Изменить стиль страницы

Значит, попал-таки в западню? Значит, пришло время вступать в бой?

Но, приближаясь к гвадалахарской станции, Дайк вдруг увидел отцепленный паровоз, стоявший под парами на главном пути, и радостное чувство охватило его - ведь он же машинист, прежде всего машинист! Когда он соскочил с лошади у самой станции, собачий лай уже доносился до него и конский топот со стороны Нижней дороги больно отдавался в голове. Увидев его, поездная бригада бросилась врассыпную, как испуганные овцы, но Дайк этого даже не заметил. Снова почувствовав землю под ногами, он с револьвером в руке бросился к одинокому паровозу.

- Вон из будки! - крикнул он.- Оба! Да побыстрей, если жить не надоело!

Машинист и кочегар скатились по железному желобу тендера, а Дайк подтянулся и заскочил в будку; бросив револьвер на пол, он привычным движением почти инстинктивно ухватился за знакомые рычаги.

Огромная машина зашипела и дернулась и,, когда Дайк пустил пар, громадные ведущие колеса зашевелились, медленно поворачиваясь на рельсах. И в этот момент раздались громкие крики. Из-за поворота дороги вылетел отряд Дилани в сопровождении собак. Всадники скакали во весь опор, припав к седлам. Дайк дал полный пар, а сам поднял револьвер. Сзади раздался ружейный выстрел. Отряд, скакавший по Нижней дороге, был даже ближе, чем Дилани. Они тоже заметили его и открыли пальбу. Первый выстрел разнес вдребезги стекло над головой Дайка.

Но вот колеса перестали буксовать. Паровоз тронулся, проследовал мимо станции и товарного поезда и, набирая скорость, вышел на открытый путь. Дым черными клубами валил из трубы и уходил высоко в небо; от мощного напора пара все ходило ходуном, но сам громадный железный зверь - новейшая и лучшая модель Болдуина - сразу же присмирел и стал послушным, стоило его огромному бьющемуся сердцу почуять, что на рычаге лежит опытная рука. Все продолжая набирать скорость, напрягая железные мускулы, паровоз с ревом рвался вперед, оглашая окрестности своим режущим ухо дыханием и застилая солнечный свет клубами густого, горячего дыма. Когда Дилани, Кристиен и висейлийский шериф доскакали до стаи ции, паровоз был уже далеко.

Увидели это и участники посси.

- Черт бы его побрал! Экое невезенье! - заорал Дилани.

Но шериф, соскочив с лошади, уже бежал к телеграфу.

- Ведь на разъезде, не доезжая Пиксли, есть стрелка, которая открывает путь в тупик? Так или нет? - крикнул он телеграфисту.

- Есть, есть!

- Передай сейчас же, чтоб ее перевели. Пустим его под откос! За мной! - повернулся он к Дилани и к остальным. Все они заскочили в будку паровоза товарного поезда.

- Именем штата Калифорнии! - крикнул шериф ошарашенному машинисту.- Немедленно отцепляй паровоз.

Шерифу принято повиноваться с первого слова. Бригаде товарного поезда не пришлось рассуждать, правильно или неправильно он поступил, завладев паровозом, и, прежде чем кто-либо успел подумать о том, чем это грозит лично ему, паровоз уже несся на всех парах по второй колее в погоне за Дайком, который успел удрать по главной довольно далеко.

- Я точно помню, что, не доезжая Пиксли, есть стрелка для перевода поезда в тупик! - орал шериф, перекрывая рев паровоза.- Ею пользуются, когда нужно пустить под откос потерявшую управление машину. Тупик в открытом поле. Там мы его, голубчика, и прихлопнем! Оружие к бою, ребята!

- Как бы нам самим не столкнуться со встречным поездом? - возразил было испуганный машинист.

- Выпрыгнем, если успеем, а нет, так разобьемся в лепешку. Эге, гляди-ка! Вот он!

Когда паровоз товарного поезда прошел поворот, им стал виден паровоз Дайка,- он опережал их на полмили и летел вперед в клубах дыма.

- До стрелки рукой подать,- сказал машинист.- Уже Пиксли видно.

