Во время войны цензура не позволяла предавать гласности факты, свидетельствовавшие об истреблении евреев. Такая информация квалифицировалась как помощь врагу. Поэтому ни американские газеты, ни «Голос Америки», ни Би-би-си не сообщали о том, что в лагерях и гетто происходят массовые убийства, и, как следствие, те европейские евреи, до которых немцы еще не добрались, зачастую не знали, что происходит в других местах. Голливуду было дано указание не снимать фильмов о войне, в которых бы рассказывалось о печальной участи евреев. Церковь словно в рот воды набрала. Соединенные Штаты затопила беспрецедентная волна антисемитизма. В проведенном тогда опросе более пятидесяти процентов американцев заявили, что «евреи от нас отличаются», что они представляют собой пятую колонну и что их надо ограничить в правах. Государственный департамент дал указание своим консульствам по всему миру «мариновать» евреев, обращавшихся с просьбой о визе, посредством бюрократических проволочек и крючкотворства.

Если бы Соединенные Штаты всего лишь намекнули Гитлеру, что геноцид евреев противоречит их политике и осудили Германию как преступное государство, нацисты наверняка бы вели себя более осторожно. Как известно, к протестам Запада по другим — причем менее важным — поводам они очень даже прислушивались.

Правитель Венгрии Хорти, вступивший в союз с нацистской Германией, отказался участвовать в геноциде евреев и в 1944 году был отстранен от власти. После этого в Венгрию вошли немецкие войска и началась массовая депортация евреев. Каждый день в Освенцим отправлялись составы с двенадцатью тысячами человек.

Весна в том году выдалась потрясающая. Воздух был пропитан опьяняющими ароматами цветущих деревьев.

Уничтожение евреев производилось с поразительным рвением, что неудивительно: Венгрия была верной союзницей Германии, а Красная армия уже стучалась в двери нацистской империи, границы которой быстро съеживались.

Тем временем Рузвельт, Черчилль и Сталин отказывались потребовать от немцев прекратить геноцид евреев, и не исключено, что нацисты искренне считали, будто выполняют за других «грязную работу». В том же 1944 году был опубликован резкий ультиматум министров иностранных дел Советского Союза, Великобритании и США, в котором содержалось недвусмысленное предостережение немцам, что, если они используют против граждан на оккупированных территориях газ, страны-союзницы отреагируют соответственно и используют газ при атаках на немецкие города. Однако когда еврейские организации попытались повлиять на американцев и англичан, чтобы те включили в это заявление упоминание о евреях, те отказались под предлогом (который, кстати, они использовали и раньше), что евреи якобы являются подданными вражеской стороны. То же самое произошло, когда с ультиматумом относительно использования газа обратился к немцам лично президент Рузвельт. В этом ультиматуме он заявил, что, если те используют против сил союзников газ, это вызовет аналогичный ответный удар. Однако и Рузвельт категорически отверг предложение включить в свое заявление вопрос о евреях.

В том же году английский министр иностранных дел Энтони Иден находился с визитом в Америке, и, когда представители еврейской общины попросили его помочь вывезти через Турцию несколько тысяч болгарских евреев, он ответил: «Турция по-прежнему не горит желанием оказывать помощь людям из вашего племени».

Не исключено, что отказ англичан и американцев призвать Гитлера прекратить геноцид евреев объяснялся тем, что они просто-напросто боялись, что их призыв сработает и Гитлер действительно перестанет евреев истреблять, потому что в таком случае им пришлось бы ломать голову, что с евреями делать. Однако чем бы это на самом деле ни объяснялось, факт остается фактом: в то время, когда в Освенциме убивали четыреста с лишним тысяч венгерских евреев, над этой фабрикой смерти пролетело более двух тысяч семисот английских и американских самолетов, которые бомбили — и весьма успешно — немецкие военные сооружения в этом районе, однако приказа разбомбить железнодорожные пути, по которым евреев везли на гибель, летчики так ни разу и не получили.

