Изменить стиль страницы

Это — как снежный ком. Приехал человек на стройку, обжился немного и пишет на родину письмо сестре, брату, свату, зятю, шурину или еще там кому: «Устроился, мол, хорошо, работа — что надо, приезжай!» И тот едет. Сколько мы встречали в Набережных Челнах людей, которые вот так попали сюда. Люба приехала к сестре, а ее сестра — к мужу, Виктору Сухорукову. А у Виктора здесь два брата еще и отец с матерью…

К слову, Сухоруковы — уральцы, все мастера по металлу. Продали они дом в Верхней Салде и перебрались на Каму, к «первопроходцу» Виктору. Здесь отец с сыновьями быстро сколотили вагончик — тогда еще можно было самовольно строить временное жилье — и зажили. Правда, поначалу Сухоруковым пришлось плотничать, работать землекопами, малярами. Сейчас они у своего дела — в цехах работают. И квартиры получили. А вагончик заселил после них сосед из Верхней Салды — письмо написали ему Сухоруковы. Потом и тот получил квартиру в «небоскребе». Но вагончик уж не передал «по наследству» — снесли времянки в Челнах.

А вот Мишке Данилову не к кому было приезжать в Набережные Челны. Он ехал, можно сказать, сам к себе, ехал начинать свою жизнь, за мечтой ехал он сюда.

Миша Данилов родом из Татарии же, из небольшого поселка Лаишево, что близ Казани. Есть у него отец, есть у него где-то мать, а детство его прошло в детдоме. Так уж случилось — чего не бывает в жизни…

В ГПТУ, куда послал его детдом, он учился старательно, получил специальность, какую и хотел — слесаря. И тогда решил: «Поеду теперь на КамАЗ. На КамАЗ — больше никуда!»

В самолете он оказался возле молодых парней, которые возвращались домой, в Челны, похоже, из командировки. Они сразу обратили на него внимание. В его облике было что-то такое, что отличало его от них — таких уверенных, даже самоуверенных, праздничных и веселых парней. Трудные дни оставили след на его лице. Он вел себя нелюдимо, прятал руки, торчащие из коротких рукавов, был какой-то неухоженный и необласканный. Они разговорились, хотя вытянуть из него слово было делом непростым.

— Куда же ты теперь? — спрашивал высокий парень. — Чего молчишь-то?

Самолет шел на посадку.

— Ладно, договорились. Сегодня переночуешь у нас.

В общежитии его посадили за общий стол, накормили.

— Давай, давай, — подбадривали его за ужином. — Считай, что дома, не стесняйся.

Мишка ни за что не хотел ложиться на кровать.

— Да не-е, я вот тут… — бубнил он.

Высокий даже голос повысил:

— Не спорь со старшими! — И уж ласковее, как мог, добавил: — Я вот ненавижу кровати. Если бы не образцовый быт, спал бы всегда на полу. — Он кинул на паркет ватник, лег, давая понять, что спор окончен.

Утром высокий положил перед ним колбасу, хлеб, треугольный пакет молока — на завтрак и, уходя, сказал:

— Ни пуха ни пера! Если что — так вечером снова дуй сюда.

Мишка думал — все просто: раз требуются рабочие, значит, примут его.

В отделе кадров завода двигателей, куда он прилетел, как на крыльях, радостный, вышла, однако, заминка. Начальник даже документы не попросил, а, оглядев его, спросил тихо:

— Сколько же тебе лет?

— Шестнадцать, а что?

— То-то и оно, что шестнадцать. С восемнадцати мы берем. Придется тебе съездить в горисполком, там есть комиссия по делам несовершеннолетних. Без их разрешения не можем…

В горисполком он не поехал. Для верности сначала решил зайти в заводской комитет комсомола.

Русоволосый, в костюме с иголочки, в модной, в полоску, белой рубашке, при ярком галстуке вежливый молодой человек — это был заместитель секретаря Слава Захватов — внимательно выслушал его сбивчивый рассказ и грустно так промолвил:

— Ты понимаешь, тебе ведь трудно помочь. Закон у нас такой…

— А я не уйду отсюда. А путевка на что? А комсомол на что? А учился на слесаря на что? — куда и девалась Мишкина застенчивость. Перед Захватовым сидел другой — настырный и упорный парень, который не отлипнет.

