Изменить стиль страницы

— Ганга, — сказал старичок, показывая на раздвоение.

Айстис понял, что хижина старичка стоит невдалеке от того места, где с гор спускается река Ганг.

— Хинд, — произнес отшельник, показывая на толстую линию, до которой предлагал юноше дойти. — Хинд, — повторил он, очевидно, название реки.

Там, где Хинд поворачивает на запад и затем на восток, а дальше течет в юго-западном направлении, старичок нарисовал круг, слона, человека и снова посмотрел на Айстиса. Тот кивнул, стараясь запомнить рисунок.

На следующее утро Айстис двинулся в путь. Отшельник пошел его провожать.

Они долго шли по берегу неглубокой, но широкой речки. Вода несла свои воды по камням, которыми была засыпана долина. За поворотом справа камни поднимались непреодолимой стеной. Слева открывалась впадина, заросшая высокой травой. Отшельник дал юноше понять, что надо держаться левой стороны, и попрощался, сложив на груди руки.

Айстис поблагодарил старика знаками, поправил повешенную через плечо сумку и пустился в дорогу. Время от времени оборачиваясь, он долго еще видел одинокую фигуру старика.

Кто этот человек, спасший ему жизнь? Может быть, йог? Этого он никогда не узнает…

Пройдя трудный участок пути по полям, засыпанным камнями, Айстис наконец добрался до того места, которое, как он предполагал, было помечено на рисунке кругом. Юноша узнал это место по очень широкой реке, струившейся справа, и камню посередине дороги, напоминающему конус.

Дорога была скорее похожа на множество тропинок, которые, петляя, подходили к реке со всех сторон. Они были хорошо утоптаны: видимо, по ним часто проходили люди и звери.

К реке Айстис подошел вовремя, ибо под вечер того же дня послышался звон колокольчиков, и с юго-западной стороны показался длинный караван ослов. Это были индийские купцы. Сначала они с подозрением смотрели на юношу. Полуголый, только в набедренной повязке, с длинными светлыми волосами и редкой, такой же светлой, бородкой, с сумкой через плечо и посохом в руке, он вызывал полное недоумение. Отношение к Айстису изменилось, когда он узнал среди купцов одного по имени Сези: они встречались на римской фактории.

Сези говорил по-латыни.

— Скажи, — стал он расспрашивать Айстиса, — что случилось с людьми махараджи, которые путешествовали вместе с тобой? Как ты очутился здесь? Ведь ты уже давно должен был быть около Тысячи Пещер!

Айстис рассказал Сези обо всем. Тот несколько раз воздел руки к небу, отвесил поклоны на все четыре стороны:

— Они никогда уже не возвратятся… Это не первый случай, когда гибнут караваны…

Оказалось, что Полунарув, с которым Айстис успел подружиться в пути, был старшим братом Сези. Айстис от души посочувствовал его горю.

Айстиса приняли в караван и разрешили дальше идти с купцами.

В пути Айстис и Сези вспоминали общих знакомых. На фактории, как понял юноша, жизнь текла по старому руслу. Только одна новость заинтересовала его: Мегастен сдержал свое слово, покинул факторию и переселился в храм Кришны…

Караван продвигался быстро. На отдых купцы остановились лишь в Шакале и чуть подольше задержались в Пурушапуре, небольшой деревне в долине среди гор. Здесь брали начало высокие горные цепи Гиндукуша, упирающиеся на востоке в Памир — Крышу Мира.

В Пурушапуре паслись сотни ослов: это отдыхали перед переходом через горы караваны, пришедшие сюда до них.

Терять время было нельзя: караван из страны ханей мог прийти и раньше, тогда пришлось бы возвращаться ни с чем. Дав ослам возможность попастись, купцы продолжали путь.

Тропа поднималась все выше и выше между коричневыми обломками камней, между серыми скалами. Местами она петляла через редкие рощи, выросшие на склонах и в ущельях. Только ослы могли взобраться на такую высоту по узкой тропинке.

Айстис часто оглядывался кругом. Сердце порой трепетало, как пойманная птица: в какую бездну уходят обрывы но сторонам! Кое-где тропа вилась по самому краю ущелья.

