобы связывать между собой шпалы. Он помогал сверлить отверстия под шканты. Вова ничего этого не умел и не знал, но он учился, ведь помогать ему вполне мог муж сестры, но он был на работе, он пёк хлеб на заводе.

…Жизнь в сырой раздевалке, пахнущей спортивным потом и глиной новой печи, не всегда была интересной. Она была неприятной. На стройплощадку стайками шли дети и взрослые. Они привыкли брать всё, что лежит на улице, так как прежние сторожа не утруждали себя заботами приходить на работу в воскресение. Случалось, приторговывали пиломатериалом. Доски, брусья, цемент, уголь, бензин – тащили нагло днём. На крики нового охранника не обращали внимания.

…Бабкиной дали новые деньги, и она купила новое одноствольное ружьё. «Это психологическое оружие». – Сказал мастер. …Его никто не боялся, и на глазах сторожа, схватив доску, дети бежали через пустырь, к посёлку Октябрьский. Угнаться за проказниками невозможно. Дети частенько отбегали, снимали брючки и, хлопая себя по разным голым местам, кривлялись, самозабвенно пели оскорбительные частушки. Кто так их воспитал, почему дети не уважают женщину-сторожа?

Дядьки, живущие по соседству, смеялись в лицо сторожу и твердили, что сынок может сломать себе ногу или руку, идя из магазина; на него могут напасть пьяные хулиганы и сделать инвалидом. …Обещали поджечь, если не перестанет гонять детей со стройки, не давая досок и обрезков на топку. Бывшему старшему краснофлотцу военно-морских сил Тихоокеанского флота, – это не нравилось. Анна попросила денег на покупку патронов. Ей отказали. «Нельзя!» Пришлось идти на нарушение и покупать папковые патроны на свои деньги.

Люди не понимали сторожиху. Они хотели, чтобы всё было, как раньше. Пришёл на стройку, увидел нужный брусок, понёс домой. А это странная тётка пытается их усовестить, не разрешает брать и не продаёт пиломатериал. Другие сторожа продавали, разрешали. С ними было легко договориться. Огромный завод не беднел, потеряв несколько брусков или плах. А новенькая сторожиха беспокоилась за большой завод, как за свой. Глупая баба…

После первых выстрелов на стройку стали ходить только ночью. Иван стрелял вверх, завидев крадущиеся фигуры. Понемногу любители лёгкой поживы успокоились, поняв, что не стоит отправляться за досками, где стреляют при первом появлении на территории объекта.

Приехала бабушка. Вздохнув, предложила вскопать пустые углы хоккейной коробки и посадить огурцы и помидоры, морковь и картофель. Выбирал Иван обломки кирпичей, куски бетона, бросал через забор. Неподалёку стояла на пустыре огромная школа. Три этажа. Большие раскрытые окна сверкали на солнце, пускали не зайчиков; потоки отражённого радостного света били в стены домиков улицы, которую должны были вот-вот снести. За школой влево образовались, как воронки от взрывов, большие котлованы, из которых вырастут будущие здания.

Иван знал, что квартиру им не дадут. Маму даже не поставили в очередь. Ей сказали, что семейным не хватает жилья. А она только приехала. Какая семья? Если у женщины один ребёнок. Кто она? Сторож. Был бы у неё хоть один орден. Какие-то ученые степени или звания. Много таких. Многие рабочие с женами и ребятишками всё ещё ютятся в коммуналках. Комбинат и другие большие заводы имели строительные цеха. Строится быстро наш город. Сметаются старые домики, как метёлкой. Круглые сутки ведётся монтаж панельных домов. Ночами всполохи электросварки рвут на куски густую темноту, прожекторы на двигающихся стрелах башенных кранов без перерывов двигаются до утра по замысловатым траекториям. Днём устанавливаются панели друг на друга, а квартир не хватает. Иван помнит, как уговаривал маму учиться в вечерней школе. Она послушала его. Даже училась в десятом классе, но не долго. Ей было скучно читать учебники, а потом вечером идти в школу. «Мама, учись, – уговаривал – буду всё делать дома, но не бросай школу». У мамы тогда начались трения с местными властями. Требовали, чтобы нарушила закон, выдала фальшивую справку о трудовом стаже начальнику, уходящему на пенсию, добавив несуществующие трудовые месяцы. Она не посмела этого сделать. Документов и свидетелей, подтверждающих стаж, не было. Её вызывали, воспитывали и приказали уволиться. «Что ты упорствуешь? Приписать три месяца – это пустяк. Другие напишут и десять. Что ты из себя представляешь?»