ДАР-ЭС-САЛАМ

Город возник горстью белых раковин, выброшенных океаном на берег. Узкая бухта, сплошь заставленная пароходами, светлые кубики домов в центре, короста шиферных крыш на окраинах, черные ручейки улиц.

По ручейкам плыли разноцветные коробочки-автомобили. Внизу замелькали зеленые и голубые квадраты полей.

Самолет, натужно ревя турбинами, тянул к аэродрому.

Мы промчались над прямой, как натянутая нить, дорогой. По ней ехала автомашина. В кузове ее стояло странное сооружение, напоминающее безоткатную пушку. Мы мчались быстрее автомобиля, и для нас он ехал задом наперед. Отступая, он пронесся под крылом самолета, пушка сверкнула стеклянным глазом, и я подумал, что это скорее всего телескоп. Мы промчались над ним, в канавах запрыгали листы бумаги, за обочиной легла трава.

Кресло подо мной приподнялось — удар! — самолет понесся по бетону, завизжали и умолкли колеса.

Когда мы вышли из машины, в лицо ударил влажный горячий ветер. Руки, лоб, щеки — все сделалось липким. Дышать стало трудно. Над головой плавилось и пылало солнце. С раскаленных крыльев самолета стеклянными ручейками стекал воздух.

Мы ехали в город. Разноцветные веселые домики, зеленые кукурузные поля бежали за стеклом.

Шоссе незаметно перешло в городскую улицу. Базарная площадь — водоворот повозок, людей. На остановке огромные, похожие на карнавальных, ярко раскрашенных китов автобусы принимали в свои чрева пассажиров. Темнокожие женщины в ярких платьях лезли в машины пригибаясь, на головах они держали корзины.

У лавок и столов прямо на земле были расстелены мешки, на них грудами лежали желтые бананы, красно-зеленые плоды манго, изогнутые коричневые корни маниоки.

Посуда: металлические голубые тазы и кастрюли, черные глиняные чашки, оранжевые, похожие на огромные груши кувшины — калебасы — громоздились на прилавках.

Базар гудел, пел на все голоса: тонко плакали дети, гортанно спорили торговцы. Из корзин на людей по-собачьи ворчали куры.

Наш автомобиль вырвался из базарной толчеи. Обогнав медлительный, переполненный людьми автобус, мы выкатили на набережную. В заливе стояли на якорях пароходы. Пересекая бухту, шел паром. На его палубе впритык, навалясь друг на друга, стояли автомобили. На крыше грузовика сидел шофер. Связка бананов висела у него на груди, как бусы.

Еще поворот. Мы проскочили старинное арабское здание с серыми некрашеными стенами, с узкими, похожими на крепостные бойницы окнами и очутились в центральной части города. Здесь над верхушками прозрачных пальм и густых многоствольных фикусов высились многоэтажные здания из бетона и стекла. По широким тротуарам неторопливо текла пестрая толпа.

На перекрестке двух улиц стоял бронзовый памятник. Африканский солдат, пригнувшись, с винтовкой наперевес шел в атаку.

Таблички на домах: «Индепенденс-стрит» — «улица Независимости».

Около гостиницы мы остановились. На ее вывеске белыми буквами было написано «МАВЕНЗИ». В этой гостинице я провел первые дни в Даре, как любовно называют танзанийцы свою столицу.

УТРО

Я просыпался рано от зычного голоса, который волной прокатывался над Дар-эс-Саламом.

Едва над океаном начинало сереть, в старой части города возникал слабый стонущий звук. Усиленный громкоговорителем, он проносился над крышами. Это был голос мусульманского служителя — муэдзина. С балкона мечети муэдзин возвещал о начале дня. Он держал микрофон у рта и расхаживал с ним взад-вперед. Голос его то замолкал, то усиливался до рева.

В небе одно за другим гасли созвездия.

На улицах появлялись грузовики. Они везли на базар груды кокосовых орехов, бананы в открытых мешках, гулкие жестяные бидоны с молоком. На городскую бойню везли в железных клетках коров. Коровы глухо мычали и бились рогами о прутья.

