Сьюзен наклонилась к ней поближе, ее старческие глаза выражали сочувствие.

— Может быть, это мужчина? — пробормотала она. — Молодой джентльмен, которого ты предпочла капитану Маскелайну?

Лидия резко выпрямилась, гневный румянец залил ее щеки.

— Ты слишком бестактно ведешь себя! — вспыхнула она, но ее гнев так же быстро пропал, как и появился.

Гладкое доброе лицо старухи выражало сожаление, и Лидия попыталась трезво оценить то, о чем она постоянно думала в последнее время. Происшедшее столкновение с Кейт вызвало вопросы, ставящие ее в тупик: почему она не могла жить так, как эта рыжая девица, державшая ее в плену? У нее было богатство, но она не могла купить счастье, чтобы в полной мере наслаждаться жизнью, как Кейт. Несомненно, Кейт однажды попадет в настоящую тюрьму, не такую, как этот чердак, но будет ли когда-нибудь она, Лидия Пэддок, по-настоящему свободной? Когда Кейт найдет свою любовь, размышляла Лидия, она не раздумывая пойдет к своему мужчине и будет любить его со всею страстью, и это прекрасно.

Лидия осторожно протянула руку и коснулась Сьюзен.

— Я, кажется, вспылила, — сказала она. — В моей жизни нет другого мужчины, кроме капитана Маскелайна.

Лидия сидела, беседуя с Сьюзен, пока не кончился чай, после чего старуха ушла. Лидия еще немного посидела молча, мысленно произнося короткую молитву за их благополучное возвращение. Но в середине молитвы в ее воображении совсем непрошенно возникло лицо Сина, мысли се путались. Она подумала, что, если капитан Маскелайн разорвал их помолвку, посчитав ее скомпрометированной, да простит его Господь, тогда она и Син… «Но нет, это ужасно! Грех так думать! Я не должна. Не должна…»

Услышав шаги в коридоре, Лидия настороженно подняла голову. Это, должно быть, Син, сменивший Кейт на вечернем дежурстве. Почему, думала она, несмотря на то что он не нравился ей, впрочем, вряд ли можно было так говорить, поскольку она почти не знала его, в лице Сина было что-то такое, что глубоко трогало ее?

Его темные глаза были как у раненой собаки, несчастные и умоляющие. С того самого момента, почти неделю назад, когда он вошел в ее комнату и провел вечер, беседуя с ней, так что казалось, будто бы время остановилось, она старалась не разговаривать с ним. Она вела себя с ним холодно, видя неприкрытое животное желание в его глазах и отсутствие чуткости, несмотря на все его вежливые фразы. Этот взгляд шокировал Лидию. Выросшая в богатом обществе торговцев и воспитанная в благочестивых традициях, она верила всем своим сердцем, что требования мужа — это один из тех крестов, который женщина должна нести. По ее мнению, любовник был дамским угодником, который развлекал стихами и романсами — и ничего не требовал взамен.

Син же требовал чего-то. Неужели все мужчины были такими? Она покачала головой, тщетно пытаясь разобраться в мыслях, приводящих ее в замешательство. Казалось, ничто в этой жизни не могло служить образцом для се предвзятых представлений. К примеру, она совсем не любила капитана Маскелайна. Поэтому его галантность была ей крайне отвратительна. Была ли она настоящей? Справедливости ради Лидия должна была признать, что не испытывала особого отвращения к ухаживаниям капитана, хотя сама редко флиртовала с ним. Но неужели она действительно чувствовала странное волнение в ответ на животную прямоту Сина? Неужели она такая испорченная?

Она подошла к постели и легла на спину на подушки, закрыв глаза. Ответов на ее вопросы не было. Когда они расставались в Лондоне, она послушно дала обет капитану Маскелайну, что будет всегда любить его, но сейчас она даже не могла определенно представить, как он выглядит. Что это за любовь, если после нескольких недель разлуки она не могла точно припомнить, какого цвета у него глаза? Темные? У Сина тоже темные глаза. Так какого же точно цвета глаза у капитана? «В конце концов, это не важно», — сказала она себе, но забывчивость терзала ее. А важно то, говорило ее сознание, что однажды вечером Син войдет в эту дверь, и она отправит Сьюзен в свою комнату.

