Как бы там ни было, но в результате у Йоси, по сути, оказалось несколько отцов: помимо настоящего, с которым он, правда, виделся крайне редко, но которого очень любил, еще четыре духовных: Садэ, Вингейт, Авигур и Вейцман.

Йоси очень хотелось принимать участие в деятельности агентства «Алия-Бет», которое занималось доставкой в Палестину нелегальных репатриантов, и он считал, что вполне для этого подходит. К такому же выводу пришел в конце концов и Шаупь Авигур, которому было поручено возглавить это трудное предприятие.

Авигур знал Йоси еще со времен «Нодедет» и Ханиты, и в характере этого иерусалимского парня, которого Вингейт прозвал The Bomber, его привлекали, с одной стороны, выдержка и сдержанность, а с другой — смелость и способность выполнять боевые задания в одиночку. Также Авигуру нравилось, что, в отличие от некоторых своих товарищей, Йоси не страдал излишней горячностью и был скорее человеком спокойным и ответственным. По мнению Авигура, это могло помочь избежать излишних трагедий.

Кроме того, Авигур уже имел возможность наблюдать Йоси в деле. В 1939 году друг детства Йоси Цви Спектор привел в Палестину судно с репатриантами «Дора», которое пристало к берегу в районе кибуца Шфаим, и Йоси прибыл туда, чтобы помочь Цви произвести выгрузку людей. Два этих сионистских ковбоя-идеалиста, не знавших тогда, что это их последняя встреча, действовали умело и слаженно, как очень дружная команда, и это произвело на Авигура впечатление.

Все это, вместе взятое, и привело его к выводу, что Йоси подходит для великой задачи спасения еврейских беженцев.

Авигур пришел к Йоси после одного трагического события, за которое он не мог себя простить и которое навсегда оставило в его сердце незаживающую рану.

В 1940 году в Хайфу прибыли два судна с репатриантами — «Пасифик» и «Милос». Они были зафрахтованы частными лицами, и на борту у них находилось в общей сложности две тысячи пятьсот человек. (Фактически кораблей было три, но третий — «Атлантик» — находился еще в пути.)

Англичане, взбешенные тем, что, вопреки запрету, евреи все-таки осмелились прибыть в Палестину, арестовали пассажиров и собирались отправить их в лагерь на остров Маврикий, известный своим тяжелым жарким климатом. С этой целью они пересадили людей на судно «Патриа». Однако когда «Патриа» уже была готова к отплытию, Авигур и люди из «Алии-Бет» решили сорвать план англичан, взорвав возле судна небольшую мину. Предполагалось, что мина чуть-чуть повредит корабль, тот не сможет выйти из порта, и, таким образом, высылка сорвется. Взрыв запланировали на время, когда полицейские начнут проводить в каютах ежедневный обыск, а пассажиров выведут на палубу для переклички. Предполагалось именно в этот момент устроить на берегу отвлекающую внимание демонстрацию, а пассажиры, воспользовавшись неразберихой, должны были попрыгать в воду и доплыть до берега. Однако все пошло не так, как планировалось.

Те, кто готовил операцию, полагали, что мина проделает в борту корабля всего лишь небольшое отверстие, но «Патриа» пострадала гораздо сильнее: она накренилась, раскололась на две части и стала тонуть. Кроме того, мина взорвалась слишком рано, когда часть людей все еще находились в каютах. Никто из готовивших операцию не предполагал, что «Патриа» была настолько ветхой, и не думал, что маленькая мина сможет нанести судну такой сильный ущерб. И никто, разумеется, не мог знать, что англичане запрут двери кают снаружи. Мало того, спасая свои жизни, они попрыгали в воду, так их и не отперев. В результате двести шестьдесят семь человек оказались в западне. Возникла давка. Люди отчаянно пытались взломать двери, но убежать из «клеток», в которых их заперли, не смогли и ушли на дно вместе с кораблем прямо у берегов Хайфы. Правда, один из пассажиров (его звали Ганс Вендель) попытался им все-таки помочь, но не успел. Вода накрыла его прежде, чем он сумел открыть хотя бы одну дверь.

