Селби промолвил упрямо:

— Сожалею, мистер Степлтон, но за деятельность своего учреждения отвечаю я персонально. У меня есть собственные, специфические теории криминального следствия. Я убежден, что, разгадав мотивы человеческих поступков, можно соединить в целое все факты. А пока это не сделано, я не могу считать дело законченным.

— Согласен, — усмехнулся Степлтон, — ваши теории действительно специфические.

— Что ж, — заметил Селби, — думаю, все темы мы уже исчерпали. — Он повернулся и пошел к двери. Уже положив ладонь на дверную ручку, он посмотрел прямо в лицо Степлтону:

— Если вы умалчиваете о любой значимой детали, связанной с любой из дюжины бутылок виски, у вас осталась последняя возможность исправить свою ошибку.

Степлтон ухватился за край стола.

— Черт побери, что за наглость, Селби! Меня никогда еще так не оскорбляли, особенно здесь, в этом графстве, где мои предприятия играют важнейшую роль в экономике… Мне не хотелось бы расставаться с вами на такой ноте. Вы знаете, моя дочь видит в вас друга. Она о вас самого высокого мнения. Ради нее я считаю своим долгом предупредить вас: если не одумаетесь, я использую свое влияние, чтобы вы не занимали больше свой пост.

Селби отворил дверь, но остановился на пороге, не удержавшись от последней реплики под занавес:

— Ваше право играть в политику, сколько заблагорассудится. Но не старайтесь скрыть улики, мистер Степлтон. Вы считаете, что мы и в подметки не годимся столичным служителям правосудия, но я постараюсь удивить вас. Быть может, даже со свечой в руках! — С этими словами Селби захлопнул за собою дверь, пересек приемную, не обращая внимания на изумленные лица посетителей.

Вечерний выпуск «Блейда» уже поступил в продажу. Купив у разносчика экземпляр, Селби добрался до дому и погрузился в чтение. Как и предсказывала Сильвия, коротко сообщив о трупе в кемпинге, газета тотчас обрушилась на Селби:

«Остается только сожалеть, что наш окружной прокурор столь молод и впечатлителен. Его нежелание назвать имена людей, занимавших домик, где был обнаружен покойник, — грубейший промах. Со временем наверняка выяснится, что бродяга Эмиль Уоткинс собирался с помощью пистолета разлучить постояльцев домика с их законными денежками. Дожидаясь возвращения намеченных жертв, Уоткинс замерз, зажег газовую печь, не предвидя печальных последствий. Но даже в этом случае налогоплательщики графства вправе настаивать на максимально полном расследовании дела. И вполне справедливо намерение властей докопаться до истины. А тайна, если допустить, что она существует, бесспорно сокрыта в головах двоих молодых людей и их спутниц, которые якобы проживали отдельно, в соседнем домике.

Галантность уместна, но в свое время и не при таких обстоятельствах. Разве можно оправдать освобождение важных свидетелей, когда речь идет о предумышленном убийстве? И разве увенчались бы успехом дамские уловки, не будь прокурор молод, впечатлителен и малоопытен? А ведь ему так вскружили голову, что он отпускает свидетелей за пределы графства и утаивает их имена.

Население графства вправе ознакомиться с фактами. Дуглас Селби вовсе не оракул, чтобы самостоятельно решать, что нам надлежит знать, а что нет. Отто Ларкин, талантливый, преуспевающий, а главное, многоопытный глава полиции Мэдисон-сити в данной ситуации бессилен, потому что происшествие имело место за чертой города. Однако в беседе с корреспондентом «Блейда» он заявил, что будь преступление «городским», двум свидетельницам не удалось бы уехать, пока их показания проверяли и перепроверяли.

Как бы то ни было, задача «Блейда» — доводить информацию до сведения своих подписчиков. Невзирая на то прискорбное обстоятельство, что должностные лица графства вступили в заговор, скрывая факты от своих избирателей, «Блейд» обещает найти и проинтервьюировать этих молодых женщин. Общественное мнение получит тогда возможность оценить достоверность и убедительность их версий.

Существует устойчивый страх общественности перед диктатурой личности в национальном масштабе. А как назвать ситуацию, когда молодой, неопытный, впечатлительный, упрямый и предубежденный окружной чиновник воображает себя последней инстанцией в вопросе о том, какие новости должны доводиться до народа, а какие скрыть?

