Замечательна в этом плане эпопея, связанная с французским механиком Вокансоном. Он вроде бы не мог пожаловаться на невнимание современников. Весь Париж сбегался смотреть на его изумительные механические игрушки: утки хлопали крыльями, крякали, распускали хвосты, «клевали» зерна. Флейтист, перебирая пальцами, исполнял на флейте одиннадцать танцев… Но Жак Вокансон с юношеских лет мечтал о большем, а несбыточном. Создать посредством тончайших механизмов живое существо. Воплотить средневековую мечту о гомункулусе — искусственном человечке…
Лишь к концу жизни Вокансон начинает понимать, насколько невероятно сложна подобная задача. И на склоне лет, задумав построить модель кровеносной системы, он обращается к новому тогда материалу — каучуку. Но если говорить о механизмах, действующих по намеченной программе, о возможности гибкого регулирования таких программ, то в этих усовершенствованиях великого механика — уже предтеча кибернетического подхода к системам… Назначенный на должность главного инспектора шелковых мануфактур Франции, Вокан-сон обратил внимание на сложность выделки узорчатых тканей. Множество мелких операций хорошо было бы передать соответственно настроенным механизмам, одним словом, автоматизировать.
Если в проектах Вокансона кибернетика в нашем понимании еще призрачна, то автоматика представлена достаточно рельефно. Так же, кстати, как в забавных игрушках. Фабриканты на первых порах тоже воспринимали новый станок как очередную занятную игрушку неутомимого выдумщика. Да и зачем, рассуждали они тогда, тратиться на такие сложные устройства, когда ткачи и так, за бесценок трудясь с утра до вечера, ухитряются выделывать восхитительные узорчатые материи… Удрученный таким отношением, Вокаысон выставил напоказ игрушечную модель автоматического ткацкого станка. Сплетались узоры, и, наблюдая за этим, глубокомысленно покачивал головой осел…
Все творения Вокансона после того, как изобретателя не стало, находят пристанище в основанной Конвентом во времена Великой французской революции Консерватории наук и ремесел, своеобразном музее техники. Однажды, уже в XIX веке, порог находящегося здесь кабинета Вокансона переступает Жозеф Жаккар. Недавно этот молодой человек принял участие в конкурсе на «самодвижущийся ткацкий станок», и небезуспешно. Хорошо разобравшись в творческом наследии Вокансона, Жаккар воплощает идеи своего предшественника в новом станке. В 40-е годы прошлого века новое ткацкое оборудование для создания, узорчатых тканей из разноцветных нитей триумфально шествует по всему свету. Достаточно сказать, что уже к концу века лишь в одной Московской губернии число таких станков достигло 25 тысяч. И поныне повсюду работают ткацкие станки, именуемые в честь их изобретателя жаккардовыми.
Казалось, что в этой области техники прогресс чуть ли не достиг своего апогея. Однако на пороге был уже XX век — эпоха новой научно-технической революции, возможности которой поистине безграничны.
МИЛЛИАРДЫ МЕТРОВ РАЗНЫХ
С детства нам знакома милая побасенка замечательного педагога К. Д. Ушинского «Как рубашка в поле выросла». Продолжая эту тему сегодня, нельзя не сказать о том, что рубашки «растут» и в химических реакторах, и в научных лабораториях, конструкторских бюро. Кто сегодня усомнится в том, что прогресс науки и техники безусловно касается и костюма человека? Мы не бездушные потребители того, что получаем благодаря НТР. Зачастую хочется самим узнать, понять, почувствовать шаги этой научно-технической революции. Ее приметы, ее взлеты. Тем более что многие труженики так ил 1 иначе к этому причастны.
При Московском текстильном институте существует особый музей. В нем собраны образцы ткацкого ремесла и все то, что к нему имеет отношение. Оригинальное собрание, хотя и не единственное в мире. Старейший и представительнейший музей такого рода в Лионе — текстильном центре Франции. Как тут не вспомнить вооруженные восстания лионских ткачей в 80-е годы прошлого века. Это были предвестники Парижской коммуны, и гремел призыв восставших: «Жить, работая, или умереть, сражаясь!» Труд ткачей всегда был нелегким и приносил барыши хозяевам. А ведь искусство мастеров составляло славу тех городов, где они трудились.