Такова была мрачная, уродливая и не внушавшая особых иллюзий ситуация, в которой оказались тогда преданные всем миром евреи и в которой приходилось жить и работать Йоси и его товарищам.

Всю свою жизнь Йоси предпочитал словам дела, а рассуждениям — действия. Но хотя ему и суждено было свершить деяния без преувеличения великие, о которых сегодня даже трудно рассказывать, не впадая в высокопарность, им двигали не жажда славы и не стремление сделать карьеру, а скорее тихое и с годами нараставшее возмущение действиями англичан и горячая симпатия к евреям, которые сидели в лагерях для перемещенных лиц в Европе, томились в английских лагерях на Кипре и, стремясь добраться до Палестины, готовы были преодолевать горы и плыть на ветхих кораблях. Он полагал, что именно они были истинными героями двадцатого века, и это сильно отличало Йоси от многих его товарищей по оружию, которые с презрением говорили, будто европейские евреи пассивно шли на смерть, «как скот на убой» (выражение, которое первым употребил Аба Ковнер в своей знаменитой прокламации от 1 сентября 1943 года, где призвал евреев к вооруженному восстанию), и высокомерно задавали людям, которых сами же переправляли в Палестину, вопросы типа: «А как вам, интересно, удалось остаться в живых? Вы что, сотрудничали с немцами? Были „капо“?»

Людям, пережившим Холокост, слышать это было крайне обидно. Особенно из уст тех, кто всю войну провели в относительно спокойной, по сравнению с Европой, Палестине.

Глава восьмая

Я хочу рассказать о человеке по имени Ицхак Л. Его имя вряд ли встретится вам на страницах учебников истории, поскольку, с точки зрения историков, его судьба особого интереса не представляет.

Ицхак (которого также называли Яцек) был светлоглазым человеком небольшого роста, чьи жесткие волосы поседели, когда он был еще мальчиком.

Он прибыл в Палестину на пароходе «Кнессет-Исраэль», командиром которого был Йоси Харэль, и никто из его соседей по поселку не понимал, почему он поставил забор из колючей проволоки вокруг своего огорода.

Во время войны ему удалось бежать из концлагеря Маутхаузен, и он прятался в лесу. Жил он там впроголодь, но зато с ним много чего произошло. Например, он повстречал обозленную на весь свет женщину, у которой немцы убили сына, и она стала для него чем-то вроде куска обгоревшей ткани, в которую он завернулся, чтобы спастись от холода. Когда он с ней спал, ему было стыдно, что он продолжает жить, тогда как его отец погиб, но в результате, словно бросив вызов судьбе, женщина забеременела и прямо в лесу родила девочку. Однако вскоре эту девочку застрелил польский партизан, у которого они попросили о помощи. Самим им, правда, удалось убежать, но в конце концов женщина умерла от истощения. После долгих скитаний Ицхак добрался до югославского порта Бакар и сел там на «Кнессет-Исраэль», направлявшийся в Палестину. Во время плавания он помог Йоси (которого знал под именем Амнон) поставить детский спектакль, где звучали песни и стихи еврейской Палестины, которых он никогда раньше не слышал.

Когда этот «корабль мертвецов» прибыл в Хайфу, солдаты его величества арестовали Ицхака, снова — как когда-то в немецком лагере — избили и, раненого, отправили на Кипр, откуда он освободился только через шесть месяцев. К счастью, при освобождении он получил сертификат, дававший ему право на въезд в Палестину.

Когда Ицхак плыл на «Кнессет-Исраэль», то познакомился там с женщиной по имени Малька. Она оказалась подругой детства женщины, с которой он жил в лесу. Малька потеряла мужа и дочь, и они решили пожениться. По их словам, жить вдвоем было дешевле. Малька говорила, что любовь — это роскошь, которую могут позволить себе только богатые, но не исключено, что они друг друга действительно любили. Как бы там ни было, но они поженились, у них родился сын, и они берегли его как зеницу ока.