Я густо, старательно разводил «Цзиньбухуань» в тушечнице, замачивал весь пучок кисти и крупно написал на ханчжи (бумага старого корейского производства — ред.) слово из трех слогов «а бо чжи» (отец — ред.).

Вечером при коптилке мы всей семьей читали письмо отца, передавая его из рук в руки. Мой дядя Хен Рок прочитал его уж три раза. Характер у него хотя и не такой уж раздумчивый, я бы сказал, даже несколько и ветреный, что ли, но при чтении письма он стал, к моему удивлению, таким скрупулезным, таким глубоко внимательным, какими бывают только старички.

Мать, бегло скользнув глазом, броским взглядом таким, передала письмо мне и попросила читать вслух, да и погромче, чтобы могли легко услышать дедушка и бабушка. Я был еще мальчишкой дошкольного возраста, но читать уже умел. Отец учил меня дома буквам корейского алфавита, это мне сейчас и пригодилось.

И вот я читаю звонким голосом. Бабушка, приостанавливая свою ручную прялку, спрашивает:

— А когда он придет домой, в письме не сказано?

Не дождавшись моего ответа, промолвила: «Где же он сейчас — в России или в Маньчжурии?.. На этот раз довольно долго он задерживается на чужбине…»

На душе у меня залегло, что мать письмо-то прочла бегло, все ли до нее дошло? И потому я вечером, лежа в постели, потихонечку рассказываю ей, повторяя выученные наизусть строки папиного письма. Она никогда не вглядывалась подолгу в письмо при дедушке и бабушке, но зато хранила его в складке подола кофты и украдкой от всех читала его в поле в перерывах.

Когда я кончаю гладко выкладывать хорошо выученные строки, она говорит, гладя меня по головке:

— Ну, хватит. Теперь спи, сынок…

Отец вернулся к нам ранней осенью. В разлуке с ним мы были на этот раз целый год. Он хотел забрать семью с собою, намереваясь переселить нас отсюда.

За это время отец многое сделал в Ичжу, Чхансоне, Пектоне, Чхосане, Чунгане и в других районах провинции Северный Пхеньан и в Маньчжурии. Он там со всей энергией работал над восстановлением разрушенных организаций КНО, привлекал к работе новых товарищей и старался потеснее сплотить в деле широкие массы.

Тогда им было созвано и Чхонсудонское совещание (ноябрь 1918 г.), на которое съехались представители северопхеньанской провинциальной организации КНО и его районные связные. На совещании был намечен курс на срочное возрождение разрушенных организаций КНО и тесное сплочение в организацию широких масс неимущих.

Вернувшись домой, отец много рассказывал о событиях в Маньчжурии, особенно о России, о Ленине, о победе Октябрьской революции. Он не скрывал своей зависти по поводу того, что в России устроен новый мир, где хозяевами стали рабочие, крестьяне и другие пролетарские массы, и очень беспокоился о том, что новорожденная Россия переживает испытания из-за наскоков белогвардейских банд и иностранных интервентов 14 стран.

Все его рассказы складывались из живых фактов и деталей, что наводило меня на размышление: а уж не был ли он в это время в Приморье?

Приморье, как и Маньчжурия, считалось одной из баз, одним из мест сбора в движении за независимость Кореи. В период Первомартовского движения на Дальнем Востоке проживало несколько сотен тысяч корейцев. Здесь немало было корейских эмигрантов — патриотов и участников движения за независимость. Так, Ли Чжун и его группа через этот район поехали в Гаагу, Рю Рин Сок и Ли Сан Сор создали здесь (во Владивостоке) объединенное командование частей Армии справедливости 13 провинций. Здесь начала распространять марксизм-ленинизм Корейская социалистическая партия во главе с Ли Дон Хви, будучи первой в Корее социалистической группой. Здесь образовалось и объявило о своем рождении временное правительство на российской территории, назвавшее себя — Корейское национальное собрание. Базируясь здесь, Хон Бом До[13] и Ан Чжун Гын развернули свои военные действия в помощь борьбе за независимость.