Дайк, держа руку на регуляторе подачи пара и высунув голову из окошка, вел громыхающий локомотив вперед. Он снова вернулся на свое место, снова стал машинистом, снова чувствовал привычное содрогание машины под полом, слышал знакомые звуки, ноздри щекотали знакомые запахи горячего пара и дыма, ветep, знакомо свистя в ушах, бил прямо в лицо, а по обе стороны пейзаж, будто рассеченный надвое грохоущими колесами локомотива, уносился назад нескончаемым потоком бурых и зеленых красок.

Он сел и сразу же занял привычное положение; выставил локоть в окно и положил руку на рычаги управления. Вдруг инстинкт человека, уходящего от погони, так сильно обострившийся за последнее время, подсказал, что за ним гонятся, и заставил его оглянуться. Вдали он увидел еще один паровоз, который, раскачиваясь на бешеной скорости, летел вслед за ним по параллельной колее. Нет, он не ушел от погони, он все еще был в опасности. Дайк крепко сжал зубы и, открыв топку, стал яростно подбрасывать уголь. Стрелка манометра подскочила, скорость увеличилась. Бросив взгляд на телеграфные столбы, он понял, что делает не менее пятидесяти миль в час. Паровоз товарняка не был рассчитан на такую скорость. Если исключить возможность крушения, шанс на спасение у него оставался.

И вдруг машинист в нем взял верх над рыцарем с большой дороги - он перекрыл пар и до отказа повернул тормозной рычаг. Прямо перед ним вырос семафор. По всей вероятности, здесь находилась стрелка, направлявшая поезда в тупик. Крыло семафора было опущено - это был сигнал опасности, предупреждающий, что стрелка переведена.

Дайк мгновенно догадался, в чем дело. Преследователи решили пустить его под откос здесь. Перевести стрелку у них сообразительности хватило, однако они забыли, что одновременно с переводом стрелки автоматически включается и семафор. Впереди его ждала верная гибель. Дайк дал обратный ход. Ему ничего иного не оставалось, кроме как ехать назад. Дернувшись, судорожно напрягая железные мышцы, огромный паровоз резко замедлил ход; переставшие вращаться колеса продвинулись еще немного и встали. Повинуясь приказу Дайка, паровоз двинулся в обратном направлении, уходя от большей опасности навстречу меньшей: теперь два паровоза, один на второй колее, другой - на главной, неизбежно должны были встретиться и разойтись.

Дайк снял руки с рычагов и схватил револьвер. Не ред лицом смертельной опасности машинист снова и ре вратился в разбойника. Сомнений быть не могло подходил момент жестокой схватки.

Люди, гнавшиеся за ним на тяжелом, громыхающем паровозе, не отрывали глаз от облака дыма впереди, указывавшего местонахождение беглеца. Вдруг они разом загалдели:

- Он остановился! Что-то случилось! Смотрите, смотрите, как бы он не спрыгнул.

- Случилось? Как бы не так! Он назад пошел! Приготовиться! Сейчас поравняется с нами.

Машинист затормозил, но тяжелый мощный паровоз, сильно уступавший в скорости быстроходному локомотиву Дайка, повиновался не сразу. Черное облачко над рельсами быстро разрасталось.

- Он идет сюда! Нам навстречу! Что это, выстрел? Осторожно, он открыл огонь!

Велая щепка отлетела от прокопченной рамы паровозного окошка.

- Стреляйте! Стреляйте же!

Перестрелка завязалась, когда паровозы были еще на расстоянии двухсот ярдов один от другого; с обеих сторон посыпались выстрелы, и револьверная трескотня, казалось, усугубляла громыханье колес и шипенье пара.

Потом словно залп из нескольких артиллерийских орудий потряс землю. Это разминулись паровозы, а люди тем временем палили без устали из револьверов, в щепу разбивая деревянные рамы, кроша стекла, и пули цокали снова, снова и снова, ударяясь о металлическую обшивку. Высунувшиеся из окошек враги обменялись проклятиями, содрогнулись паровозы, с ревом вырвался на волю пар; все путалось, летело куда-то, кружилось, как во время шабаша на Лысой горе. Белые облака пара, клубы черного дыма из паровозных труб, колечки голубоватого дымка, вылетающие из раскаленных револьверных стволов - все это то переплеталось между собой, то расплеталось, превращаясь и марево, слепящее, одуряющее, вызывающее невыносимый шум в ушах, заставляющее тело подергиваться и вздрагивать в такт толчкам и подрагиванию взбелени пшейся машины.