– Мисс Сара, вам нельзя подниматься! Вы покалечите себя! Пожалуйста, мисс Сара! – миссис Эботт обняла девушку за плечи и осторожно подтолкнула к постели.

Сара сжала зубы и попыталась высвободиться. По правде сказать, больше всего на свете ей хотелось опуститься снова на мягкие подушки. Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Но она знала, что Доминик ранен, ему, вне сомнения, гораздо больнее, чем ей. У него нет удобных и мягких подушек. Но она собирается разобраться с этим без промедления. Наплевать, если ее будут осуждать, если ее упрекнет отец или кто-то другой. Она должна помочь ему.

– Миссис Эботт отправляйтесь, найдите Тесс и Мэри, прикажите им достать кресло на колесиках, которое папа привез из Англии для мамы. Скажите пусть подождут меня внизу возле лестницы. А потом поможете мне одеться. Вероятно, мне понадобится ваша помощь и на лестнице, и в сарае. Позовите Джеггера и кого-нибудь из мужчин, все равно кого, пусть присоединится к нам. Если Дом… Галагер серьезно ранен, нам понадобится мужчина, чтобы толкать кресло. Вы все поняли?

Миссис Эботт попыталась отчаянно протестовать, настаивая на том, что сама сходит проведать Доминика. Заявила, что он и самой ей очень нравится. Но Сара была настроена решительно и сделала все по-своему. Они представляли собой любопытную процессию, когда пересекали двор. Впереди шагала Сара, ее поддерживала миссис Эботт, за ними следовал Джеггер. Одной рукой он толкал коляску, в другой сжимал ружье. Он взял оружие на всякий случай, несмотря на то, что Сара была убеждена в его ненужности. Но она собиралась перевести Доминика из овчарни в дом, вполне вероятно, кто-то может встать на ее пути…

Сарай располагался рядом с пепелищем, оставшимся от сгоревшей конюшни. В нем держали овец, которым предстояло котиться, потому-то они нуждались в постоянном надзоре. К тому времени, когда компания добралась до сарая, подол старенького домашнего платья Сары вымок почти до колен. Рядом в промокших юбках шагала миссис Эботт. Колеса инвалидной коляски оставляли глубокие следы на грязной размокшей дорожке. Долгий ливень положил конец страшной засухе.

Сара приказала Джеггеру отодвинуть тяжелый засов. Сердце у нее стучало тревожно и взволнованно. Потом она толкнула тяжелую дверь и шагнула в овчарню. Ее все еще поддерживала под руку экономка. Девушке показалось, что она ослепла, так темно было в сарае. В нос ударило удушливым зловонием. Миссис Эботт вздрогнула, потянув воздух носом. Джеггер присвистнул от отвращения. Вскоре глаза Сары привыкли к полумраку, девушка чуть не закричала от возмущения и негодования.

Доминик лежал, опрокинувшись навзничь, на куче гнилой соломы. Глаза были закрыты, грудь обнажена до пояса, плечо обмотано грязными кровавыми бинтами. У него отросла густая борода, волосы оказались грязными и спутанными. Ноги и руки закованы в цепи, цепи закреплялись в кольца на стене. Он был грязен, брюки замызганные и разорванные. В овчарне было нечем дышать, воздух – сырой и зловонный. Сара обратила внимание на то, что угол овчарни служил Доминику туалетом, его не выводили из сарая. Земля была влажной и холодной.

– Доминик! – Сара совершенно забыла о присутствующих, она вырвалась из рук миссис Эботт, сделала два шага и рухнула на колени перед молодым человеком.

Он открыл глаза, подслеповато прищурившись, посмотрел на нее. Потом его взгляд стал неистовым, яростным.

– Убирайся отсюда к черту, Сара! – он говорил слабым, сиплым голосом, но тон не просил, а приказывал.

Раньше Сара могла бы испугаться столь враждебного отношения. Но теперь она хорошо знала молодого человека, почти так же хорошо, как себя. Она понимала, что он злится не из-за их теперь уже давней ссоры. Должно быть, он уже простил ее, если пожертвовал свободой и жизнью ради ее спасения. Ему было стыдно, что она видит его в подобном положении.

– Не будь дураком, Доминик, – спокойно заявила Сара, не обращая внимания на поток проклятий в свой адрес. Она приказала Джеггеру подобрать ключ к замку на кандалах, а потом помочь Доминику добраться до дома. Там он сможет воспользоваться голубой спальней, которая располагается неподалеку от ее комнаты.