Остаток вечера был тяжелым для Лидии. Син снова посетил ее. Он сел на противоположной стороне стола и с каждой минутой все более пылко смотрел на нее. В его глазах читалось явное обожание. Она хотела предупредить его, попросить не смотреть на нее так, но не сделала этого. И чем дольше Сьюзен лепетала что-то, тем больше Лидия убеждалась, что она заметила ее необдуманное, слепое, тайное увлечение. Время тянулось бесконечно, и каждое мгновение она ощущала, будто чарующие пальцы играли на струнах се натянутых нервов. Когда, наконец, Лидия обнаружила, что осталась одна, не считая старухи, она почувствовала необъяснимую грусть, как будто навсегда потеряла что-то, потеряла мгновение, которое никогда не вернешь.

Лидия сидела в ночной рубашке, Сьюзен расчесывала ее длинные золотистые волосы. Она даже не удивилась, ощутив трепет, пробежавший по всему ее телу, когда услышала знакомый стук Сина в дверь. Сьюзен приготовилась было ответить на стук.

— Нет, — прошептала Лидия тонким, полным ужаса голосом. — Ты можешь идти… Сегодня вечером ты мне больше не потребуешься.

Глава 9

По мере того как развивалась война с Наполеоном, даже в Ирландском море все реже появлялись безоружные, никем не сопровождаемые торговые суда. Переправлять контрабандой товары из Франции и Испании стало почти невозможно, потому что для этого требовалось преодолеть английскую блокаду побережья Франции, и всегда существовала опасность встречи с французскими каперами.

Тем не менее Кейт решилась на второй выход в море, на этот раз в район морского пути между Дублином и Ливерпулем.

Однако через несколько дней после того, как начались приготовления к походу, ветер, дувший с юго-запада, к четырем часам после полудня резко усилился. К утру следующего дня стало ясно, что погода испортилась. На берегу зажгли огни в надежде, что какой-нибудь сбившийся с пути корабль сядет на мель. Этот участок корнуоллского побережья стал смертельной ловушкой для многих моряков, идущих во время шторма из Ла-Манша. Из-за ветра, дующего с юга, они не могли обогнуть мыс и почти всегда садились на прибрежную мель. Кейт помнила много хороших кораблей, которые терпели неудачу при попытке обойти мыс и бились о прибрежные скалы весь день. Лишь к вечеру они оказывались на берегу.

Благодаря скалам людям Кейт не надо было нападать на них, атаковать их. Морс было безжалостным. У берега было глубоко, и волны обрушивались с такой силой, что обшивка кораблей не могла противостоять им. Тот, кто пытался спастись, обычно попадал в смертельный обратный прибойный поток, который затягивал их и снова бросал под грохочущие волны. Этот прибой еще долго бился о скалы так, что его было слышно за несколько миль от берега, а в тихие ночи даже в Кэмелфорде, уже после того, как ветер стихал.

Но в эту ночь не было крушений, хотя дул такой сильный ветер, какого Кейт не могла припомнить ранее. Она сомневалась в том, что кто-либо в деревне лег спать. В самой гостинице разлеталась черепица, дребезжали оконные стекла, хлопали двери и трещали ставни, так что никто не мог уснуть. Среди ночи Кейт вместе с Сином спустилась вниз проверить камины, опасаясь, что они могут разрушиться. Ветер достиг своей наивысшей силы к пяти часам утра. Кто-то прибежал из деревни сообщить, что море обрушилось на берег и деревню может затопить. Вместе с ручьями, поднявшимися от проливных дождей, море прорвалось далеко в глубь прибрежной полосы — чего не случалось уже лет пятьдесят, — и в лагуне скопилось столько воды, что она вышла за ее пределы и затопила близлежащие луга.

К середине дня нижняя часть деревни была затоплена, как и кладбище, хотя оно располагалось на возвышении. Несмотря на нанесенный ущерб, шторм, однако, воспринимался всеми как чудо, длившееся около девяти часов, пока ветер внезапно не стих. Вода начала спадать. Выглянуло яркое солнышко, и после полудня люди стали выходить из своих домов, чтобы посмотреть на наводнение и посудачить о шторме: Многие из них говорили, что такого сильного ветра никогда не было, однако некоторые старики припоминали нечто подобное на второй год правления королевы Анны и утверждали, что тогда было едва ли не хуже.