– Знаешь, – спокойно начал я, – мне интересно, спросил ли кто-нибудь Калле, что она обо всем этом думает.
Лунный свет вырезал резкие складки на ее лице.
– Калле только пять лет.
– Я хорошо помню себя в пять лет. Очень четко. А ты?
Дел не ответила. Она отвернулась и ушла.
Я смотрел ей вслед в темноту.
– Спрашивай ее хоть иногда, – крикнул я.
Ответа я не получил.
К дому Телека я шел один, изучая по пути меч. В этом не было ничего ритуального или магического, я осматривал его чуть внимательнее, чем обычное оружие. Сделать это было до смешного просто: меч был моим. И он тоже об этом знал.
Моя перевязь осталась в доме, в отделении, которое я делил с Дел. Я уже готов был войти внутрь, убрать оружие в ножны и отправиться спать, но меня отвлекли голоса. Я застыл перед дверью. Справа от дома в лесу разговаривали два мужчины.
Мне, конечно, влезать в их разговор было незачем, мне бы следовало забыть о них и войти в дом, но голоса принадлежали Телеку и Стиганду, и говорили они обо мне.
Скрываясь в тени, я осторожно шагнул к деревьям. Я их не видел, но этого и не требовалось. Достаточно было слышать.
Голос Телека звучал натянуто.
– …выиграет танец, он уедет. И заберет с собой Дел. Это самый легкий выход.
Стиганд говорил ожесточенно. Куда только девался его старческий тон.
– Он убил Телека. Это достаточное оскорбление, разве не так? Неужели мы позволим ему навлечь на нас еще большее бесчестие?
– Но от танца до смерти пользы никакой. Если он проиграет, и наше дело проиграно, потому что он не сможет забрать ее с собой и она останется.
Стиганд издал смешок.
– Неужели ты такой дурак? Если он проиграет, он умрет… Ты отомстишь за смерть Терона, а ан-истойя лишится своего заклада. Ей уже не на что будет купить год. Вока прикажет ей немедленно отправляться в изгнание, – голос срывался от радости. – Все уже решено, Телек, насчет этого утра. Танец будет до смерти.
Значит смерть Терона все же повлияла на решение Стиганда. В круге будет не фарс, не красивый танец Южанина и Северянина, определяющий достоин ли Южанин повышения. Нет, все не так просто. В конце концов танец должен был стать средством мести и шансом выслать Дел из Обители в бесчестии, как клинок без имени.
И мать без ребенка.
Я сжал рукоять недавно рожденного меча и почувствовал его тепло, его силу, заключенное в меч могущество, стремившееся вырваться. Дикая магия, как говорил Кем, которую необходимо обуздать. Для этого нужна была песня.
И вдруг я испугался, потому что понял, ЧТО мог сделать. Это была бы первая победа. Первая месть. Дел когда-то сделала это. Почему бы мне не повторить? Телек не был моим ан-кайдином, он был врагом. Хотя и не очень достойным. Мне пришло в голову, что мог получиться довольно ироничный вариант правосудия. Я улыбнулся, взглянув на меч, и подумал, что Телек испытает потрясение.
И старик тоже.
43
Я вымылся ледяной водой из таза и надел одежду, позаимствованную, по иронии, у Телека: сине-черную тунику, штаны, украшенные серебром меховые гетры, нарукавники с серебряными шишками и пояс. Оставил я только плащ и брошь. Их я надену потом, когда танец будет выигран.
Я застегнул перевязь, примериваясь к весу Северного меча. Прежде, с Разящим, я носил ремни и ножны даже не задумываясь, привыкнув к ним за многие годы. Потом, когда я остался со сломанной сталью, я носил мертвую яватму Терона потому что без меча не мог, хотя меня и злила эта необходимость.
Теперь вес был другим. Гораздо меньшим, потому что меч воспринимался как часть моего тела, и гораздо большим, потому что я знал правду о нем: выпивший крови, вызванный к жизни, он мог оказаться – и окажется – самым смертоносным оружием, каким только может мечтать обладать человек.
Или мечтать не обладать.
