— Почему так официально? — вклинилась мисс Спинни. — Разве он здесь не свой человек?

— Я хотел бы поздравить вас, Эдвин, — послушно поправился Мэтьюс. — Не буду скрывать: такое сюда приносят нечасто. Вы преподнесли нам приятный сюрприз. Я не люблю слово «шедевр», оно кажется мне слишком помпезным, но в данном случае…

— Ближе к делу, Генри, — вставила мисс Спинни.

— Да, так вот… Дело в том, Адамс, что в данный момент мы не сможем купить этот портрет. Нет-нет, — успокаивающе поднял руку Мэтьюс, видя, как вытянулось мое лицо, — вовсе не потому, что не хотим. Причина в том, что мы не знаем, сколько он может стоить.

— Ну, а хотя бы примерно? — спросил я.

— Это зависит от того, кто купит. Конъюнктура сейчас неважная, и вряд ли кто-то из владельцев частных коллекций выложит приличную сумму. Вот если бы вашим полотном заинтересовался музей…

— И что тогда?

— Пожалуй, это могло бы принести больше тысячи долларов.

Я услышал, как поперхнулся стоящий рядом Гэс, — для бедняги это было уж слишком.

— Мы хотим сделать вот что, — продолжал Мэтьюс. — Взять портрет на комиссию и показать его опытным ценителям — посмотрим, сколько за него предложат. А когда картина будет продана, можете поверить, вы получите все, что вам причитается. Пока же в качестве аванса я могу предложить вам двести долларов…

— Генри! — укоризненно произнесла мисс Спинни, в очередной раз демонстрируя свое возросшее влияние.

— Триста, — без особого энтузиазма выговорил Мэтьюс.

Услышав эту цифру, Гэс вновь обрел дар речи.

— Соглашайся, Мак, — хрипло пробормотал он, снова пихнув меня локтем, видимо для большей убедительности.

Но я уже был согласен и без его подсказки.

До дому Гэс довез меня на своей машине. Правда, по дороге я заметил, что счетчик на сей раз включен. Не скрою, меня это несколько удивило, но, разумеется, я промолчал. Я был теперь богат и мог себе позволить прокатиться на такси. Развалившись на сиденье, я смотрел на проносящиеся мимо дома и улицы, которые еще недавно видели меня поверженным, а теперь, казалось, тоже от души рады моему успеху.

Гэс всю дорогу молчал, что было совсем на него не похоже. И плату за проезд тоже принял без единого слова. А когда, выйдя из машины, я стал благодарить его за помощь, Гэс, поморщившись, прервал меня:

— Пустяки. Не о чем говорить. — Он посмотрел на свои лежавшие на руле руки так, словно видел их впервые, и во взгляде его было что-то вроде разочарования. — Какая тебе была от меня польза, Мак? Никакой.

Глава тринадцатая

А назавтра, солнечным майским утром, едва пробудившись, я услышал внизу голос Дженни.

Я успел лишь вскочить с постели и накинуть пальто и в таком непрезентабельном виде предстал перед ранней гостьей. Войдя в комнату, она поставила у двери свой маленький саквояж, радостно улыбаясь, шагнула ко мне, и мы поцеловались — и это получилось так просто и естественно, словно мы всегда именно так и встречались.

Но что-то мешало нам обнять друг друга. Мы стояли посреди комнаты, держась за руки, и не отрываясь глядели друг на друга. Наверно, целую минуту стояли так, не в силах произнести ни слова.

Но как же она повзрослела! Передо мной была юная леди в изящном дорожном костюме и белых перчатках. Она учащенно дышала — видно, очень спешила, — а карие глаза лучились таким светом, будто эта девушка принесла с собой сюда все чудесное весеннее утро, сиявшее за окном.

— Мне так не хватало тебя, Дженни, — проговорил я.

— Мне тоже. И для меня это длилось дольше. — Разом посерьезнев, она отняла руки. — Пансион уже позади, Эдвин.

— Вижу, — кивнул я.

Она медленно, с тихой улыбкой оглядела комнату, как назло такую же неухоженную, как и в первый раз. Но Дженни, казалось, не замечала этого.

— Если б ты знал, как я мечтала вновь очутиться здесь, — проговорила она. — Бывало, проснусь ночью, а перед глазами — эта комната.

— Знаю, — сказал я.