Лион во Франции и Ман-яестер в Англии, Иваново в России и Лодзь в Польше, Бостон в США и Бомбей в Индии — крупнейшие текстильные центры, правда, в наш век уже утратившие монопольное положение. Это объяснимо: сегодня в любом городе, старом или молодом, можно построить текстильный комбинат, оснастить его высокомеханизированным оборудованием, относительно быстро обучить новичков рабочим специальностям. Оговоримся, конечно, — и ныне традиции, опыт чрезвычайно важны. Но встарь эти факторы нередко играли первостепенную роль: постижение всех тонкостей ремесла возможно было только в атмосфере давних традиций, долгого ученья у искусных наставников. Еще в Древнем Египте знаменит был Хем-мис — город ткачей. Славились: парча из Хоросана в Средней Азии, бархат из Гренады, фризские шерстяные ткани. Когда в XII веке король Рожер переселил в Сицилию пленных византийских ремесленников, вскоре засверкали всеми красками шелка в Палермо.
А в Венеции, что в средние века изумляла весь мир своими изделиями из стекла, хранили тайну изготовления ткани из стеклянных нитей. Когда Реомюр показал коллегам из Французской академии образцы такой ткани, они не могли поверить, что она из обычного стекла. Может быть, и эти рукотворные нити натолкнули Реомюра на идею получения искусственного шелка… Теперь стеклоткань не диковинка, хотя меньше всего служит материалом для одежды. В музеях тканей — Лионском или Московском, также представлена и стеклоткань, как и асбестовая — тоже ведь продукция ткачества. А всего собрано разновидностей тканей — сотни, тысячи. На страницах этой книги встречались названия некоторых видов тканей: батист, шевиот, саржа, чесуча. А есть еще виссон, верней, была такая ткань — очень легкая, прозрачная, для царских одежд в Древнем Египте, Риме, Греции. Затрапез — по имени купца Затрапезова, на Ярославской фабрике которого делали эту материю. А то прочтешь в старом романе о персонаже в затрапезном костюме, и не будешь знать, в чем же особенность его одежды… А вот «сермяга» — грубое некрашеное сукно, чаще домотканое, и недаром «сермяжник» было синонимом мужика. Шерстяная ткань «фриз» — понятно, первыми такую ткань освоили живущие в Голландии фризы. А еще: бареж, глазет, канифас, тирас, твин, маррах, тарлатан, синдель, стамед…
Собраны в нашем музее ткани, возраст которых исчисляется веками. И те, что выделаны на деревянных станках, так сказать, в единственном экземпляре, притом неповторимой красоты, — и сошедшие только что с новейших станков. Реликвии: миллионный метр, выпущенный знатной ивановской ткачихой, Героем Социалистического Труда Валентиной Голубевой. И десятимиллиардный метр полотна, изготовленного на столичном комбинате «Трехгорная мануфактура». Но здесь, в музее, не только образцы продукции, а и техники, старинной и новой.
В XX веке ткацкий станок по быстроте и точности стал запоминать часовой механизм, правда, довольно шумный. Но не успевала секундная стрелка продвигаться на одно деление, как челнок четырежды проводил уточную нить сквозь нити основы. В век космических скоростей такой темп уже явно недостаточен. Между прочим, если представить все сходящие с веретен, верней, все спряденные нити как одну непрерывную, то скорость ее выхода сопоставима со скоростью света. Выпускаемые в мире ткани не раз «опоясывают» земпой шар по экватору.
А челнок-самолет все-таки летает недостаточно быстро. И тяжеловат. Разве что попробовать посадить шпулю, на которую намотана подготовленная нить, прямо в зону ткацкого станка? Идея эта родилась в 1890 году, но реализована была лишь в 1950-м. Малый челнок, микрочелнок весит около ста граммов, но для резкого повышения производительности ткацкого станка это все-таки многовато… В самом конце прошлого века был получен патент на ткацкий станок, который работал бы вообще без челнока. Роль проводника нити в нем играл тонкий стержень, большая игла, по некоторому сходству со старинным холодным оружием названная рапирой. В придачу действует пневматика — сжатый воздух. Производительность пневморапирных станков в полтора раза выше, чем челночных. В иных конструкциях проводником нити стала водная капля. Нельзя сказать, чтобы челночным станкам была уготована окончательная отставка, но, скажем, у нас в стране их осталось уже меньше половины от всего ткацкого оборудования. Да и бесчелночный станок не есть нечто единообразное; на свете существует свыше сорока их разновидностей. И невозможно утверждать, что какие-то безусловно лучше других. Не следует забывать о том, что каждый вид ткацкого станка предназначен для выпуска определенных видов или артикулов тканей. А вообще число таких разновидностей тканей приближается к 4000!