Однако Хокинс делал все, чтобы доказать испанцам свои добрые намерения. Он заявил, что не собирается отбирать у них сокровища, подготовленные для отправки в Испанию. Он хочет лишь просить разрешения произвести ремонт своих кораблей и пополнить запасы воды и продовольствия. Хокинс послал письмо вице-королю Мексики с одним из испанцев с захваченного корабля. В своем послании он писал, что, будучи подданным британской королевы, любящей сестры короля Филиппа, он надеется на покровительство вице-короля в случае прихода в порт испанского флота. Всех захваченных испанцев он, конечно, освободит и передаст властям их корабли. В то же время Хокинс высадил небольшой отряд моряков на одном из островов залива и установил там орудия. Казалось, все предусмотрено.
Но через два дня после прихода англичан в Сан-Хуан-де-Улоа, утром 17 сентября, показались корабли испанского «золотого флота». Это была первая эскадра, организованная так, как предлагал Менендес. Она состояла из 13 кораблей, ведомых королевским галионом. Ею командовал Франциско де Луксан. На борту флагманского корабля находился новый вице-король Мексики Мартин Энрикес.
Дон Мартин направил Хокинсу письмо, в котором сообщал, что если англичане беспрепятственно впустят испанские корабли во внутреннюю часть гавани, то он гарантирует им свободный выход из нее. Хокинс не поверил обещанию вице-короля и в ответном письме предложил другое: во-первых, ему должна быть дана возможность купить продовольствие на берегу на деньги, которые он выручит от одновременной продажи находящихся у него рабов; во-вторых, ему будет дана возможность произвести ремонт своих судов; в-третьих, высаженный на острове британский гарнизон должен находиться там до ухода английских кораблей; в-четвертых, договаривающиеся стороны обмениваются 12 заложниками.
Дон Мартин возражал против предложений Хокинса, говоря, что он дал свое слово, слово вице-короля, в обеспечение безопасности англичан, и этого вполне достаточно. Если Хокинс не уступит, то он, имея тысячу солдат, войдет в гавань с боем. Хокинс был не робкого десятка. «Если он вице-король, — ответил Хокинс, — то я представляю здесь мою королеву, и, таким образом, я такой же вице-король, как и он, и если у него есть тысяча человек, то для своих ядер и пуль я найду хорошее применение».
Прошло три дня, а соглашение достигнуто не было. Наконец 20 сентября вице-король сообщил, что принимает условия Хокинса. Хокинс вошел на борт адмиральского корабля, где было подписано долгожданное соглашение и произошел обмен заложниками. Торжественно прозвучали трубы, раздались залпы приветственных салютов, и испанский флот вошел в гавань. Гавань была очень маленькой, и испанские корабли стали совсем рядом с английскими. Ближе всего стоял «Миньон». Между ним и ближайшим испанским кораблем было примерно 17 м. Капитаны испанских кораблей были в высшей степени любезны и предупредительны. Но от Хокинса не укрылись опасные действия дона Мартина. Тот послал на лодке своего гонца к губернатору порта с приказом собрать на берегу тысячу солдат в полной боевой готовности.
В течение двух дней, пока команды судов обменивались любезностями, к берегу были стянуты войска; и Хокинс увидел, что ночью между «Миньоном» и испанским кораблем встало большое торговое судно водоизмещением 800 тонн. Оно почти касалось борта «Миньона». Хокинс также заметил, что на это судно перешли моряки с других испанских кораблей. Он послал протест вице-королю. Последний отвечал, что дал приказание прекратить всякие действия, вызывающие подозрения англичан. Но Хокинс, видя, что ничего не изменилось, послал вторичный протест, направив к вице-королю Роберта Барретта с «Иисуса из Любека», хорошо говорившего по-испански. Положение осложнялось еще и тем, что значительная часть английских матросов сошла на берег, где испанские хозяева усердно угощали их вином. Вице-король, поняв, что Хокинс догадался о его намерениях, приказал запереть Барретта в каюте, выбежал на палубу и взмахнул белым шарфом. Затрубили трубы, и масса людей хлынула с испанского судна на «Миньон». С другого борта у «Миньона» стоял «Иисус из Любека», и Хокинс приказал солдатам и матросам переходить с него на «Миньон». Одновременно был дан выстрел по вице-адмиральскому кораблю, которым был взорван пороховой склад и убиты 300 испанцев. «Миньон» был отбит. В сражение вступили все корабли. В маленькой гавани, шириной всего в полмили, жестоко бились 20 судов. Пороховой дым окутал корабли. Ничего нельзя было разобрать. Можно сказать с уверенностью, что если бы англичанам удалось сохранить свои позиции на островке, в центре гавани, то победа была бы за ними. Но испанский отряд, сосредоточенный на берегу, неожиданно захватил остров.
