Бабкин впился в условие задачи, прикинул, как доказать теорему о смежных углах. Всё это он знал, как таблицу умножения. Пока заботливая тётка пыталась понять, какие пробелы в знаниях нужно восстанавливать у отставших учеников, Иван решил задачу, набросал доказательство теоремы, проверил написанное. И сидел, посматривая на Стеллочку, из-за которой часто «бодались» на вечерах горячие хлопцы из трех десятых и двух одиннадцатых классов, претендовавших на благосклонность девочки-звезды. «Что она тут делает? Школу окончила. В институт готовится, тёте помогает? Следит, чтобы не очень быстро списывали».

– Не можете вспомнить? – села рядом учительница, придвинув к себе листок. – Всё правильно… Отлично. Быстро . Ещё не желаете получить задание? – Иван согласился. Женщина подошла к столу, взяла такой же листок у Стеллы.

Не больше пяти минут потребовалось Бабкину, чтобы выполнить задание. Вера Ильинична удивилась, поджав губы. Подобных двоечников она не встречала ещё в своей школьной жизни. Пока Иван выполнял третье задание, преподаватель, отпустив парней, о чём-то шёпотом разговаривала с выпускницей.

– За что вас оставили на осень? – спросила женщина грустно.

– Незнаю, – ответил Иван. – Алгебру написал на «отлично», геометрию тоже, но сказали, что плохо. Работу мою мне почему-то не показали. Стелла сказала, что вы не в ладах с директором?

– Незнаю. Я – с ним в ладах. Нина Наумовна хотела стать моим репетитором, но у нас с мамой нет таких денег. Она получала очень мало, а сейчас ещё меньше. В третьей четверти не аттестовала по алгебре, а по геометрии поставила двойку.

– Он с другом был пионервожатым в шестом. Сделали фотолабораторию, кукольный театр, оформляли колонну школы. Иван актовый зал оформил к Новому году, – проговорила Стелла и встала к окну. – Его стихотворения и фотокарточки печатают часто в газете. В «Пионерской правде» недавно была заметка.

– Кое-что мне известно, – Вера Ильинична удивлённо смотрела на подростка и машинально протирала очки платочком. По классу гулял сквозняк, пытавшийся забавляться страницами книги. В раскрытые форточки втекал тяжелый горячий воздух. Со стороны реки наползала чёрно-сизая туча. В коридоре кто-то смеялся громко и неестественно. Доносился стук молотка в соседнем классе.

– Он сказал на уроке истории, что коммунизма не будет. Протестуя против стиляжничества, пришёл на линейку первого сентября в шароварах. Вы бы их видели – шире Чёрного моря.

– Помню. Это вы?

– Не протестовал я, – сказал Бабкин. – Честное слово. Так получилось.

– А ещё Иван собирает историю города. У него есть доказательства, что наша крепость была построена до похода Ермака. Он говорит, что Русь была не только Киевской, но и Сибирской. Пушечные стволы, которые подняли со дна, попали сюда не на стругах Ермака, а намного раньше. Захоронения рассказывают, что здесь жили люди культурные и грамотные. Не кочевники, но умеющие разводить скот, обрабатывать землю. Отряды Ермака прибыли в Сибирь не завоёвывать, а защищать от набегов.

– Вы хотите стать историком?

– Незнаю, – смущённо ответил Иван, с благодарностью посматривая на Стеллу. – Нравится история. Я нечаянно вывел формулу для устного счёта прогрессий.

– Каких? – удивилась Стелла Кропачёва.

– Геометрических и арифметических. …Прошу задание. Вы можете проверять ответы на доске, – обратился он к девушке с кукольным личиком.

Глава пятая.

Ивана опять занесло. Он начал хвастаться своим математическим фокусом перед учительницей, перед сидевшими. Захотел показать, что он не лыком шит. Это ничего, что его оставили на осень, что его мама не занимает высокий пост в обкоме, а папа где-то живёт, забыв о родном сыне, который не как все. Умеет делать то, что другим школьники не по силам. В такие минуты он был сам себе противен, но ничего не мог поделать с собой. Честолюбие, желание показать себя с другой стороны, доказывая, свою значимость.

Что тут плохого, не присваивает чужое, не ворует… Просто рассказывает о том, что может. Не выпендривается, но хвастается. Хорошо, что Сергей и Стас не видят его, а то бы друзья изменили о нём свои мнения.