На высоте примерно шестисот — девятисот пядей над рекой с караваном случилась беда: один их ослов поскользнулся, ударился поклажей о скалу, не выдержал равновесия и толкнул другого осла, шагавшего впереди. Тот сорвался в бездну…

Несчастье произошло так внезапно, что не все путешественники сразу заметили утрату. Сверху казалось, будто несчастный осел падал целую вечность! Наконец он скрылся в клокочущей реке…

Чем выше поднимался караван в горы Гиндукуша, тем суровее становился ландшафт. Несколько раз путникам пришлось переправляться через ревущую реку по деревянным мостикам. Они по одному тащили на ту сторону блеющих ослов, а затем переносили вещи и вели тех купцов, которые не могли решиться в одиночку передвигаться по бревнам, качающимся над пропастью. Бревна для прочности были покрыты мелким хворостом, а поверх них уложены каменные плиты. Никаких перил, конечно, на мостиках не было.

Подошли еще к одному ущелью. Скалы нависали над дорогой, заслоняя небо. Пришлось идти в обход. Ослиная тропа петляла, порой возвращаясь почти на то же место.

Впереди поднималась ровная стена. От нее словно кто-то отрезал глыбу скалы, лежавшую внизу, в ущелье. На откосе еле держалось еще несколько глыб, поменьше. Казалось, они вот-вот покатятся вниз, сокрушая все на своем пути.

Караван уходил все дальше и дальше. Он то поднимался ближе к вершинам гор, то спускался к руслам горных рек.

Айстис как зачарованный смотрел на горные вершины. Таких гор он еще не видел. На фоне голубого неба красовались коричневые скалы с белыми снежными шапками, а между ними зеленели долины. Высоко над долинами — пространства, покрытые снегом. Ниже линии снегов — множество овец, издали похожих на копошащихся муравьев. Еще ниже, в долинах, виднелись черные палатки. Вокруг них паслись разномастные лошади.

Эх, до чего осточертел упрямый осел! Никак не заставишь его поторопиться: он шагает так, как ему нравится… Правда, шагает прекрасно, проходит там, где лошади было бы не под силу.

Тропа спустилась с гор в долину и теперь петляла возле палаток.

Около палаток сновали люди, суровые, как и окружающая их природа. Блестящие глаза. Носы с горбинкой. Пронизывающий взгляд… Они внимательно осматривали каждого, кто осмелился без приглашения вступить на их землю.

Айстис тоже присматривался к местным жителям, пытаясь понять, как они живут. Судя по палаткам, люди эти — кочевники: сегодня здесь, завтра там. Такой образ жизни определял все остальное.

Местные дорожили только тем, что было необходимо. Вот в палатках в кучу свалено множество медной посуды, очевидно полученной в обмен за мясо, шкуры. Навряд ли кочевники умеют выплавлять бронзу… Айстису понравилось, что все люди заняты делом. Мужчины стерегут скот, женщины присматривают за детьми. Вот одна из них, в красном одеянии, покачивает колыбель, подвешенную к столбу. Другая под открытым небом невдалеке от палатки ткет на деревянном станке. Как Жеде, сестра Айстиса… Где ты, моя сестренка?

Вокруг палаток множество детей. Одетые лишь в рубашонки, босые, они гурьбой бросились к путешественникам, что-то выпрашивая, предлагая плетения из кожи, нарезанной узкими полосками. Вместе с детьми бегали крупные бесхвостые собаки с обрезанными ушами…

Но вот и палатки остались за спиной. Караван продолжал двигаться вперед по дну ущелья.

— Эта дорога называется Непокорной, — объяснил Сези, когда они достигли ущелья. — Однажды, когда караван купцов был в пути, началась буря. Она разметала путешественников, попортила товары. Правитель страны послал воинов, приказав им наказать дорогу. Воины высекли дорогу розгами, побили ее палками… Наказание не возымело действия. Гордая дорога не подчинилась правителю… Порой и в наши дни свирепствуют такие сильные бури, что ветер поднимает в воздух ослов с тюками, всадников, пешеходов и швыряет их в пропасть! Нехорошо, если нас здесь застанет буря! — Сези боязливо оглядел небо, на котором становилось все больше темных облаков.