Остается выразить надежду, что до будущих выборов Дуглас Селби осознает ошибочность высокомерного отношения к избирателям, отдавшим ему свои голоса, а те простят ему вопиющие промахи, которые он допускает с такой ошеломляющей скоростью и в таком большом количестве. И, в его же интересах, надеемся, граждане посмотрят сквозь пальцы на высокомерие, с которым он теперь, получив их голоса, относится к их же нуждам и потребностям…»

Селби уже дочитывал передовицу, когда раздался телефонный звонок. В трубке раздался голос Сильвии Мартин.

— Все в порядке, Дуг?

— События назревают, — сообщил он.

— Ты говорил со Степлтоном?

— Да.

— Что он сказал?

— Ничего особенного. Хотя, впрочем, давление его поднялось до двухсот сорока. Едва я явился, он принялся объяснять, как далек он от местной политики, что вся эта дребедень за порогом его восприятия, что ничего не может задеть человека столь влиятельного… Моими стараниями его мнение изменилось. Теперь он будет интересоваться местной политикой.

— Я огорчена, Дуг, и одновременно довольна. Пора выпустить из этого надутого пузыря чуточку чванства.

— Что ж, — откликнулся Селби, — бочка сорвалась с цепей.

— Видел сегодняшний номер «Блейда»?

— Только что прочитал.

— Все так, как я и предсказывала, — заметила она. — Они заполучили у Ларкина адреса девиц и теперь прикидываются простачками. Пока скрывают свой источник информации, чтобы насесть на тебя. Когда любопытство общественности достигнет критического накала, они пришьют дамам какой-нибудь грешок, что особенно оттенит промах человека, отпустившего их на все четыре стороны… Что будем делать, Дуг?

— Может, подъедешь к моему дому? Я буду ждать в машине, а ты свою поставишь ко мне в гараж.

— Договорились. Подъеду через три минуты.

Захватив с собою портфель, Селби запер квартиру и — в пику промозглому западному ветру — застегнул пальто на все пуговицы. Зимние сумерки быстро сгущались в ночную темь. Минуту-другую, не больше, простоял Селби на тротуаре, как появилась машина Сильвии.

— Валяй прямо в гараж, дверь открыта, — распорядился Селби.

— Спасибо, Дуг. Лишь бы гараж стерпел машину, а уж она приноровится как-нибудь.

Она круто развернула машину, сходу въехала в гараж, выключила зажигание, вышла и полюбовалась делом рук своих.

— Полное соответствие. Ни дать, ни взять кукурузное зернышко в початке… Итак, каков первый пункт нашей программы?

— Поездка в «Пальмовую хижину». Попытаемся разузнать все, что можно, о Мэдж Трент. Я заставлю Триггса впустить нас в ее комнату. Мы осмотрим вещи и ты поможешь мне решить, был побег продуман и подготовлен или свершился в порыве чувств.

— И что потом?

— Потом постараемся выведать все, что удастся, о покойном.

Она поудобнее устроилась на сиденье рядом с Селби. Он включил мотор.

— Пока мы едем, расскажи о встрече со Степлтоном, — попросила Сильвия.

Селби невесело усмехнулся.

— Шикарная получилась встреча. Он в конце побагровел и объявил, что пришел конец моей политической карьере. Я торжественно покинул его офис, но, впрочем, приберег заключительный выстрел от двери.

— И как, выстрелил?

— Да. Видишь ли, он заявил, что наши блюстители закона и в подметки не годятся его приятелям, столичным ищейкам. Как говорится, недостойны держать свечу в их присутствии. Ну а я вызвался и свечу подержать, и фитиль им вставить.

— Кто-нибудь это слышал?

— Слышал. В приемной было полно посетителей. У них глаза полезли на лоб, — сообщил Селби.

— Понимаешь, — задумчиво проговорила Сильвия, — ты вряд ли совершил политический просчет. Великому множеству наших сограждан зазнайство Степлтона уже осточертело. Людям надоело пресмыкаться перед ним. Кое чем город обязан сахарному заводу, но ведь и сахарный завод обязан городу. Степлтон ведет себя, словно здесь он абсолютный монарх. А ты набрался смелости поднять на него голос. Слух об этом распространится со скоростью лесного пожара. Это сработает в твою пользу и даст преимущество в схватке со Степлтоном, что бы он там ни предпринял.