Пьяные очнулись и остолбенело вылупили глаза, — их подконвойного не оказалось. Беспорядочно паля в воздух, они гонялись за моим отцом. Вражья пальба грозила гибелью, и на вершине ему пришлось расстаться с Хваном. После этого отцу уже не довелось повстречаться с ним.

После освобождения Кореи я делал все возможное, чтобы найти этого Хвана. На земле уже устроен хороший мир, но почему-то не сразу нашлись те, кто в трудный час, рискуя своей жизнью, не колебались, оказывая помощь моему отцу.

Хван, я бы сказал, готов был подняться и на эшафот за моего отца. Он был ему настоящим другом, верным товарищем.

Если не было бы помощи такого верного товарища, как Хван, то моему отцу несомненно не избежать бы критического момента в столь опасной ситуации. Совершенно естественно, что друзья говорили отцу: «Тебе выпало большое счастье — у тебя верные друзья».

Да, он не жалел самого себя во имя Родины и нации, делил радость и горе с многими участниками движения за независимость. Это собрало вокруг него много людей, много друзей и товарищей по революции.

Подробные эпизоды о побеге моего отца мне довелось слышать также от Ли Гык Ро во время войны, вернее, в период нашего отступления.

Ранней осенью в том году, когда началась война, правительство КНДР приняло меры по ускорению поставок натурального сельхозналога. С этой целью были направлены на места многие из членов Кабинета Министров Республики как уполномоченные. В то время Ли Гык Ро, министр без портфеля, тоже был командирован в провинцию Северный Пхеньан.

Когда он выполнил свое задание, у нас началось стратегическое отступление, и мы находились в районе Канге. Однажды он прибыл ко мне доложить Кабинету Министров о делах и вдруг начал рассказывать о трактире в селе Енпхо. Закончив дела в уезде Хучхан, министр держал путь в Канге. Взяв с собой начальника того уездного управления МВД, он по пути поехал в село Енпхо и своими глазами осмотрел тот трактир, откуда бежал мой отец. Старый дом был цел. К тому времени Канге и Хучхан принадлежали провинции Северный Пхеньан.

Просто удивительно и даже чудно было слушать о том трактире от старого Ли Гык Ро, который почти всю жизнь провел в Южной Корее и за рубежом и после освобождения страны, перед образованием нового государства, перешел в северную часть страны. Не так я у дивился бы, если бы тогда были широко известны, как сейчас, исторические заслуги моего отца. Я просто не мог не изумляться, слушая об этом в ту пору, когда почти никому не был известен тот трактир в селе Енпхо.

И я, не скрывая своего любопытства, спрашиваю гостя:

— Как это вы знаете всю историю моего отца?

Он в ответ:

— Имя Ким Хен Чжика мне известно уже двадцать лет назад. В Гирине, знаете, Полководец, мне подробно рассказывал какой-то благодарный человек о вашей семье. Когда закончится эта война, мне хотелось бы написать биографический очерк о вашем отце. Но у меня кисть, как говорится, притуплена, потому и боюсь это делать.

Ли Гык Ро обычно был молчалив и тих. Но в тот день он, не сдерживая своего волнения, много и много рассказывал.

Мы вышли из многолюдного шумного зала, где расположен Кабинет Министров. Гуляли и беседовали более часа на берегу реки Токио (Чанчжа), куда редко ступала нога человеческая.

О моем отце, оказывается, рассказывал ему Хван Бэк Ха, отец Хван Гви Хон. В то время Ли Гык Ро приехал в Маньчжурию в составе делегации общества Синганхвэ (Общество новых веяний — ред.), миссия которой — организовать вспомоществование корейским соотечественникам, пострадавшим на восстаниях 30 мая и 1 августа. Число пострадавших все возрастало, и руководство Синганхвэ запланировало направить свою делегацию в Маньчжурию для оказания помощи корейцам.

В те дни Ли Гык Ро встретился в Шэньяне с Чвэ Иль Чхоном. И Чвэ рекомендовал ему: будете в Гирине, встретьте там Хван Бэк Ха.

По его совету в Гирине Ли Гык Ро встретился с Хван Бэк Ха. От него Ли получал нужную помощь при организации вспомоществования и слушал о моем отце. С тех пор Ли, по его словам, знал, что село Енпхо находится в уезде Хучхан и что этот уезд стал немаловажной ареной деятельности моего отца.