– Вы хотите поселить его в доме? – ужаснулась миссис Эботт. – Это невозможно. Подумайте, что скажет мистер Маркхэм! – испуганно прошептала экономка.

Но Сара проигнорировала предупреждение. Испуганный Джеггер долго искал ключ, трясущимися от страха руками снял с Доминика кандалы. Доминик попытался сесть, как только руки и ноги были освобождены. Он, наверное, попытался бы и встать, если бы у него хватило сил. Его попытки не увенчались успехом, он упал, прислонившись к стене сарая, и свирепо уставился на Сару. Прищурившись, он осыпал ее такими словами, от которых сморщился бы владелец любого салуна. Миссис Эботт и та задохнулась от негодования, она закрыла уши ладонями и неодобрительно посмотрела на молодого человека. Джеггер отступил, вскинул ружье и прицелился прямо в грудь Доминику.

– Мы с тобой были друзьями, Галагер, мне не хотелось бы тебя пристрелить, но если ты продолжишь разговаривать с мисс Сарой подобным тоном, я убью тебя.

Она не заслужила оскорблений.

– Все нормально, Джеггер, – спокойно заверила Сара конюха. Но Джеггер недоверчиво взглянул на нее и опустил ружье с неудовольствием. Потом Сара спокойно заявила:

– Если ты грязно выругаешься хотя бы один раз, то тебя свяжут, как барана, заткнут тебе рот и отнесут в дом, понятно? – девушка посмотрела на молодого человека холодно и презрительно. Он недовольно насупился и отвернулся.

– Собираетесь вновь поиграть в добрых самаритян, да? – он недовольно усмехнулся и обжег Сару откровенно враждебным взглядом.

Как только Сара потянулась к бинтам, он вытаращился на нее еще более гневно и воинственно. Как Сара и предположила, повязка оказалась влажной.

– По мере необходимости, – мягко улыбнулась она в ответ, Доминик промолчал, стиснув зубы. Сам идти он, конечно же, не мог. Джеггер был слишком слабым, чтобы поддерживать его. Доминик с трудом преодолел несколько шагов до двери сарая, поддерживаемый со всех сторон. Итак, его везут в дом, посадив в инвалидную коляску. В нескольких местах грязь оказалась довольно глубокой, колеса вязли на несколько дюймов. Во время короткого путешествия Доминик мрачно и настороженно молчал. Сара почувствовала облегчение. Родные и так придут в ужас, узнав о том, что она поселила его в доме. А если еще он будет браниться вслух, словно грубый неотесанный матрос…

Лидия и Лиза стояли на веранде. Сначала они недоумевали и наблюдали за происходящим, поджав губы. Во главе возвращающейся процессии шагала Сара, миссис Эботт заботливо поддерживала ее за талию. Девушка только на секунду замешкалась, увидев встречающих. После короткого замешательства, Сара еще более решительно двинулась вперед. За ней следовал Джеггер, подталкивая коляску с Домиником.

Добравшись до веранды, Сара приказала Джеггеру внести Доминика в дом и как можно удобнее устроить в голубой спальне. Миссис Эботт, конечно же, покажет, куда ему идти. Она стряхнула руки миссис Эботт, ощутив, как поднимается боевой дух и восстанавливаются физические силы.

– Как, по-твоему, что ты делаешь? – с холодной яростью поинтересовалась Лидия, как только Сара приказала Джеггеру затащить Доминика в спальню. Джеггер помог молодому человеку встать из коляски и подняться по ступенькам.

Лидия и Лиза напряженно наблюдали за происходящим, перегнувшись через перила. Как только Доминик ступил на площадку веранды, Лидия рванулась и преградила путь. Лицо ее было искажено от злости, она воскликнула, обратившись к Доминику:

– Ты не можешь войти сюда! – повернулась к встревоженному Джеггеру и царственным тоном изрекла:

– Сейчас же убери его отсюда.

– Поверьте, мадам, я не собирался осквернять ваш благословенный дом, – рявкнул Доминик. Сара внезапно почувствовала прилив энергии, она повернулась к мачехе и приказала исчезнуть. Она стояла перед ней, разъяренная, в некрасивом домашнем платье из голубого ситца, с волосами, стянутыми в тугой узел на затылке, испачканная в грязи. Казалось, она ничем не отличается от прежней Сары, которая много лет подряд терпеливо сносила капризы, оскорбления и незаслуженные нападки мачехи, но это была другая Сара. Изменились ее глаза, изменились повадки. Глаза пылали от гнева, она не просила ни о чем, она приказывала Лидии уйти с дороги.