Итак, на больших киевских маневрах присутствовали зарубежные друзья (с Францией и Чехословакией недавно были подписаны договоры о взаимной помощи) и пока еще не враги, а друзья врагов — итальянские генштабисты.

Впервые на местности в небывалых масштабах проверялось новое советское учение о глубокой операции, демонстрировалась детально разработанная технология мощного и беспрерывного удара, с помощью которого только и возможно было преодолеть бич мировой войны — стабильность фронтов. Маневры, которые Нарком обороны поручил провести командующему Киевским военным округом Якиру, естественно, должны были показать Западу не только зрелость Красной Армии, но и действенность ее передовых теорий, а приобретенный в ходе учения опыт предстояло сделать достоянием самых широких кругов советских командиров.

Настроение у всех было приподнятое. Ветераны гражданской войны вспоминали: ровно шестнадцать лет назад в этих местах Южная группа прорывалась на север сквозь огненный кордон деникинско-петлюровского фронта, а год спустя Фастовская группа войск под командованием Якира колошматила отступавшие «от границ 1772 года» части Второй армии Пилсудского.

Теперь же по широким шляхам и тесным проселкам носились с запада на восток и с востока на запад торопливые всадники. В густом мареве пыли мчались легковые машины, маячили на буграх люди с планшетами, над полями и рощами гудели день и ночь самолеты. Прибыли из Житомира и Винницы, из Проскурова, Шепетовки и Бердичева, со всего Правобережья стрелковые и конные корпуса и вновь созданные танковые бригады. Разделившись на «синих» и «красных», они заняли свои места, одни, чтобы «захватить Киев», другие — чтоб его «удержать». «Синей» стороной руководил командующий Харьковским военным округом Иван Дубовой, «красной» — его заместитель Семен Туровский, оба близкие друзья Якира и его единомышленники в вопросах оперативной мысли.

За хутором Паулиновка, в густом ольшанике, ждал сигнала к атаке танковый корпус Борисенко. Робкое мерцание рассвета посеребрило кусты, дальние холмы. С опушки рощи, пользуясь биноклем, всматривался в даль командир шепетовской танковой бригады Яков Федоренко, посредник при танковом корпусе.

Скоро на прогалине, поросшей почерневшим уже люпином и дягилем, остановились несколько легковых машин. Генерал Монти, выйдя из «бьюика», направился к посреднику, но Федоренко, указав биноклем на зазуммеривший телефон, развел руками и потянулся к трубке. Генерал Лаузо посторонился и сказал: «Не будем мешать», и злорадно посмотрел на итальянца. Когда иностранцы отошли в сторону, посредник заворчал:

— К черту под брюхо. Я старый моряк и не терплю эту братию. Тоже мне друзья-союзнички!

Неподалеку, замаскированные ветками срубленной жимолости, стояли машины тяжелого батальона Богдана Петрицы, или, как его в шутку звали, «адъютанта Франца Иосифа». Уроженец Золочевщины, призванный в конце мировой войны в армию, молодой Петрица попал ординарцем в полевой австро-венгерский штаб. Когда же 45-я дивизия сражалась с белополяками в районе Львова, Богдан вступил в нее добровольцем. Великана с мощной грудью, с детской улыбкой на добром лице хорошо знали в округе. Якир дважды посылал его на учебу — в военную школу, а потом на Актус[30].

Прикорнув возле гусениц танков, многие бойцы спали. Повара в белых халатах раздавали экипажам завернутые в целлофан бутерброды, разговаривали шепотом. Нарушали тишину лишь хруст сухих веток под ногами да крики встревоженных птиц.

Голубая машина главного руководителя маневров еще далеко курила по Фастовскому шляху, а комкор Борисенко уже собрал на своем командном пункте командиров подразделений и бойцов лучших экипажей. Все знали манеру командующего вести разговор на людях.

Вот он, стройный, плечистый, без плаща, с тремя орденами и депутатским значком на груди, прищурив карие глаза, всматривается в лица танкистов. Якир любил говорить: «Самый верный инспектор — свой глаз» — и, чтобы узнать настроение людей, не ждал докладов начальства. Наполеон утверждал, что путь к победе лежит через желудок солдата. Якир, разумеется, заглядывал и в походные кухни, но он хорошо знал и другой, настоящий путь к победе.