То, что Синганхвэ направило Ли в качестве представителя в Маньчжурию, связано с его биографией: здесь он много лет был педагогом. Так, одно время Ли работал здесь учебным инспектором Армии независимости в горах Нэдо, учительствовал в Пэксанской школе в Фусуне и Тончханской школе уезда Хуаньен. И вполне понятно, что в Маньчжурии Ли Гык Ро слышал о моем отце.

— Знаете, он, начальник уездного отделения МВД, — продолжал он, — плохо знал историю того трактира. И вот я его немного покритиковал: дескать, это позор уезда Хучхан. Потом я попросил его со всей ответственностью бережно сохранять этот трактир.

Ли Гык Ро с беспокойством добавил:

— Если потомки не знают историю борьбы предшественников, то они окажутся, как говорится, «невоспитанными, грубыми детишками». Но тут, вижу, наши сотрудники не очень активно воспитывают людей на наших традициях.

И прозвучал призыв: защищать революционные традиции, и то в ту суровую пору, когда наша молодая, двухгодовалая Республика оказалась на перепутье жизни и смерти. Слушая его, я был, собственно, глубоко благодарен ему. Меня охватило неудержимое волнение. Словно вмиг перед моими глазами мелькает душа плеяды погибших предшественников, борцов за возрождение Родины, как будто они с жаром сердца призывают нас: «Боритесь и победите! До конца защищайте родную землю!»

Рассказ Ли Гык Ро о селе Енпхо придал мне энергию в то самое время, когда шумели: Корея теперь обречена на гибель!

Расставшись с Хваном, мой отец целый день бродил в лесу и, наконец, невдалеке от трактира, на перевале Кадук, нашел одинокую хижину-землянку и попросил у хозяина помощи. Оба представились друг другу, назвав свои фамилии и имена. При знакомстве отец узнал, что хозяина зовут тоже Кимом, он родом из Чончжу.

Хозяин обрадовался: это, мол, большой праздник, что в такой глухомани, как перевал Кадук, встретился с революционером-однофамильцем, имеющим общее место рода. Старик со всей симпатией отнесся к отцу и помог ему от всей души.

Старик Ким укрыл беглеца в скирде чумизы, стоявшей близ хижины. В те дни у отца замерзли и ноги, и колена, и вся нижняя половина тела. Целые сутки ему пришлось пробыть неподвижно в скирде, пронизываемой резким ветром, и просидеть на корточках, подобрав руки и ноги. Тут его и постигло несчастье — трудноизлечимая болезнь.

Старик совал ему в скирду то горсть каши, то печеную картошку, всячески охранял его от вражеских глаз.

За побег арестованного Акисима был серьезно проработан начальством. Северопхеньанское провинциальное полицейское управление сделало все: в бассейне, прилегающем к реке Амнок, на полосе от Хучхана до села Чукчжон, создан усиленный кордон и несколько дней подряд производился обыск. Однако чумизовая скирда, стоявшая на перевале Кадук, не попала в поле зоркого ока противника. Я думаю, что в то время мой отец точно оценил ситуацию и удачно выбрал себе это убежище.

Старик Ким ходил на берег реки Амнок и там внимательно следил за тем, покрылся ли этот участок льдом или нет. Он даже учил отца, как переправиться через реку при помощи шеста. Лед был не так толст, и нельзя было необдуманно пускаться в переправу.

Как учил старик Ким, мой отец положил на ледовое поле шест и, обеими руками продвигаясь вперед, ползком перебрался через реку Амнок. Перешел удачно. Тут тревожиться было нечего: держись за шест, не погибнешь даже и в воде. Метод этот был весьма оригинален, но при переправе отец вторично подвергся воздействию холода. Это ознобление и стало еще одной пагубной причиною его смерти, которая и настигла его через год в Фусуне.

Эта, хотя бы и такая благополучная, переправа стоила огромных, я бы сказал, смертельных усилий отца. На том берегу реки он несколько дней лечился в деревне Толоцзы, потом переехал в Фусун в сопровождении Кон Ена и Пак Чжин Ена. Проводники эти были бойцами Армии независимости, подчиненной фракции Чоньибу. Ее отряд под командованием Чан Чхоль Хо находился в Фусуне.