Все английские солдаты, находившиеся там, были убиты, орудия повернуты в сторону британских судов. Были потоплены «Ангел» и «Ласточка». «Божье благословение» был сильно поврежден, и капитан Бланд приказал поджечь его и направить в сторону испанских судов. Сам же он с уцелевшими членами экипажа перешел на борт «Иисуса из Любека». Испанцы потеряли четыре корабля. Большой ущерб врагу наносила артиллерия флагмана англичан. Находившийся там Хокинс руководил сражением с большим хладнокровием. Во время особенно ожесточенного обстрела он послал своего слугу за пивом. Выпив пива из серебряного кубка, Хокинс поставил его на борт судна. Но в тот же момент кубок был сбит испанским ядром. Обратясь к пушкарям, Хокинс воскликнул: «Ничего не бойтесь. Бог, который спас меня от этого выстрела, избавит нас и от этих предателей и негодяев».
Однако испанские ядра сделали свое дело. «Иисус из Любека» почти тонул. Хокинс приказал «Юдифи» и «Миньону» подойти вплотную к флагману, для того чтобы забрать людей и перегрузить находившиеся в трюмах товары и приобретенные у испанцев драгоценности. Это было сделано. Оба судна подошли к «Иисусу», и работа началась. Но вскоре англичане увидели несущиеся на них охваченные огнем два испанских корабля. Этот прием широко практиковался в то время. В данном случае испанцы подожгли специально купленные по приказу вице-короля частные торговые суда. При виде этих огромных плывущих факелов англичан охватила паника. Тогда Хокинс решил пожертвовать «Иисусом из Любека» и уходить из Сан-Хуан-де-Улоа на «Юдифи» и «Миньоне».
Но случилось так, что корабли возвращались домой раздельно. Чем это объяснялось, сказать трудно: сохранившиеся сведения очень противоречивы. Одни обвиняют Дрейка в том, что он в трудную минуту бросил Хокинса. Другие его оправдывают. В своем отчете Хокинс писал: ««Юдифь» бросила нас в нашем несчастье». Но в то же время он сообщает, что Дрейку было приказано подойти к «Миньону» и «забрать людей и необходимые веши, и он это сделал». Во всяком случае, когда по возвращении адмиралтейство начало расследование всех обстоятельств плавания, Дрейку не было предъявлено никаких обвинений. Деловые и дружеские отношения с Хокинсами у него сохранились до конца его дней. Вероятнее всего, Дрейк, взяв людей и грузы, считал своей главной задачей привести благополучно «Юдифь» в Англию, что и было им выполнено. 20 января 1569 г. «Юдифь» подошла к Плимуту. Судно было в хорошем состоянии, на его борту находились 65 человек.
Обратное плавание «Миньона» сложилось поистине трагически. На судне находились 200 человек, а продовольствия почти не было. Было ясно, что людей ждет в море голодная смерть. Тогда 100 человек добровольно вызвались остаться на берегу, чтобы дать шанс остальным добраться домой. Они были высажены на испанском берегу. Лишь двум из них, М. Филипсу и Д. Хартору, через много лет, уже к концу столетия, удалось вернуться домой. Остальные погибли в застенках инквизиции и на галерах. Оставшимся на судне это все равно не помогло. Продовольствие быстро кончилось, были съедены собаки, кошки, крысы и попугаи, имевшиеся на судне. Смерть косила людей. Но все-таки Хокинс довел свой корабль до Плимута. Он вернулся домой на пять дней позже Дрейка, 25 января 1569 г., через четыре месяца после ухода из Сан-Хуан-де-Улоа. На борту «Миньона» осталось в живых лишь 15 человек.