Бабкин решал прогрессии. Им восторгались. Удивлялись. А он опять парил, но на этот раз над полом класса, едва не задевал белые круглые плафоны. Упивался триумфом. А выпил всего-то полстакана сухого вина. настроение поднялось, и уже Бабкин мало понимал себя, стараясь поразить слушателей знаниями.

Пятеро отстающих сидели, распахнув рты, просто ели Ивана всеми глазами. Стелла тоже впилась в него и восхищённо качала очаровательной головкой.

Если бы та суровая молчаливая так смотрела на него. …Да, тогда он летал. Ведь мячи всегда подавала только ему. Его полёты над площадкой, над сопкой одноклассники видели. Стасик удивился. И не только он. Она не удивлялась, словно знала, что может и не такое.

Иван вспомнил, как пришёл на тренировку дворовой команды с Крохиным. Стасик готовил мяч, а Панфилов занимался с основным составом гимнастикой. Мальчики четвертых и пятых классов разминались. Дуднев инструктировал свою дружину, стоял у ворот в окружении футболистов постарше. Футбольное поле – на пустыре недалеко от старенького домика. За ним возвышалась громадина из семи этажей. Разметка сделана недавно. В неглубоких канавках белый песок со стройки. Стасик разделил ребят на две команды. Иван встал в ворота. Ребята играли легко, свободно, отрабатывая отбор мяча, передачи головой. Бабкин понял, что он не тот, каким был на сопке. Ему забивали легко и непринуждённо. Ему было смешно. «Зачем я сюда пришёл? – спрашивал себя. – Понятно, что никакой я вратарь. Стасика подвёл. Говорил ему, убеждал, что только на горке у него тогда получалось нечто. Лёгкий волейбольный мяч был ему послушен».

Неожиданно на поле вышли незнакомые подростки. Они курили и бранились. Началась игра. Дуднев был рядом, в защите. Он следил за Бабкиным. Удары издали Иван отражал неряшливо. Не мог поймать летящего издалека мяча. Дуднев бил себя по бедру, возмущаясь:

– Соберись! Что с тобой? Вспомни, как ты брал на горе. Что случилось?

– Я тебе говорил… Это не тренировка? – удивился Бабкин.

– Но я видел, какие ты брал мячи. Тебя подменили? Я столько о тебе рассказывал парням.

Иван удивлялся. Не мог отразить простой навес. Пропускал один лёгкий мяч за другим. И хотя малыши тут же сравнивали счёт, им было очень тяжело обыгрывать высоких и наглых соперников, которые отталкивали нападающих руками, хватали за майки. Судья редко останавливал игру, назначал штрафной. Мальчишки пробивали точно, но вратарь был на месте. Стасику удалось заколотить два удачных гола.

Бабкин всё же иногда недоумевал – куда делась его прыгучесть и отвага. Хотя всё прекрасно знал и понимал. Пытался вновь стать таким, каким был тогда. Не получается. Нет той волшебной лёгкости и умения. Хоть ты разбейся. Нельзя подводить друга, который верит в него. Стас обманулся. Хотя своими глазами видел работу настоящего вратаря.

Бабкин бросается в ноги нападающим, но поздно. Обманное движение – и мяч в сетке. Два или три раза он отлично взял кручёные мячи, но на общем фоне его игры это было каплей. Дуднев понял, что чуда не будет. А что ж тогда было там, на пикнике? Ивану трудно, хотя он и старается, бесстрашно бросается в ноги. Дуднев встал в ворота.

В защите от Ивана тоже не было особой пользы. Городские нападающие играли не так, как сельские. В несколько касаний выходили к воротам и били. Иван не успевал за ними. А когда сближался, то прямолинейно, неуклюже толкал нападающих, пытаясь отнять мяч, но его легко обводили. Он падал под ноги, ложился под удар. Это было ново, хотя и малорезультативно. Зато его спокойно с улыбками и даже извинениями пинали по рёбрам, а судья не мог или не хотел это увидеть. Игра становилась жесткой.

– Сбивайте, – приказал Стасик защитникам. Панфилов, страховавший Ивана, получил сильный удар по ноге и уже не мог быстро бегать. Нужно было отыграть лишь один мяч, чтобы свести на ничью товарищескую встречу, которая ничего не решала, но престижно победить сильную команду города. И нужно показать себя, своё мастерство.