Видя образ Ли Гван Рин, мучащейся перед лицом отмирания националистического движения, я испытывал жгучую боль в сердце. В националистическом лагере было немало таких патриотов, как Ли Гван Рин, которые посвящали всего себя движению за независимость, жертвуя своей личной жизнью. Но даже такая женщина, как Ли Гван Рин, которая имела твердую волю и беззаветную преданность своему делу, не знала, как быть, потому что не было верного руководителя. Союз свержения империализма делал только что первый шаг, поэтому она не могла присоединиться и к линии нашего движения.

Я видел, как терзается без духовной опоры Ли Гван Рин, которой так доверял и которую воспитывал с такой теплотой мой отец, и жаловался на отсутствие в национально-освободительном движении настоящего руководства, призванного сплотить воедино все патриотические силы Кореи и вести их за собой.

Мучения Ли Гван Рин послужили мне толчком, и я глубоко осознал, что мы, представители нового поколения должны воспрянуть духом во имя революции. «И для таких патриотов, как Ли Гван Рин, которые еще блуждают, не имея верного компаса, мы должны как можно скорее проложить новый путь, соответствующий чаяниям всего народа, и тем самым приблизить новую эпоху революции, когда все борцы, стремящиеся к независимости страны, смогут продвигаться вперед по единому руслу», — решил я.

С этой решимостью я и форсировал подготовку к отъезду в Гирин.

В течение полувека после последней встречи с Ли Гван Рин в Гирине я непрерывно продолжал искать ее.

Когда мы боролись в Восточной Маньчжурии, организовав партизанский отряд, в его рядах было немало женщин в возрасте около 20 лет. Видя мужественный облик этих женщин, которые открывают новую страницу истории национально-освободительной борьбы с такой же несгибаемой волей и боевым духом, какие и у мужчин, я рисовал перед глазами образ Ли Гван Рин — героини Армии независимости. Было очень досадно, что я не знал, где и что она делает. Пытался я узнать о ней по разным каналам, но никак не мог уточнить ее дальнейшую судьбу.

После освобождения страны я побывал и в Сакчжу — родном краю Ли Гван Рин, пытался найти ее, но там тоже ее не оказалось.

Мы узнали место ее жительства только в начале 70-х годов. Наши сотрудники Института истории партии приложили большие усилия и, наконец, уточнили, что она живет в Китае, выращивая сына и дочь.

Среди людей, которые боролись вместе с Ли Гван Рин, прокладывали с нами новый путь те, кто знакомился с коммунистическими идеями под влиянием Союза свержения империализма, как, например, Кон Ен и Пак Чжин Ен. Они погибли с достоинством, смертью храбрых, как подобает революционеру.

Однако Ли Гван Рин была вынуждена прекратить борьбу на полпути, ибо не встретила верного руководителя, который мог бы повести ее по правильному пути.

Все же при жизни О Дон Чжина она, переживая немало страданий и обходя многие места, старалась осуществить курс на пролетарскую революцию, намеченный на Куаньдяньском совещании.

Летом того года (1927 г.), когда я отправился в Гирин, Ли Гван Рин вместе с Чан Чхоль Хо и другими бойцами Армии независимости занималась просветительской работой среди масс, соорудив в деревне Нэдосан шалаш и выращивая картофель. Видимо, О Дон Чжин намеревался развивать эту деревню у подножия горы Нэдо в базу деятельности Армии независимости.

Однако после ареста О Дон Чжина прекратилась и такая деятельность. Среди левых сил национализма О Дон Чжин больше, чем кто-либо другой, склонялся к коммунистическому течению. После ареста этой опоры не было активистов, которые вызвались бы посвятить себя делу проведения в жизнь курса Куаньдяньского совещания. В Чоньибу были несколько лиц, сочувствовавших коммунизму, но они не могли задавать тон в его работе.

После создания Кунминбу в результате слияния трех группировок верхушки националистических сил быстро превратились в реакцию, и стало опасно даже произносить слово «коммунизм». Руководители Кунминбу совершали без всякого стеснения даже такие предательские акты, как доносы на деятелей левых сил национализма, сочувствующих коммунизму, в японскую полицию и убийство их из-за угла.