Корейские эмигранты Приморья-участники движения за независимость и другие патриоты создавали всюду самоуправляющиеся органы и антияпонские организации сопротивления, развернули активную деятельность по восстановлению государственной власти. Части Армии независимости, имеющие свои базы в Приморье, выступили в Кенвон, Кенхын и другие районы провинции Северный Хамген, совершили налеты на японские войска и полицию, взбудоражили систему правления противника и пограничного кордона. Одно время здесь бойцы Армии независимости, передвинувшись из Маньчжурии, сформировали крупные отряды и вместе с Красной Армией сражались за Советскую республику.

Объединенные силы империализма и их прихвостни — внутренние враги отчаянно нападали со всех сторон на Советскую власть, чтобы задушить ее в колыбели. В те годы тысячи корейских юношей и девушек, состоя в партизанских отрядах и в рядах Красной Армии, с оружием в руках сражались в защиту социалистического строя — высокого идеала человечества. На поле брани они не щадили своей жизни и не жалели своей крови. На памятниках в честь героев гражданской войны, воздвигнутых на Дальнем Востоке, высечены и яркие имена корейцев.

Одно время Хон Бом До, Ли Дон Хви и Ре Ун Хен энергично развернули движение за независимость Кореи на советском Дальнем Востоке. Они встретились и с Лениным, чтобы получить поддержку в национально-освободительном движении.

Деятельность участников движения за независимость Кореи в Приморье пострадала, конечно, от вмешательства внешних сил и взаимного противостояния между своими группировками. Из-за этого и произошла такая горькая трагедия, как событие на Хэйхэ. Но, смело можно сказать, эта деятельность оставила в истории национально-освободительного движения в Корее свои следы, которые нельзя игнорировать.

Итак, не была чрезмерной моя догадка, что отец, возможно, поехал в Приморье для привлечения к себе новых товарищей в борьбе.

От него мы слышали о демонстрациях жителей северного приграничного района. Члены нашей семьи, в свою очередь, рассказывали ему, как мужественно боролись жители волости Копхен в дни Первомартовского народного восстания.

Из рассказов отца той поры в моей памяти живы такие слова: «Разбойники ворвались в дом и бряцают саблями. Хоть караул кричи — те разбойники тебя живым не оставят. Пусть кто-то стоит на улице и слышит твою жалобу, но он не спешит к тебе на помощь, если он тоже разбойник. Чтобы спасти свою жизнь, с разбойниками тебе надо биться до последнего. На поединок с вооруженным мечом и ты иди с мечом. Тогда его победишь…»

У отца уже были сформированы новые взгляды на движение за независимость, созрела у него и новая решимость в борьбе. Во время Первомартовского движения, до и после этого события, — это стало мне известно после, — мой отец базировался в северном приграничном районе страны и в Южной Маньчжурии, внимательно следил за ходом развития событий в стране и за ее пределами, неустанно искал путь национального освобождения. Он глубоко интересовался также процессом изменения социально-классовых отношений в Корее.

Как учит урок Первомартовского движения, ни демонстрации, ни крики «Ура!» не заставят агрессоров уйти. И боевыми действиями Армии независимости тоже нельзя вернуть потерянную Родину. Вся родная земля покрыта сетями японских тюрем и лесами штыков, значит, во всех уголках страны надо поднять общенациональные силы на борьбу с агрессорами. Для этого и мы должны совершить народную революцию, как в России. Пусть народ с оружием в руках поднимается на битву с противником. Только так народ должен и может вернуть себе отнятую у него врагом Родину и построить новый мир, свободный от эксплуатации и гнета.

Таков был вывод, к которому пришел мой отец в долгих своих размышлениях о путях корейской революции. И вот что стало курсом на проведение нашей пролетарской революции.

Движение за независимость оставляло за собой только одни бесчисленные следы крови, оно не вышло из состояния застоя. Таким способом дело с места не сдвинешь. Вот в чем отец твердо убедился и так же твердо выступил за народную революцию.