– А Стиганд нет?

– Этого я не говорила. Он просто твердый. Требовательный. Его трудно понять, он из старой школы, как Балдур… Балдур был его лучшим другом, – она вздохнула. – Сам Стиганд предложил мне выбор, стать ан-кайдином или танцором меча… Я нанесла ему оскорбление, покинув Стаал-Уста. Он был уверен, что я останусь. А потом я убила Балдура и Стиганд возненавидел меня за это.

Я его понимал. Но ей в этом не признался.

– Телек кажется мне рассудительным.

– Телек хороший человек. Он и его женщина взяли Калле и она растет в настоящей семье.

– Но она не их дочь, – напомнил я. – Калле твоя.

Дел снова спрятала лицо под маской и сквозь эту маску даже я не смог ничего разглядеть.

– Может завтрашний день будет моим последним днем. Зачем говорить Калле, что она может потерять мать, которую никогда не знала? Которой у нее никогда не было.

Дел не ждала от меня ответа, она говорила сама с собой.

Морщины изрезали ее лоб.

– Зачем забирать ребенка у единственных родителей, которых она знала, отдавать чужой женщине и говорить, что девочка должна любить ее как мать?

Я так и не придумал, что ответить.

Дел зарылась пальцами в волосы и откинула их с осунувшегося лица.

– Разве, – срывающимся голосом продолжила она, – могу я принять девочку? Я не гожусь ей в матери.

Делила, подумал я, годилась в матери больше, чем многие женщины. Я видел ее с детьми.

Вот только этого ребенка я боялся. Мне был страшно оттого, кто она. Я чувствовал в ней угрозу.

– Кстати о суде, – сказал я. – На что это будет похоже?

– Конкретно? Не знаю, – Дел пожала плечами и легла на пол. – Выясним утром.

– Я хотел бы знать заранее.

– Имей терпение, Тигр. Мы должны оставаться здесь, пока за нами не придут.

Я нахмурился.

– Мы вообще не можем выйти? А как же…

Она махнула рукой.

– Ночной горшок вон там.

Судя по всему, разговор был окончен, так что я завернулся в шкуры, вытянулся и уснул…

…и увидел во сне дюжины маленьких светловолосых девочек, цеплявшихся за меч Дел. Из-за них она не могла поднять оружие и нанести удар, который еще мог спасти мне жизнь.

Когда нам принесли еду, я проснулся, поел и снова заснул. Северная прогулка брала свою дань – я невероятно устал. Думаю, что и Дел бы в этом созналась – она тоже спала.

Я надеялся, что ее сны были приятнее моих.

Я спал плохо и снова проснулся в середине ночи. Покрутившись с боку на бок, я наконец понял, что свое отоспал. Я поднялся, воспользовался ночным горшком и осмотрел дом.

Трудно было что-то разглядеть, но дверь я обнаружил. Я тихо поднял меч Терона, пробрался по коридору между двумя рядами столбов, открыл дверь и выскользнул из дома. Не издав ни звука.

Ночь была холодной. Грязь и трава под ногами покрылись ледяной коркой. Слабый лунный свет отражался от заснеженных склонов гор, но его едва хватало, чтобы рассмотреть землю под ногами. Я вдохнул холодный воздух и пожалел, что не прихватил с собой шкуру.

Рука опустилась на мое плечо. Я дернулся, шарахнулся, поднял меч и в смутном свете увидел лицо Телека. Мы были одного роста и сложения, но на этом сходство заканчивалось. Его кожа была гораздо светлее, а по возрасту он был старше меня года на два. Очень молодой по сравнению с остальными членами вока.

Он расплел косы и светло-каштановые волосы покрывали плечи и спину. За исключением прически, передо мной стоял тот же человек, которого я видел днем.

На хорошем языке Границы он напомнил мне, что я должен оставаться в доме.

– Знаю, – кивнул я. – Но когда мне говорят, что я должен что-то сделать, не указывая при этом причины, я обычно делаю все наоборот. Я так борюсь с несправедливостью.

Он убрал руку с моего плеча.

– Ты думаешь, мы несправедливы, ожидая от тебя уважения к обычаям Стаал-Уста?

– Я хочу видеть Стиганда.

Телек глубоко вздохнул.

– Сейчас? Зачем? Какое у тебя к нему дело?

