— Давайте-ка вместе посчитаем, сколько навалоотбойщик Пискунов за сегодняшнюю смену отобрал у нашего народа добра…

Пискунов недоуменно посмотрел на начальника участка. Свежевымытое, еще неостывшее лицо его залила краска.

— Никакого добра я ни у кого не отбирал, Иван Иванович. Что это вы, в самом деле!

— Нет отобрал, — настойчиво повторил Бридько. — Если ты этого не понимаешь, то слушай, слушайте все.

Он терпеливо стал объяснять, что можно выработать на одной тонне угля, если ее перевести на электроэнергию. Называл самые различные предметы: обувь и ткани, стекло и металл. Его подсчеты показали, что недоданные навалоотбойщиком Пискуновым 4 тонны угля лишили возможности выработать примерно 10 тысяч пар обуви или 15 тысяч метров ткани.

— Вот и получается, что ты, Пискунов, оставил разутыми тысячи наших людей.

Пискунов ничего не мог ответить на убедительные, убийственные для него доводы начальника участка, сидел низко опустив голову, молчал.

Задумчивые и молчаливые сидели и все члены бригады…

Первая лекция

Цикл в сутки — закон! Об этом только и было разговору на шахте, на страницах газет. Казалось бы, чего проще: в течение двух смен выгружай полностью весь уголь из лавы по всей ее длине, а в третью смену производи ремонтно-подготовительные работы. И так изо дня в день. Но одно дело — составить такой график на бумаге, а другое — систематически осуществлять его. Как правило, каждый начальник участка встречает на своем пути к этой заветной цели немало неполадок. Поэтому на многих шахтах от цикличного графика не оставалось и следа.

Эти вопросы должно было обсудить совещание начальников угольных участков и партгрупоргов, на котором выступил с лекцией И. И. Бридько.

Лекция длилась свыше часа.

Когда Бридько скользил указкой по графику, знакомя слушателей со строгой последовательностью процессов, казалось, что он находится в лаве и видит все это своими глазами.

Вот включена врубовая машина. Она делает несколько метров вруба; затем уголь поступает на транспортер, с него — в вагонетки, которые беспрерывно подталкиваются к железному люку и, уже нагруженные углем, мчатся к рудничному двору и дальше, на-гора…

— Бесконечный поток, — вслух сделал вывод кто-то из присутствующих.

— Да, именно бесконечный поток угля. В этом суть цикличного графика, — подытожил лектор.

Начальники участков внимательно слушали его, и каждый мысленно переносился на свою шахту, на свой участок. Теперь ясно было видно, в каком именно месте обрывался бесконечный поток, где затерялось звено единой цепи. У одних все упиралось в трудности с порожняком; у других была искривлена линия забоя в лаве, то и дело рвались рештаки; у третьих люди часами слонялись без дела, не зная своего постоянного места работы.

В вопросах, которые задавали слушатели, сквозил жадный интерес к новому. Но иногда вопросы выражали сомнение, и не только сомнение, но и предвзятость.

Во время перерыва Бридько подошел к старому шахтеру Семкину и тихо сказал:

— Видал, Федор Афанасьевич, как наступают?

— Это мы наступаем, а они обороняют свое, старое. Отобьемся! — убежденно сказал ему Семкин…

Боевые друзья

Все эти месяцы были очень напряженными. Стали приезжать гости с соседних и отдаленных шахт — из Ростова, Луганска и даже Кузбасса. Всюду появились участки, работающие ритмично, по графику. Угледобыча в Донбассе значительно возросла. В этом была немалая заслуга инициатора цикличной работы Ивана Ивановича Бридько. Трудовой ритм в его лаве оставался по-прежнему четким, бесперебойным. Однако вряд ли кто-нибудь знал, как недоволен был работой своего участка сам Бридько. Когда кто-либо из приезжих горячо поздравлял его с ценной инициативой и благодарил за то, что он ничего не скрывает, не делает секретов, Иван Иванович чувствовал себя неловко. О каких секретах они говорят? По крайней мере, сам Бридько их не видел. Это даже сердило его. Ведь ничего из ряда вон выходящего он не сделал. При желании начальники участков всех шахт могут работать так, как работает он. Все дело в строгом порядке, в дисциплине.