Ли Гван Рин тоже пришлось метаться в поисках убежища, подвергаясь непрерывному преследованию и шантажу террористов Кунминбу. И в конце концов она вышла замуж за какого-то китайца и зарылась в семейную жизнь. Но, как говорится, неудачнику ни туда, ни сюда, ей не удалось обзавестись и семьей, как хотелось.

Так увядал напрасно «цветок Армии независимости» — «единственная женщина среди мужчин», которая появилась на пустынной земле Маньчжурии как Утренняя звезда и, приковывая к себе внимание людей мира, заставляла врагов трепетать.

Образно говоря, она была деятельницей движения за независимость, отправившейся в дальний рейс на деревянной лодке, именуемой национализмом. Лодка эта была слишком убогою, чтобы рассекать свирепые волны безбрежного океана — антияпонской войны за независимость, сопровождавшейся неимоверными трудностями и испытаниями. На такой неказистой лодке никак нельзя было доплыть до берега возрожденной Родины, до заветного края своей борьбы.

Бесчисленное множество людей тронулись в рейс на подобном судне, но большинство из них остановились на полпути, не добравшись до намеченного берега. Так остановившись, они стали искать теплое местечко с тем, чтобы зарабатывать на пропитание и жить спокойно, выдавая себя за «патриотов, скорбящих о судьбе Родины». Иные из верхушки, заявившей, что она «представляет» нацию, превратились в ремесленников, приготовляющих пластырь в городе, или в монахов, скрывшись в глубоких горах.

Было более или менее сносным лишь то, что, не изменив своим убеждениям, зарылись в семейную жизнь или ушли с головой в занятие, дающее средства к существованию. Среди деятелей движения за независимость, прокладывавших курс националистического движения вместе с Ли Гван Рин, были и люди, которые, изменив отечеству и нации, превратились в лакеев японских империалистов.

После расставания с нами Ли Гван Рин в течение более чем полувека проживала на чужбине и вернулась на Родину лишь несколько лет тому назад. Она сказала, что ей не терпелось возвратиться на Родину после того, как узнала, что я — Сон Чжу, сын Ким Хен Чжика, которого она так уважала в период Армии независимости. Сказала, что ей так хотелось видеть страну, руководимую Сон Чжу, где наверняка стала бы явью идея Ким Хен Чжика о построении общества всеобщего равенства. Сказала, что ей хотелось лечь в землю, на которой она родилась и росла и которую она со слезами и тоской рисовала перед глазами, лежа на сырой земле бескрайной равнины Маньчжурии, где дует холодный ветер, подложив руки под голову вместо подушки и глядя на звезды в ночном небе.

Однако Ли Гван Рин пришлось испытать несколько лет неизвестные другим духовные мучения, прежде чем принять решение — вернуться на Родину. У нее были сын и дочь, внуки и внучки. Не легко было женщине на старости лет решиться вернуться на Родину одной, оставив всех любимых детей на далекой чужбине, куда вряд ли попасть ей снова.

Но, тем не менее, Ли Гван Рин решила, наконец, возвратиться в родное Отечество, даже если и придется ей расстаться со своими детьми навсегда. Это было смелое решение, которое не посмел бы принять никто, кроме такой вот женщины с твердой волею, как Ли Гван Рин. Она не смогла бы принять такое решение, если бы не отдала целиком свою цветущую молодость во имя Родины. Ценность Отчизны могут ощущать всем сердцем только люди, которые посвятили ей всю свою душу и тело, горюя, радуясь и проливая кровь за нее.

Увидя седовласую Ли Гван Рин, которая вернулась одна в Отечество, оставив всех детей на чужбине, я бесконечно восхищался ее горячей любовью к Родине и ее благородным взглядом на жизнь.

Ли Гван Рин, бывшая двадцатилетней девушкою, когда мы расстались в Фусуне, появилась передо мною седой старухою, которой уже перевалило за восемьдесят. Нельзя уже было найти и следов того красивого румяного лица, привлекавшего внимание многих.