То ли вот такой крутой поворот разговора, то ли Мишка Данилов понравился Захватову, так или иначе заместитель секретаря помог ему — позвонил туда, сюда, одному, другому и сказал:

— Иди, тебя ждут.

Поспешность сыграла с Мишкой печальную шутку. Он ошибся дверьми и предстал в горисполкоме перед дамой, которая действительно занималась делами несовершеннолетних, но Захватов звонил и договаривался не с ней. Наоборот, Слава избегал эту даму. «Как же я мог так окараться, — думал Мишка. — Ведь Слава же говорил еще мне: «Иди только к Хакимовой».

Но было уже поздно. Дама даже не дослушала его:

— Все ясно, — отрезала она. — Уезжай, откуда приехал…

Он вышел на улицу. Пронзительно резал лицо ветер, тонкий, как гитарные струны. Солнце, яркое уже и по-мартовски вольное, еще не согревало город. «Куда теперь?» — думал Мишка, озираясь по сторонам. Денег оставалось на два раза поесть. Он сунул руки в карманы пальто и зашагал вдоль проспекта Мусы Джалиля. В форточке девятиэтажки торчал динамик и вопил на весь микрорайон:

Не надо печалиться,
Вся жизнь впереди!

КамАЗ!

Что значит приезд одного человека на эту стройку? Мудрено ли в Набережных Челнах затеряться ему, остаться незамеченным, обойденным вниманием?

Сто квадратных километров занимает завод. КамАЗ — это шесть заводов: ремонтно-инструментальный, литейный, прессово-рамный, кузнечный, двигателей и, наконец, главный, венчающий труд всех, — автосборочный. Каждый из них, безупречный по функциональной целесообразности и конструктивному изяществу, поражает воображение и размерами. Скажем, коробка автосборочного завода шириною в 380 метров вытянулась в длину на 1150 метров! Под этой крышей — возьмем для сравнения пример из арсенала болельщиков — можно расположить 73 футбольных поля!

На 25 километров растянулся город. 200 километров отличных бетонных дорог опоясали его. Широченная, как взлетная полоса, пролегла к заводским корпусам главная дорога — шоссе № 1. По ней идут нескончаемым потоком, как живой непрерывный пунктир, машины. Будто кто-то запускает их в оба конца — на себя и от себя.

150 000 грузовиков и 250 000 двигателей в год — вот что такое КамАЗ!

Длина конвейера 660 метров. На одном конце легла рама, а с другого конца на испытательный стенд своим ходам выкатилась готовая машина. Можно встать с секундомером на финише конвейера, а можно поверить и на слово: каждые три с половиной минуты из цеха будет выезжать готовенький грузовик. Представляете себе: двести десять секунд, и «испечен» — не бублик, не шаньга — мощный автомобиль! А двигатели — дизели в 180 или 210, или 260 лошадиных сил вместе с коробкой передач — будут делаться и того быстрее — через каждые две минуты!

Старый городок затерялся среди громад домов, поселок КамГЭСа зажал его со всех сторон. А там вдали, словно мираж, встал на пустом месте светлый, неправдоподобно новенький Новый город.

Кто-то на доске маршрутного указателя однажды начертал сокращенно: «Нов. Город». Так и пошло, прижилось хорошее имя — Новгород. Новгород на Каме.

За пять лет в Набережных Челнах строят по два миллиона квадратных метров жилья! Дома великолепные — по качеству отделки на уровне столичных стандартов. И город строится, строится, строится, и, кажется, конца этому не видать…

В иные дни в город приезжают, чтобы устроиться на работу, осесть тут — сотни человек. В тот день, когда в Челны прилетел самотеком Михаил Данилов, горком комсомола принимал отряд ЦК ВЛКСМ численностью в 800 человек.

Так мудрено ли в этих глобальных масштабах затеряться, остаться незамеченным одной человеческой единице?

Сказочный, занятый, напряженный до предела, полный забот КамАЗ, КамАЗ, через руки, глаза, улицы, конторы, бытовки, общежития которого ежедневно, ежечасно, ежеминутно проходят тысячи, — заслужит ли он, всесильный КамАЗ, упрека, если в этой сутолоке не заметит, не сможет заметить нечаянного человека, прибившегося к его шумному причалу в одиночку?