Изменить стиль страницы

Здание я покинул одним из последних. Стояла ночь. Площадь перед райисполкомом, скверик тонули в темноте.

Не знаю, то ли я уже привык к Червеню, то ли, ближе узнав людей, сроднился с ними, прикипел к ним душой, только мне было тяжело покидать эти края.

…Стоял погожий осенний день, когда я опять один, без семьи, уезжал из Червеня. После недолгого ненастья небо очистилось, стало синим-синим, пронизанным солнцем.

Хорошая пора для деревни: можно все убрать, что не успели, обмолотить, провеять. Тенькали синицы, пролетали пестрые сороки.

Машина катилась по шоссе, которое у нас старики до сих пор называют «екатерининским». Давно еще встречали белорусы «матушку-царицу» и насадили тут березы. И стоят они полноствольные, высокие, величавые, резко выделяясь белизной на иссиня-зеленом фоне елей.

Я сидел рядом с шофером, и в ушах у меня еще звучали слова Васько: «Будь близким к народу».

Как я мог от народа оторваться? Ведь я сам был выходец из этого народа, из самых его низов. Новый народный строй, Советская власть подняли меня, им я всем и обязан, им я предан до конца.

Но поработать в Совнаркоме республики пришлось недолго. Тянуло меня на партийную работу. Вскоре мое желание осуществилось.

Литературная запись В. Авдеева.

II. ЛЮДИ ОСОБОГО СКЛАДА

1

Жизнь расцвела на диво. — На нас возлагается небывалая в истории задача. — Эвакуация Минска. — Я остаюсь в тылу врага. — Встреча с товарищем по юности. — Памятное июльское утро. — Советы старого партизана. — Пробираемся на Любань. — Чтение перед народом речи Сталина. — Конспирация — дело нелегкое.

Незадолго до войны меня избрали вторым секретарем Минского обкома партии. И на этой работе мне приходилось близко встречаться со множеством людей разных профессий. Радостно было видеть, что все они поглощены кипучей, созидательной деятельностью. Повсюду в республике шло большое промышленное и жилищное строительство. В Минске заканчивался монтаж мощной электростанции, значительно расширялись станкостроительные заводы имени Ворошилова, имени Кирова.

А небольшой городок Борисов — его даже не всегда наносили на карты — перед войной занял видное место среди промышленных городов не только Минской области, но и всей Белоруссии. В нем были построены спичечный комбинат, стеклозавод, фабрика по производству пианино и много других предприятий. Городам и селам области давали свет и энергию новые электростанции. Более десяти торфопредприятий, заводы по выработке кирпича, черепицы и других строительных материалов работали в наших районах. Имелось много машинно-тракторных станций.

Так же быстро менялся облик и других областей республики. В каждом городе, в каждом районе совершались небывалые преобразования, вырастали корпуса новых фабрик, заводов, электростанций, жилые и культурно-бытовые здания.

Белоруссия становилась подлинно индустриальной республикой. У нас имелась уже своя крупная, основанная на передовой технике энергетическая, топливная, машиностроительная, станкостроительная промышленность, успешно развивались различные отрасли деревообрабатывающей промышленности, текстильной, кожевенной, пищевой. С каждым днем росли ряды рабочего класса Белоруссии.

Небывало быстро меняли свой облик города. Широко развернулись работы по реконструкции столицы нашей республики. В Гомеле, Витебске, Могилеве, Бобруйске, Орше появились сотни многоэтажных жилых зданий, театры, кино, Дворцы культуры, клубы, магазины, вокзалы. Рабочие коллективы на фабриках и заводах, на лесах новостроек самоотверженно боролись за досрочное выполнение плана третьей пятилетки, оказывали большую помощь воссоединенным в сентябре 1939 года Западным областям Белоруссии.