Бридько составил несколько новых графиков. Обдумывал их и дома, и по дороге на шахту, куда его приглашали приехать поделиться опытом. И все эти эксперименты привели в конце концов к одному огорчившему его выводу: он не в состоянии делать врубовкой два цикла в сутки.

В эти дни Иван Иванович часто вспоминал, как он выступал на областном партийно-хозяйственном активе в городе Донецке.

Во время его выступления секретарь обкома спросил:

— Вы делаете в своей лаве полтора цикла в сутки. Это предел в вашей работе?

Бридько обернулся к президиуму:

— Нет, это не предел.

— Можно лучше работать?

— Можно и будем работать лучше, — уверенно ответил Бридько.

С того времени он действительно улучшил работу на участке, но уже давно топчется на одном месте.

Как-то Иван Иванович встретил у себя в лаве врубмашиниста соседнего участка Виктора Павловича Внукова.

В лаве было непривычно тихо. Врубовка не работала. Бридько осветил аккумулятором собравшихся возле машины людей, строго спросил:

— В чем дело, почему не работаете?

— Вода в мотор попала, — Бридько узнал по голосу врубмашиниста Прохора Якимовского, — а тут Виктор Павлович на подмогу пришел, «спецодежду» для врубовки принес.

«Что за чертовщина? Какая еще спецодежда?» — рассердился Иван Иванович, но промолчал. Внуков, небольшого роста, но сильный, подтянул мокрый, скользкий стояк, уселся на нем и заговорил, своим негромким, застенчивым голосом:

— Иду я мимо вашей лавы, слышу — машина стоит. Я к люковой: в чем дело, почему уголек не качают? А она: так, мол, и так — вода в мотор затекла. Тут-то я и смекнул: надо вернуться к себе на участок за «спецодеждой»…

И Внуков с удовольствием похлопал ладонью по чехлу из толстой резины, которым был накрыт мотор врубовки.

— Он у меня все равно без дела лежит. Лава у нас сухая. А вам небось такая «спецодежда» не помешает, — улыбнулся он своей доброй белозубой улыбкой.

Бридько давно знал Внукова. Еще задолго до войны этот шахтер радовал всех своей настойчивостью в работе, знанием дела, высоким классом мастерства.

Иван Иванович встретил его в первый же день после возвращения с фронта. В дружеской беседе выяснили, что оба воевали на одном фронте. Виктор рассказал о своих военных походах, о тяжелых ранениях. Раны заживали долго.

Слушал его тогда Бридько и думал: «Не видать ему врубовки. А жаль, чудесный был машинист».

— Да, трудно тебе будет работать, Виктор Павлович, — сказал он.

Слова эти испугали врубмашиниста. Он некоторое время смотрел на начальника участка, не зная, что ему ответить. Не работать в шахте, оставаться в стороне от любимой профессии Виктору было невозможно. Более десяти лет работал он на врубовке. Во время войны служил автоматчиком в танковом десанте. Неумолчный гул громадных машин, постоянное ощущение тепла, идущего от брони, каждый раз будили в нем мысли о шахте, о врубовке. Он ждал встречи с ней. Неужели его не пустят в лаву?

— Нет, не разлучиться мне с шахтой. Сил еще достаточно, Иван Иванович, — ответил он Бридько.

И Внуков в самом деле стал работать врубмашинистом.

Бридько глубоко уважал этого мужественного, стойкого человека.

…По штреку некоторое время шли молча. Первым заговорил Внуков.

— Тяжеленько тебе, Иван Иванович.

— А я не жалуюсь.

— И не пожалуешься. Характер твой мне хорошо знаком. Только вижу — нелегко.

Снова помолчали.

— Ты вот что, Иван Иванович, — опять первым заговорил врубмашинист, — водицу никуда не отведешь, ее не иначе как надо обогнать.

— Ясно, что надо обогнать, а как — вот задача, — ответил Бридько.

Внуков, казалось, только и ждал этого вопроса.

— Как, говоришь? А очень даже просто: приспособь пристяжную, и, я думаю, дело у вас пойдет как по писаному, — выпалил он.