Скептицизм полезен. Он может прикрывать как щит в словесных потасовках. Неверие, в должное время, тоже приносит пользу, потому что определенное его количество позволяет вам оставаться честным. Но когда я положил руки на витой шелк рукояти и почувствовал нарастающее нетерпение меча, силу, мощь и жизнь, подавленные моим отказом, я понял, что неверию места уже не осталось.
Тяжело признавать, что ты был не прав. Еще тяжелее признавать это после того, как долго издевался или в лучшем случае подтрунивал над правдой со слепым рвением, так жизнерадостно уверенный в собственной непогрешимости. Но когда однажды днем – или ночью – правда попадает в твои руки, ты понимаешь, что истории, песни и легенды, которые слышал от Северных чужаков, истинны, в них не было ни слова лжи.
И так же правдивы были рассказы Северной баски, которая врала столько раз по стольким причинам.
Нет, причин было всего две.
Первая: из страха быть убитой. Ожидая приговор людей с непредсказуемостью – и кровожадностью – вока Стаал-Уста, я бы тоже использовал все, что попалось бы под руку – даже, подумал я, Дел.
Может быть.
Может быть?
Аиды, не знаю.
И вторая: из страха потерять Калле. Совершенно необъяснимого страха, потому что много лет назад она уже «потеряла» Калле по своей воле, а может и нет, потому что само существование девочки обещало Дел бесчисленные возможности.
И теперь из-за этих возможностей нам с Телеком приходилось танцевать до смерти. Из-за Калле и желания Стиганда отомстить.
Мои пальцы задержались на ремнях перевязи, лаская мягкую кожу. Телек подошел бесшумно и встал рядом со мной.
– Пора, – мягко сказал он.
Я повернулся и посмотрел в светлые глаза. Они ничего не выдали. Надеюсь, мои тоже.
– Тигр, – в конце коридора из столбов, у двери ждала Дел. Одетая в черное, с обернутыми мехом косами. Делила с ее смертоносной яватмой.
Яватмой более опасной, чем моя, потому что душу – всю силу – моего кровного клинка еще не выпустили на свободу кровью и песней.
Но долго ли так будет?
Сила опьяняет. Знание, что она совсем рядом, под рукой, возбуждало.
Все что нужно это смерть, кровь, песня.
Аиды, я хочу вернуться домой. Я принадлежал другому миру, в котором я понимал, что и по какой причине происходит, где магия существовала на уровне обычных трюков и ловкости рук, где мечи были мечами, чистыми, стальными и опасными. Они не обращались к силе как Бореал, пробуждаясь по прихоти Дел, и не вызывали кошмарную Северную баньши-бурю.
Я Южанин. Зачем мне баньши-буря?
Зачем мне этот танец?
Это возможность вернуться домой. Снова оказаться в тепле.
А теперь еще новое, пугающее желание напоить мой меч кровью.
Я вышел из дома вместе с Дел. История повторялась.
Сам Стиганд нарисовал круг, прорезав коричневую зимнюю траву до мерзлой темной земли под ней. Круг оказался в центре овального поля, где раньше мы с Дел стояли перед вока. Все люди собрались посмотреть: мужчины, женщины, дети, с оружием и без. Они стояли, ожидая начала танца.
Старик закончил. Жестом предложил мне положить меч в центр круга.
Я выскользнул из перевязи и вынул из ножен недавно рожденный меч. В утреннем свете он на секунду вспыхнул ярко-белым, незапятнанным светом, свободным от рун, которые должны были скрывать имя попробовавшего крови клинка, но слепящая вспышка быстро пропала, и я уже не отличил бы этот клинок от обычной стали.
Скоро могла появиться и кровь. И может быть руны?
Я отбросил перевязь. Молча прошел в центр, положил на землю безымянный меч, повернулся и вышел. Чтобы встать у края круга.
Стиганд кивнул и громко объявил:
– Перед нами стоит Песчаный Тигр, Южный танцор меча, который был отдан в залог Стаал-Уста на год. Но Песчаный Тигр утверждает что случилось это без его ведома, а потому залог его не связывает. И у него есть основания говорить это, – светлые глаза смотрели на меня, в них были только мир и покой. – Ан-истойя, известная как Дел, заложила Песчаного Тигра, чтобы отсрочить на один год вечное изгнание за убийство ее ан-кайдина. Вока согласился принять залог. Но теперь законность этого поступка подвергается сомнению и решение должен вынести круг.