Многие полководцы проводят долгие часы над топографическими картами, исписанными красными и синими стрелами. У них порой не остается времени для «прощупывания» солдатского сердца. А ведь от такого «прощупывания» прежде всего зависит успех или неудача этих магических стрел. Якир отдавал картам минуты, людям часы.

После беседы с бойцами он собрал вокруг себя командиров. Уточнив задачи танкового корпуса Борисенко, Винницкого пехотного корпуса Гермониуса, Житомирского кавалерийского Криворучко, танковой бригады Шмидта, Якир резюмировал:

— Что я вам скажу, дорогие товарищи? Сегодня мы, конечно, не услышим ни свиста пуль, ни разрывов снарядов. Не будет ни убитых, ни раненых. Пленные, может, будут. Но все мы — и те, которые учились в академиях, и те, которые не учились в них, — знаем, что любая война, каждое сражение преследует политическую цель. Наши враги там, за кордоном, шипели, что Красная Армия не просуществует и восемнадцати дней, а мы живем уже восемнадцать лет. Политическая цель нынешних маневров — продлить мир, завоевать время для социалистического строительства, сохранить жизнь многим тысячам советских людей. Изо дня в день мы укрепляем нашу мощь, нашу страну. Вот почему партия, страна, Нарком требуют, чтобы каждый боец действовал сегодня отлично. И боец, и командир, и политработник, и штабист. Штабы! При новой технике не обойтись уже всеобъемлющей командой былых лет «Давай, давай!». Мозгами надо шевелить. Наши старые штабники уже многому научились. А сейчас к ним прибыла крепкая подмога из Академии имени Фрунзе.

Да, подмога прибыла крепкая. Получившие высшее военное образование, полные энергии и желания применить приобретенные знания на живом деле, влились в войсковые штабы выпускники-фрунзевцы: Антонов, Баграмян, Бирюзов, Ватутин, Сандалов и многие другие.

— На нас смотрит весь мир, — продолжал Якир. — Сегодня за нашей работой будут следить глаза Европы — французы, чехи, итальянцы…

— Хай им бис, басурманам, — проворчал командир конного корпуса Криворучко. — Приехали, поздоровались, а я им кажу: «Погоняйте на Иванцы, там штаб Якира». На шашках побалакать з ними — це наше дило, а по-культурному что-то душа не лежит.

Хотя любимец котовцев, умный, смекалистый командир кавалерийского корпуса прошел ускоренный курс военной академии, он еще частенько давал такие боевые распоряжения: «Ты, хлопец, узнай, де противник только для близира выкомаривается, а де он пнется по-настоящему».

— Напрасно, дорогой товарищ, — заметил Якир. — Твой шеф, покойный Гриша Котовский, тот одинаково хорошо балакал и шашкой и языком. Нам нужна не война, а мир. Понимаешь, Николай Николаевич, мир!

Якир подошел к посреднику при Петрице:

— Помните, товарищ, что вы не только «судья», но и собиратель нового. Записывайте все интересное, не забывайте, что у нас пока нет ни одного путного наставления по танкам прорыва.

На поляну донеслись звуки трубы. Войска готовились покинуть исходные позиции.

Один из командиров бросился к голубому «бьюику». Распахнул перед командующим дверцу. Якир захлопнул ее. Взял рукой за пояс сугубо услужливого товарища:

— Вы знаете знаменитого швейцара из ресторана «Континенталь»? Может, он не большой мастер командовать войском, но дверцу открывал бы с большим шиком.

— Так я же из уважения к вам, товарищ командующий, — краснея, проговорил командир.

— Вот сдадите на «отлично» инспекторский смотр и этим больше всего уважите меня. А потом вот что я вам скажу, дорогой товарищ. Слышал я, в старой армии давали звание генерала за заслуги, за выслугу и еще за обслугу. Но это ведь было в старой армии, а не в нашей.

…За Ирпенью много хуторов. В каждом хуторе большой дом под черепицей, огромная клуня, сараи, конюшни, гигантские скирды соломы. Осокори вперемежку с пирамидальными тополями окружают одинокие поселения. И вокруг них на гибких мачтах вьются заросли хмеля.