– Личное дело, Телек. Отведешь меня к нему?

Он мрачно покачал головой.

– Утром начнется суд.

– Поэтому я и хочу поговорить с ним сейчас. Потом у него не будет времени.

– Обычаи требуют…

– Хоть ненадолго забудь обычаи, – попросил я. – Это дело связано с женщиной. Той, которую все вы объявили клинком без имени, хотя для нее слово «честь» значит больше чем для любого на этом острове, – я кивнул на дверь. – Я провел с ней почти год, Телек. Я готов поклясться всем, чем прикажешь, что она не хотела убивать. Ей пришлось. Это была необходимость, а не каприз. И я готов поклясться, что она несет вину с достоинством, как и полагается настоящей ан-истойя, воздавая должное уважение ее школе, ее мечу, ее ан-кайдину. Она не обесчестила никого из живущих здесь. Она не обесчестила Стаал-Уста.

Большая часть его лица скрывалась в тени.

– А если я потребую от тебя клятвы?

– Я готов поклясться.

Его губы слабо изогнулись.

– Ну давай, – ровно сказал он. – Я хочу, чтобы ты поклялся жизнью дочери Делилы, что не будешь мешать суду, а потом подчинишься любому его решению. Независимо оттого, каким оно будет.

Слова вырвались сами:

– Но ведь Калле – твоя дочь.

Взгляд Телека не дрогнул.

– Да, – натянуто согласился он, – и это ты скажешь Дел, если она попросит у тебя совета относительно будущего Калле.

Интересная получалась ситуация: таких договоров я еще не заключал. Я боялся, что Дел останется на острове с девочкой, покончив с нашей бродячей жизнью. Телек боялся того же, но по другой причине.

Поклясться было легко, но я почувствовал себя грязным.

Телек закрыл дверь.

– Я отведу тебя в дом Стиганда.

Старик мне не обрадовался. Он заговорил с Телеком на быстром стаккато Высокогорий. Телек отвечал мягко, спокойно, рассудительно, и в конце концов Стиганд согласился меня выслушать.

Мы уселись на корточки в его отделении. Его женщина спала, завернувшись в шкуры. Из глубин дома доносились храп, стоны наслаждения. Ненадолго заплакал ребенок, потом замолчал. Во сне тявкнула собака. Я бы предпочел беседовать в более уединенном месте, но не считая улицы, такого здесь, кажется, не существовало.

Телек вышел. Стиганд молчал, пока за Северянином не закрылась дверь, а потом жестом предложил мне начать.

Он был стар. Ночью, с распущенными волосами и одеялом, обернутым вокруг плеч, он казался совсем древним. Я рассматривал шрамы на его лице, неправильно сросшийся нос, рот, который с каждым годом терял все больше зубов. Днем, перед Дел, стоял сильный, хотя и не молодой воин. Сейчас, передо мной, сидел старик.

Я глубоко вздохнул.

– Дружба достойна уважения, – спокойно начал я. – Узы, связывающие детей, соратников, кайдинов, истойя надо беречь. Уважать. Они заслуживают глубокого и искреннего почтения.

Бледно-голубые глаза смотрели на меня. Он даже не моргнул. Да, старик был очень несговорчивым.

– Люди, которые много лет живут бок о бок, – продолжил я, – деля успехи и неудачи, становятся ближе, чем рожденные вместе дети. Но один из них должен умереть первым. Один всегда умирает первым, оставляя другого скорбеть.

Старик по-прежнему молчал.

– Его смерть была тяжелой. Но была ли ему нужна другая? Разве не так хотел окончить свой жизненный путь Балдур?

Губы Стиганда раздвинулись.

– Может о такой смерти мечтаю и я, – сказал он.

Я помолчал и кивнул.

– Но и ей нужна была его смерть, Стиганд. Чтобы отомстить за убийство всех ее родственников. За брата, проданного работорговцам. За потерю невинности в руках Северянина, который забыл о чести уже давно, чтобы наслаждаться жестокостью.

– Мы приютили ее, – сказал Стиганд. – Мы обучили ее мастерству. Мы даже оказали ей честь, предложив то, что не предлагали еще ни одной женщине.

– Вы не оказали ей честь. Вы предложили ей то, чего она заслуживала.

– Она отреклась от Стаал-Уста.

– У нее были другие обязательства.