Воспаляться военным головам в то дикое время было от чего. Кормить свои непритязательные семьи становилось военным день ото дня всё тяжелее и тяжелее. И без того непростая ситуация с выплатой военным скудного денежного довольствия стала усугубляться нарастающим бесчинством большей части местного начальства. А что было делать этим страждущим военноначальствующим? Им хоть за службу платили и больше, чем их обучаемым подопечным, но платили так же нерегулярно. Вначале военноначальствующие предпринимали попытки банально в чём-то обмануть подчинённых. Так, например, основательно затарившись мешками с вожделенными клубнями во время уборки военными картофеля (грузовики между Питером и картофельным полем курсировали в чартерном режиме), хитроумные военноначальники по завершению работ милостиво разрешили военным изъять из собранного ими урожая по три мешка картошки. При этом картофель предлагалось взять не из числа собранного военными с поля своими огрубевшими дланями, а с колхозного элеватора, где хранились перемешанные с каменюками и порубанные комбайном клубни. Военные возмутились и напомнили начальникам про самого борзого поросёнка «Нах-Нах» из известной всем сказки. Военноначальствующие было отступились, но резервуары их хитрости ещё не были исчерпаны, и военным было предложено оставить мешки с отборным картофелем в колхозе («Ну нет сейчас свободных машин у нас, как освободятся — мы сразу их сюда пришлём, и они вам тут же всё привезут»), а самим отправиться на автобусах в «альмаматер». Но военные были уже достаточно опытными людьми, и принялись они задавать хитроумным военноначальствующим различные по каверзности своей подленькие такие вопросики, суть которых можно было отразить всего в одном, возникшем средь них недоумении: «Это что же такое получается? То есть, по вашему: жену отдай дяде, а сам иди к б… ди?» Военноначальствующие, наконец, поняли, что беспримерная хитрость в этот раз им не помогла, и разрешили военным погрузить мешки с картошкой в автобус. Вскоре военноначальствующие поняли, что хитрость не помогает им и в других случаях. Осознали, наконец-таки, окаянные, что обучаемые военные — это уже не мальчики-курсанты и хитрости им самим уже давно не занимать. А когда осознание проникло-таки в их бесхитростные в туповатости своей головы, вот тогда и принялись военноначальствующие насаждать в подчинённых им воинских коллективах рыночные отношения. Больше всех бесчинствовал полковник Петлюра. Пользуясь своим главенством над факультете, он часто «через голову» начальников курса накладывал на военных взыскания за ставшие ему каким-то образом известными нарушения и затем устанавливал подленькую таксу за этих взысканий снятие. К высокой чести полковника, надо отметить, что денежными поборами он в то время не занимался. Таксой, в зависимости от тяжести взыскания, служили дрели, перфораторы, телевизоры, утюги, электрочайники и прочая бытовая хрень. И проштрафившиеся в чём-либо обучаемые военные вынуждены были всячески обустраивать быт алчного полковника. А куда им было деваться? Приближался выпуск, взыскания могли послужить препятствием хорошему распределению. И так поступал не один Петлюра. Так поступали очень многие видные в академии военноначальники. Вскоре началась цепная реакция: чтобы прокормить семью и обеспечить безоблачность быта высокого начальства, обучаемые военные офицеры вскоре были вынуждены в срочном порядке смачно наплевать на грозные директивы из Москвы и устроиться на различного вида подработки. Проникшая в ряды военных подработка имела очень разнообразные формы. Военные жульнически торговали, хитро выглядывая из многочисленных уличных ларьков, воровато разгружали весь заезжающий, прилетающий и заплывающий в Питер транспорт, беспечно охраняли по ночам катушки с медным кабелем, пекли пышки в уличных кафе, насыщая этим продуктом исхудавшие семьи и т. д. Словом, пришлось тогда военным довольно широко и корыстно проникнуть в инфраструктуру строгого города на Неве. А для того, чтобы это проникновение было для военных ненаказуемо, платили они, опять же, дань, но уже начальникам поменьше. А как же учёба? Да никак. Учёба стала напоминать судорожное латание дыр в давно истлевшем от укусов моли костюме и часто напоминала банальный фарс. Пришедший на место ушедшего на пенсию Ивана Кузьмича руководитель нового типа подполковник Фрегат так всегда об учёбе военных и отзывался: «Вечно у вас… То член длинный, то майка короткая…». Но подобные нелицеприятные отзывы не мешали военным руководителям нового типа всех рангов и мастей исправно собирать дань с принуждённых к нерадению слушателей. Да-да, военные в то время уже обучались на третьем, выпускном курсе и были уже не «писателями», а полноценными слушателями. Слушателями-продавцами, слушателями-дворниками, слушателями-рыбаками, слушателями-охранниками, слушателями-грузчиками…