Появлялись прохожие. Торопились к бензоколонкам рабочие в синих и красных куртках. На их спинах белели названия фирм «Эссо» и «Шелл». Стайками бежали одинаково одетые школьники. В белых рубашках шли служащие.

Последними, держа под мышками блестящие кожаные папки, не торопясь, проходили чиновники из министерств.

С грохотом распахивались железные двери магазинов. Солнце уже висело огненной каплей над резными кронами пальм. Быстро нагревался асфальт.

КИДОГА

Я совершил три поездки по стране. Первая была в маленький городок Кидога, где в женской школе-интернате работала русская учительница Юросова из Орла. Она обещала познакомить меня с африканской школой.

Кидога, собственно, на суахили и значит «маленький». На окраине крошечного городка стояло несколько огороженных низким бетонным забором светлых, каменных, с большими окнами зданий.

Около одного из них, у длинной, во всю ширину здания, веранды, сидела на стуле женщина и читала книгу. Стайка смуглых девчонок играла перед домом.

Увидев меня, женщина встала, помахала рукой и направилась к ограде.

— Давно жду вас! — крикнула она по-русски. — Заходите.

Юросова работала учительницей математики в Орле, оттуда ее направили на курсы ЮНЕСКО, международной организации, которая занимается среди прочих дел и помощью школам молодых развивающихся стран. После курсов — Танзания.

Мы шли к главному корпусу.

— В нашем интернате учатся одни девочки, — объясняла Юросова. — Из разных концов страны. Разные племена, и это, вы понимаете, трудно. Вот веранда — бараза. А это боксы, в которых воспитанницы держат книги и тетрадки. Портфелей у них нет.

Мы вошли в класс. Грохнули стулья. Два десятка темнокожих девочек с любопытством таращились на меня.

— Это наш гость, девочки, — сказала Юросова. — Он хочет узнать, как мы учимся. Сделаем вид, что его нет… Итак, сегодня после уроков мы идем на шамбу. Могут остаться только те, кто выпускает рукописный журнал. Что ты хочешь спросить, Джоана?

— Откуда приехал наш гость?

— Так же, как и я, из России.

Легкий вздох пронесся над столами.

Я понял, что молчать дальше нельзя.

— Я прилетел из Ленинграда, — сказал я, — у нас сейчас зима, холодно. Ребята носят теплые пальто, шапки и варежки. Играют со снегом.

И тут я допустил ошибку. Я спросил, предвкушая неведение:

— А знаете ли вы, что такое снег?

Девочки молчали.

— Кто из вас видел снег?

Юросова улыбнулась.

— Кто видел снег, поднимите руки.

И… поднялся лес рук. Двадцать девочек стояли, каждая с поднятой рукой. Я растерялся.

— Вы видели снег? Ах да… в кино… Или на рисунках в книгах… Я говорю правильно?

Девочки заулыбались.

— Кили!.. Кили!.. — закричали они.

Юросова отдернула занавеску. Далеко на северо-западе в туманной дымке синела горная цепь.

— Там, за горами, посреди степи стоит Килиманджаро, — сказала он. — Все наши девочки бывали у его подножия. Они видели вечный снег на его вершине.

Грянул звонок. Юросова громко и отчетливо произнесла:

— Первый урок у нас сдвоенный. Пишем без перерыва контрольную по математике.

НИЗКАЯ ОЦЕНКА — ПЯТЬ

Шуршала бумага. Поскрипывали стулья. Двадцать девочек напряженно всматривались в листы, которые раздала им Юросова.

Я ждал, что они примутся решать задачи, что над столами склонятся курчавые головы и в такт задвигаются пальцы с шариковыми ручками.

Ничего подобного не происходило. Девочки рассматривали листы. Время от времени то одна, то другая что-то отмечали в них. И только!

Я вышел в проход между столами.

Никто никаких задач не решал. Воспитанницы рисовали кружки!

Посмотрит девочка на лист, где записаны задачи, пошевелит губами и обведет цифру кружком.

Удивительная контрольная!

С трудом дождался звонка, а когда Юросова собрала работы, спросил:

— Что они делали? Вместо того чтобы решать задачи, рисовали!

Юросова засмеялась.