Между тем от своего плана выслать прибывших на Маврикий англичане, по-прежнему полные решимости остановить еврейскую репатриацию в Палестину, не отказались. На какое-то время уцелевших пассажиров «Патрии» поместили в маленький лагерь в Атлите, расположенный возле шоссе Хайфа — Тель-Авив (где к тому времени уже сидели тысяча шестьсот сорок пять человек, прибывших на «Атлантике»), а в назначенный день за ними пришли, чтобы отвезти на ожидавший в порту корабль. Люди стали сопротивляться, и англичанам пришлось применить силу. Среди них были и такие, кому было стыдно, что с несчастными людьми, чудом оставшимися в живых во время гибели «Патрии», обращаются так жестоко, но большинство полицейских и солдат вели себя, как звери: таскали женщин за волосы, вырывали им вместе с сережками мочки ушей… «Бой» продолжался восемь часов, но силы были неравными, и в конце концов полуголых, истерзанных, истекающих кровью людей привезли в порт. На борт судна их загоняли плетками.

Путешествие на Маврикий было очень тяжелым, и, когда корабли наконец-то туда прибыли, у людей было такое ощущение, словно они очутились на далекой необитаемой планете.

В лагере мужчин и женщин разделили и более полутора лет не давали им общаться. Сделанные из листового железа стены бараков на солнце страшно раскалялись. Людей косил тиф и другие болезни…

Их освободили только 11 августа 1945 года, однако к этому времени от болезней, инфекций и издевательств англичан успело умереть сто двадцать восемь человек. На обратном пути от тяжелых ран, полученных во время пребывания в лагере, скончались еще двое.

Суровый и обычно сдержанный Авигур пережил случившееся на «Патрии» очень тяжело. Эта история стала трагедией всей его жизни — но и важным уроком на будущее. Это был аскетичный, замкнутый и невозмутимый человек, который не любил давать выход своим эмоциям, но с тех пор его постоянно мучил страх, что с детьми, которых он доставлял в Палестину, может снова произойти что-нибудь подобное. Поэтому он больше никогда не позволял себе импровизаций и впредь требовал от бойцов, осуществлявших диверсии, принимать во внимание даже самые мелкие детали.

После истории с «Патрией» руководители ишува неоднократно обращались к английским властям с петициями, в которых просили относиться к евреям, прибывающим в Палестину, более гуманно, но англичане ничего не желали слышать. «Если мы это сделаем, — говорили они, — арабы могут подумать, что мы поддались еврейскому давлению». Поэтому для Авигура каждый корабль, даже если англичане его перехватывали, был «тараном, пробивавшим иерусалимскую стену», или, точнее, стену Белой книги. Как и Бен-Гурион, он не питал иллюзий относительно возможности договориться с властями Британского мандата и начал заниматься доставкой евреев из Европы в Палестину еще в 1934 году, когда «ревизионистам»[58] удалось зафрахтовать несколько кораблей. И хотя ему приходилось снова и снова вступать в конфликт с твердолобыми англичанами, сталкиваться с равнодушием США и других стран свободного мира, а также с противодействием части лидеров ишува, это его не останавливало. Благодаря своей интуиции, способности видеть факты во всей их наготе и полному отсутствию иллюзий он раньше других понял, что ни Соединенные Штаты (которые почти полностью закрыли свою границу для евреев), ни другие страны-союзники не собираются спасать евреев от уничтожения и что никто не видит в евреях партнеров по борьбе с нацизмом.

Когда война закончилась и начался массовый исход евреев, которым удалось уцелеть в аду Холокоста, из Европы, двери других стран — будь то Америка или Палестина — закрылись перед ними еще плотнее. Когда министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин предложил американцам принять четыреста тысяч евреев (он считал, что, с одной стороны, это позволит решить палестинскую проблему, а с другой — даст англичанам возможность остаться в Палестине и сосредоточиться на борьбе с коммунизмом, который начал распространяться на Ближнем Востоке), американцы отказались.