И ещё много-много очень нужных стране специальностей освоили эти неуёмные в праведной корысти своей слушатели. Сергей, например, освоил специальность директора автомобильной стоянки. Стоянку он построил сам, но на деньги своего давнего знакомца Игоря Лукьянцева, с которым они вместе служили в военной приёмке. Знакомец уволился как раз в то время, когда Сергей поступал в академию, и теперь процветал, торгуя иностранными средствами для чистки унитазов. Судьба столкнула майора с бизнесменом Лукьянцевым на Невском проспекте, вернее, судьба чуть было не столкнула Сергея с дверцей трёхсотого «мерина» с трудом паркующегося у высокого бордюра. Чудом увернувшись от резко открывшейся дверцы, майор, нарушая все правила нормативно-офицерской лексики, успел выразить всё своё неудовольствие в тонированное чрево «мерина», прежде чем разглядел на заднем сидении отставного майора, возмущённо хлопающего веками красных, видимо, от нескончаемых капиталистических хлопот, глаз. Узнав Сергея, «акула бизнеса» заулыбалась своей фирменной широкой улыбкой и предложила ему отобедать в располагавшемся неподалёку чуть ли не самом «крутом» во всём Питере кафе.

— Да ты что, Игорёк, с дуба рухнул? Мне государство по три месяца денег не платит…

— Говно вопрос, ты не переживай, сегодня я угощаю, а завтра ты. Жизнь она ведь как зебра…

— Ладно, добро. Только вот знать бы, когда оно, наконец, наступит, это «счастливое завтра», да ещё на фоне белой зебровой полосы.

— Оно уже наступило, но только не для всех. Для тех, кто служит, а так же для прочей шушеры…, ну, вроде всяких там врачей и учителей оно, похоже, в этой стране не наступит никогда.

— Оптимист ты, однако.

— Напротив, реалист. Ты что, так ничего не понял? Вновь наступила эра торгашей. Вернее, она никогда не прекращалась. И в советское время средний торгаш всегда жил лучше среднего инженера, а сейчас, будем говорить, наступил расцвет эры торгашей. Я в это дело с ходу врубился и вот торгую себе потихоньку.

Общаясь таким философским образом, сослуживцы вошли в кафе и, разместившись рядом с небольшим фонтанчиком, заказали какую-то по-иностранному хитро названную снедь и простой напиток, изготовленный по русскому рецепту и носящий иконно русское же название «Абсолют». Вернее, заказывал Игорь, а Сергей только кивал, ничего не понимая, в такт незнакомым словам, небрежно произносимым отставным майором.

Вскоре принесли какие-то дымящиеся сосуды, и Сергей впервые увидел того, кого никогда не встретишь в родной природе. Имя ему было лангуст. Несмотря на явное созвучие названий, на мангуста он был явно не похож. А мангуста Сергей видел однажды в зоопарке и, как-то, даже смотрел про него мультфильм.

Неуверенно ковыряя щипцами панцирь таинственного незнакомца и отвечая на вопросы собеседника о сегодняшнем военном житии, Сергей вдруг задал Лукьянцеву один встречный и сакраментальный по своему содержанию вопрос:

— А вот скажите, уважаемый мной «буржуин» по имени Игорь, Вы можете допустить голодную смерть защитника отечества, а заодно и всей его семьи?

— Нет, конечно, — слабо икая ответила мужская особь «акулы капитализма», — у меня как раз есть для тебя предложение. Взял я тут по случаю в аренду два участка земли под строительство автомобильных стоянок. Возьмёшься?