— Нет, — мягко возразила Дженни. — Нет, Эдвин, ты не знаешь…

Продолжая оглядывать мою конуру, она сняла перчатки и вертела их в руках, видимо, раздумывая, куда их положить. Я бросился заправлять постель, но Дженни остановила меня.

— Я же твоя должница, — напомнила она. — Забыл, как хотела у тебя прибраться в тот первый раз, когда пришла сюда еще маленькой? Но тогда у той дурочки ничего не получилось… Разреши мне это сделать сейчас!

— Но если у тебя так мало времени… — колебался я.

— На этот раз у нас целый день, — заверила она. — И даже еще немного сверх… Бедный Эдвин, у тебя такой невыспавшийся и взъерошенный вид. Иди приведи себя в порядок, а я пока приберусь и сготовлю завтрак. Только покажи, где у тебя кофе и все прочее.

Когда я спускался по лестнице, мне показалось, что дверь гостиной миссис Джекис приоткрылась и тут же затворилась вновь. Но мне не хотелось сейчас и думать об этой малоприятной особе. Я не желал и помнить о ее существовании в этот счастливый майский день, принадлежавший нам с Дженни. Целый день — и «еще немного сверх». Что могло означать это «сверх»? Погруженный в радужные мысли, я дважды порезался, пока брился.

Дженни не зря изучала в пансионе домоводство. Вернувшись, я едва узнал свою комнату. Все было расставлено по местам, пол подметен, а на столе, застеленном чистым полотенцем, меня ждал завтрак: поджаренные (как выяснилось, на вилке над газом) тосты и кофе. Разумеется, я придвинул Дженни лучшую из моих двух чашек, а себе взял ту, что с отбитой ручкой. Мы уселись рядом и приступили к трапезе.

Конечно же, Дженни первым делом спросила о портрете. И когда я рассказал о своем визите в галерею, восторженно сжала мою руку.

— Это же здорово! Эдвин, какой же ты молодец! Нет, это надо как-то отметить! Тем более что… — Будто споткнувшись, она вдруг замолчала.

— Что с тобой? — забеспокоился я.

— Ничего… Просто я хотела сказать… Я уезжаю за границу. Во Францию. Я не хотела, Эдвин. Но тетя убедила меня. Это тот же коллеж, где она сама училась.

Должно быть, вид у меня был довольно убитый, потому что она поспешила добавить:

— Я буду спешить, Эдвин. Вот увидишь, это не покажется слишком долгим. И мы снова встретимся…

— Опять на несколько часов?

Она промолчала, и это значило, что я не ошибся.

— Но — почему?! Почему ты не можешь остаться? Я больше не могу без тебя — разве ты не видишь?

— Ты все еще не понял… — Она снова сжала мою руку. — Я могу появляться здесь лишь урывками. До тех пор, пока не догоню тебя. И только тогда…

— Мне двадцать шесть, Дженни. — Мои губы не без труда выговорили эту не слишком веселую цифру.

— Знаю, — кивнула она. — Но я буду спешить, вот увидишь… И не надо больше об этом, ладно?

Мы молча допили кофе, и Дженни вдруг загорелась:

— Давай съездим куда-нибудь за город! Можно даже на весь день… Нет, правда, давай устроим пикник! Мы же еще ни разу этого не делали…

«А разве мы что-нибудь вообще делали?» хотелось мне спросить. Но сказал я совсем другое:

— С удовольствием! Поехали прямо сейчас!

И не прошло и пяти минут, как мы, держась за руки, вышли на улицу, и весеннее солнце, будто охапками золотых цветов, осыпало нас своими теплыми лучами.

Машина Гэса, как обычно, стояла на углу, и хозяин сидел за рулем в своей кепке, поджидая пассажиров. При нашем появлении глаза его округлились и он стянул с головы кепку — жест, красноречиво говорящий о том, насколько он ошеломлен. Еще бы, ведь он считал Дженни моим вымыслом, не верил, что она вообще может существовать.

— Гэс, — обратился я к нему, открыв дверцу машины, — не подбросишь нас куда-нибудь на природу? Мы решили устроить небольшой пикник… Сколько это будет стоить?

— Смотря куда ехать. Мак. — Гэс в замешательстве мял в руках кепку. — Как скажешь…

— Решай сам, тебе лучше знать. — Я распахнул заднюю дверцу и помог Дженни сесть. — А сколько накрутит, в общем-то, не так уж важно. — С этими словами я уселся рядом с моей гостьей, успев подумать, что имею же, черт возьми, право раз в жизни тратить деньги не считая.