— Что за новости? — спросил он.
— По-моему, я беременна, — прошептала она в трубку — У меня трехнедельная задержка.
— Вот дерьмо! — воскликнул он. — Ты уверена?
— Я боюсь пойти к врачу, — сказала она. — Стиви приезжает на следующей неделе Что я ему скажу?
— Ничего не говори, — ответил он. — Свадьба назначена на выходные. Пять недель — это ерунда. Первый ребенок часто рождается раньше срока.
— Ах ты дерьмо, — рассерженно сказала она. — Стиви твой брат. Это что, для тебя ничего не значит?
— Конечно, значит, — ответил он. — Поэтому я и советую тебе сидеть тихо. Если ты откроешь рот, у всех появятся проблемы. У всей нашей семейки, черт бы ее побрал.
Она помолчала.
— Ты думаешь, это сработает?
— Без сомнения, — уверенно заявил он — До трех месяцев все равно ничего не будет видно.
— У меня груди уже отяжелели, — сказала она.
— Это может быть и предменструальным, — сказал он. — Ты много раз мне говорила, что у тебя так бывает перед месячными.
— Я боюсь, — сказала она. — Стиви врач. А вдруг он поймет, в чем дело?
— Врач, не врач, — ответил он. — Стиви в этих делах еще молокосос. Ты просто делай, что я тебе говорю.
— Мне пора бежать, — сказала она. — Я уже опаздываю.
— Поговорим позже, — сказал он. — Главное, не волнуйся, — он услышал щелчок — она положила трубку. Он смотрел на трубку в руке. — Полный дурдом! — сказал он себе. — Какой мудозвон сказал, что девственницы никогда не залетают с первого раза?
Фил положил себе на тарелку большой кусок бруст фланкена, посыпал его редиской. Он посмотрел на Марту и Мотти, сидевших за столом напротив него, и заговорил с набитым ртом.
— Сегодня мы продали сто двадцать одну индейку.
— Ну и очень хорошо, — как будто оправдываясь, сказала Марта.
— Лакш продал больше четырехсот, — проворчал он.
— Не жалуйся, — сказала его жена. — Я помню, пять лет назад мы радовались, если нам удавалось сбыть с рук двадцать или тридцать Кому в те дни нужны были индюшки? Цыплята и каплуны — это да, но индюшки были для гоев.
Он начал вытирать тарелку куском хлеба.
— Очень было вкусно, Марта, — сказал он, откусывая от пропитанного соусом хлеба.
— Тебе повезло, что ты этим занялся, — сказала она.
— Если санитарная проверка мяса и дальше будет идти так же, как сейчас, может быть, ты скоро будешь есть индейку вместо бруст фланкена. Сейчас цыплят и каплунов трудно достать, поэтому люди и покупают индеек.
— Мне придется сначала основательно попоститься, — ответил он. — В мясе индейки нет шмальца, а без шмальца нет и удовольствия.
— Перестань жаловаться, — повторила Марта. — Ты делаешь на индейках больше денег, чем на всем остальном.
— Ты такая к’нокер, — сказал он. — Почему ты больше не приходишь на рынок, как раньше? Тебе нечего делать целый день дома.
— Жена Ала не ходит на рынок, — возразила она.
— Она никогда этого не делала, — ответил Фил. — У нее нет для этого времени — она слишком занята, рожая по ребенку каждый год.
— Это не важно! — взорвалась она. — Как это будет выглядеть, если я буду приходить на рынок, а она — нет? Все будут думать, что у тебя дела идут хуже, чем у него.
— Никто не должен совать свой нос в мои дела, — заявил он, положив в тарелку еще один кусок мяса. — Евреи всегда попадают в беду, если люди думают, что у них слишком хорошо идут дела Как ты думаешь, почему на них ополчились нацисты? Да потому, что они нам завидуют.
— Это Америка, а не Европа, — сказала она.
— Не будь дурой! — взорвался он — У нас здесь достаточно нацистов, поэтому мы должны сидеть тише воды ниже травы Не надо давать им повода завидовать нам.
— Может быть, дядя Фил и прав, — внезапно вмешалась в разговор Мотти.
— Что ты имеешь в виду? — спросила, поглядывая на нее, Марта.
— Ну, мне кажется, что большая свадьба в “Твин Канторз” — не совсем то, что сейчас нужно. Идет война, а ведь все знают, как дорого регистрировать брак в “Твин Канторз”
— Ты хочешь сказать, что не хочешь свадьбы в “Твин Канторз”? — в изумлении спросила Марта — Да любая девушка в мире была бы счастлива выходить замуж в “Твин Канторз”!
— Постой, — прервал ее Фил. — Возможно, девочка права. Не только из-за денег, но и из-за того, что у нас двое сыновей, и ни один из них не служит. Найдется много людей, которым это не понравится.
— Стиви — врач, и все знают, что женатые врачи не служат в армии.
— Конечно, знают, но все будут думать, что он женится именно поэтому, — сказал он. — И есть еще люди, которые думают, что Джо уклоняется от призыва. Зачем давать им шанс подтвердить это?
Марта помолчала, потом повернулась к Мотти.
— Тогда что за свадьбу ты хочешь?
Мотти посмотрела на тетю.
— Только мы, родственники. В Борог-Холле, где нас никто не знает.
— Без рабби? — Марта казалась шокированной.
— Там, в Борог-Холле, нет рабби, — сказала Мотти. — Но это имеет такую же законную силу.
— А может быть, просто здесь, у нас, с рабби? — спросила Марта. — Без рабби и чупы как-то не получается, что ты действительно выходишь замуж.
Мотти кивнула.
— Мы могли бы сделать это здесь, но не забывайте, что в таком случае Джо не сможет прийти. Мы не можем рисковать тем, что кто-нибудь увидит его и будет задавать лишние вопросы. А в Борог-Холле никто и знать не будет, кто он такой.
Фил посмотрел на жену.
— У девочки есть сайчел. Тише воды ниже травы — вот как это надо сделать.
Глаза Марты начали наполняться слезами.
— Все, что я хочу для своих детей, — это начез, а не проблемы.
Мотти подошла к тете, обняла ее за плечи.
— Пожалуйста, тетя Марта, — мягко произнесла она, а в ее глазах тем временем тоже показались слезы. — Ну, пожалуйста.
— Почему, Боже мой? — рыдала Марта. — Почему это должно произойти в такие времена, как наши?
— Не вини Бога, — сказал Фил, поднимаясь из-за стола. — Черт бы побрал Адольфа Гитлера!
Слезы Марты перешли в гнев.
— Тогда я не позволю! Без рабби, без свадьбы. Я не позволю моим детям жить во грехе!
Зазвонил телефон, Фил поднял трубку.
— Алло, — он несколько секунд слушал, потом бросил им через плечо: — Это Джо, — затем продолжил в трубку: — Да, Джо!