Большой, плодотворной, творческой жизнью жила столица Белорусской Советской Социалистической Республики. Академия наук, государственный университет, десятки институтов, техникумов, средние школы, театр оперы и балета, драматические театры, Дворец пионеров — все это было создано после Великой Октябрьской социалистической революции. Бывшие рабочие, батраки, дети крестьян, получив за годы Советской власти высшее образование, уже сами руководили институтами, кафедрами, решали государственные дела. Сотни тысяч экземпляров газет, журналов, книг ежедневно расходились из столицы во все концы Белоруссии. Бессмертные творения классиков марксизма-ленинизма, лучшие художественные произведения русских классиков и советских писателей переводились на белорусский язык. Произведения народных поэтов республики Янки Купалы, Якуба Коласа и младшего поколения поэтов и прозаиков печатались на русском языке в Москве.

Москва по-братски, с исключительной теплотой встречала в своих клубах, в известных всему миру театрах выступления белорусских литераторов, артистов.

Но особенно заметно преобразилась деревня. В районах проводились огромные по размаху мелиоративные работы. Мощные драги и экскаваторы выпрямляли и углубляли русла полесских рек, тысячи тракторов поднимали жирную торфяную целину. Все в большей степени сельское хозяйство обеспечивалось тракторами, комбайнами, сложными молотилками, сеялками, автомашинами. Из Москвы и Харькова, из Сталинграда и с Урала шли в Белоруссию эшелоны с сельскохозяйственными машинами и минеральными удобрениями.

Помню, в начале лета 1941 года я выехал в полесские районы Минской области. Побывал в Слуцке, Старобине. Наведался в совхоз «Жалы» на Любанщине. Что такое были «Жалы» в недалеком прошлом? Непролазные болота, трясина, комары. Теперь же эти болота стали золотым дном. Колосистая пшеница стояла стеной, рожь — в рост человека. До революции люди в этих местах не ели хлеба досыта, ходили в лаптях. Теперь же в совхозе «Жалы» и в соседних колхозах жизнь расцвела на диво. К кому ни зайдешь, с кем ни поговоришь — увидишь веселые, приветливые улыбки, услышишь бодрую речь. Живет человек в новом доме, всего у него вдоволь, дети учатся в школах, техникумах, институтах. В селах клубы, избы-читальни, кино, лечебные учреждения. Колхозники добротно одеты. Как будто никогда и не было забитого, придавленного горем полещука!

Поехал я на Червонное озеро. Здесь сходятся болотистые и лесистые границы трех районов. И деревни здесь называются по-особенному: Забродье, Ужадье, Замошье, Подлозье, Мокрый Бор, Вязники.

Побывал я там и еще раз убедился, что давным-давно устарели эти названия. Всюду грохот машин: колхозники осушают и осваивают вековечные трясины. Подлозцы, забродцы, ужадцы стали хозяевами плодородных земель, мастерами высоких урожаев.

Возвращался я тогда в Минск и думал: какие чудесные перспективы открыты перед каждым районом нашей области, какие возможности для развития сельского хозяйства и промышленности! Что за люди-герои у нас!

В Минск приехал часов в десять вечера. Еще шло заседание бюро обкома: обсуждали текущие вопросы строительства, полевых работ. Было уже за полночь, когда кончилось бюро.

Летом я жил в трех километрах от Минска, в дачной местности Замчище. Приехал домой, прилег на кушетку, взял в руки газету и не заметил, как уснул.

Вдруг зазвонил телефон. Казалось, минуты не прошло, как я прилег: кто же мог звонить?

Я вскочил и взял трубку. Говорил товарищ Авхимович, секретарь ЦК КП(б)Б, — меня вызывали в Центральный Комитет.

Шофер еще не спал.

— Поедем, Юзик. Иди-ка разворачивай машину.

По дороге тревожно раздумывал о столь внезапном вызове: что случилось, какие это необычайно срочные дела в ЦК?

Шофер, видимо, тоже был немало удивлен. Он изредка взглядывал на меня, должно быть в надежде услышать что-нибудь, но, так и не дождавшись, проговорил:

— Наверно, что-нибудь важное…

— Не знаю, брат, — откровенно признался я. — Ничего не знаю…

Подъехали к зданию ЦК. Я зашел в приемную первого секретаря. Там уже были члены бюро ЦК, руководящие работники Совнаркома, обкома партии. Мне сразу бросились в глаза сумрачно-суровые, озабоченные лица. Никто не сидел: одни стояли, другие молча ходили по комнате в каком-то напряженном ожидании.