Пробившись сквозь толпу окружавших Жанну поклонников, Вальдек восторженно произнёс:
— Сегодня вы прекрасны как никогда!
— Ваши комплименты становятся однообразными! Но почему вы прервали вашу оживлённую беседу с этой девочкой из предместья?
«Ага! Ей не понравилось, что я беседую с Люсиль. И она сразу поняла, что Люсиль — не нашего круга. Что ж, для начала это неплохо! Это заставит её быть внимательней ко мне!» — подумал Вальдек с торжеством. Но торжество его было недолгим.
— Кстати, — вдруг добавила Жанна, — где ваши лавры? Когда я смогу увенчать ими вашу буйную голову?
Это было настолько неожиданно для Вальдека, что он не сразу нашёл ответ.
— Лавры будут, теперь я в этом уверен, как никогда прежде.
— На каком поприще, могу я узнать? — лукаво спросила Жанна.
— Пока это секрет…
— Ну что ж, я не тороплюсь… Я могу подождать и до тех пор, пока тайное станет явным.
Оборвав беседу с Вальдеком, Жанна направилась к хозяйке дома.
— Ты как будто кончил ворковать с Жанной. Не будешь возражать, если мы займём подле неё твоё место?
С этими словами к Вальдеку подлетели трое молодых людей. Известные светские повесы Грегуар Тари, Леон Виранду и Филипп Труа числились среди друзей Вальдека, но при случае были не прочь его поддеть и даже стать ему поперёк дороги.
За Грегуаром и Леоном, одетыми столь же безукоризненно, как и Вальдек, в обществе укрепилось прозвище «близнецы», так они были неразлучны, Грегуар, светлый блондин с водянисто-голубыми глазами, худощавый и стройный, слыл за богатого наследника. Леон Виранду, розовощёкий, коренастый, с тёмными волосами, отличался аппетитом здорового человека, и то, что он нервно заикался, не соответствовало его общему облику. Филипп Труа казался значительно старше своих приятелей, такой немолодой вид придавали ему дряблая кожа и мешки под глазами от бессонных ночей, проведённых за карточным столом.
— Я отнюдь не претендую на то, чтобы госпожа д’Эрикур вела беседу только со мной. К тому же, как видите, она занята разговором с госпожой де Мурье, — холодно ответил Вальдек, а сам подумал при этом: «Хитрите со мной! Но Жанна проговорилась, что Виранду сватается к ней. Так что я понимаю, кого мне надо опасаться!»
— В таком случае, если ты не против, — сказал, усмехаясь, Филипп, — мы вместо тебя постараемся развлечь Жанну.
И с лёгким поклоном в сторону Воклера трое друзей направились туда, где слышался звонкий голос Жанны д’Эрикур и приглушённый — хозяйки дома. А вскоре из этого уголка до Вальдека донеслись всплески весёлого смеха и громкие возгласы.
Жанна своим вопросом разбередила рану, которая не заживала в сердце Вальдека. Почему он ей не сказал, что знает, на каком пути его ждут лавры? Ведь мысленно он уже решил, что ему принесёт их Люсиль. Надо скорей договориться с этой простушкой, пообещать ей деньги, успех. «Впрочем, об успехе не надо», — остановил сам себя Вальдек.
Между тем начались приготовления к танцам. И теперь Люсиль осаждали молодые щёголи. В начале вечера они не обращали на неё никакого внимания, а теперь, очарованные её пением, вдруг заметили, что она и изящна, и хороша собой, и пленительно улыбается.
Как же остаться с Люсиль наедине? Как объясниться? Если до сих пор Вальдек колебался, кому отдать предпочтение для первого танца: хозяйке дома или Жанне, теперь он решился на отчаянный шаг. Он пригласит Люсиль, пусть это даже вызовет недовольство г-жи де Мурье и Жанны. С ними он как-нибудь объяснится, а потом… победителей не судят.
— Мадемуазель Люсиль, первый танец мой! На правах старого знакомства! — К удивлению молодых людей, окруживших Люсиль, он раздвинул их ряды и, не дав им опомниться, увёл её в танце.
Танцевала Люсиль очень хорошо, но Вальдек даже не заметил, как она танцует. Едва они закружились по залу, как он заговорил:
— За вами маленький долг, мадемуазель Люсиль… Помните, вы ведь не пришли тогда на свидание… А меж тем свидание, которое я вам назначил, было исключительно деловое. Да, да, вполне деловое. Ну что же, лучше поздно, чем никогда. Я хочу вам предложить — только не пугайтесь и не спешите говорить: «Нет!» Это вы всегда успеете. Я хочу предложить вам писать вместе со мной песни. Не отрицайте, я сразу понял, что ваш друг — это вы, да и для вас, вероятно, не составило труда угадать, что мой друг — это я. Итак, не будем терять времени на недомолвки. Мои условия, с какой стороны их ни рассматривать, блестящие. Вы будете получать гонорар — это большие деньги! Никаких забот вы не будете знать: издание песен, их продажу, все хлопоты по их выпуску я возьму на себя. Вам останется только дать полную свободу своему вдохновению и писать, писать…
Музыка контрданса прервалась, как будто только и ждала окончания монолога Вальдека.
Люсиль растерянно оглянулась вокруг. Ни одного дружеского взгляда. После её мимолётного триумфа, когда, казалось, все прониклись к ней симпатией, гости снова потеряли интерес к безвестной компаньонке. Отказаться? Но как заманчиво писать песни, видеть их напечатанными! Может быть, даже услышать, как их поют! Если дорога в театр закрыта и никто из близких не хочет ей помочь стать актрисой, вдруг песня проложит ей путь! Сведёт её лицом к лицу с теми, для кого она будет писать, кто захочет её слушать и повторять сочинённые ею песни. Значит, согласиться? И тогда — стать независимой, помогать родителям, семье Анри… И, может быть, на этом пути она докажет Ксавье, на что способна, и он поймёт…
Отводя Люсиль на место, Вальдек настойчиво сказал:
— Решайте, мадемуазель! Подумайте, успех, деньги — всё, о чём только можно мечтать. Всё зависит от вас!
— Я подумаю, посоветуюсь, — пробормотала Люсиль.
— Тут я решительно должен вас предостеречь, мадемуазель, — вдруг совершенно другим, непреклонным, жёстким тоном возразил Вальдек. — Я не разрешаю вам советоваться ни с кем. Наше соглашение может состояться только в том случае, если будет гарантирована абсолютная тайна нашего содружества. Если никто из ваших близких — ни мать, ни отец, ни жених, если он у вас есть, — не будет об этом знать.
— А как же песни? — волнуясь, спросила Люсиль. — Если на них будет стоять и моё имя, всё равно это станет известным.
Больше всего опасался Вальдек именно этого вопроса. От его разрешения зависело будущее Вальдека-поэта, слава, успех. Ему надо было уговорить Люсиль отказаться от авторства. Как ни доверчива она, вдруг она тоже захочет известности, захочет, чтобы и её имя стояло на их песнях!
Наклонившись к самому уху Люсиль, он прошептал:
— Я и тут пойду вам навстречу. Чтобы не поставить вас в неловкое положение, я сохраню в тайне ваше участие в нашей общей работе, и мы будем повсюду указывать имя только одного автора — моё. Вы же понимаете сами: в наше время автор-женщина — никто этому не поверит, упрекнут, что мы сознательно дурачим публику. Как бы ни были хороши песни, они вызовут только возмущение. Позднее, в случае успеха — в чём я, впрочем, ни минуты не сомневаюсь, — мы раскроем секрет, и это будет нашим триумфом. Женщина — автор уже известных песен — это совсем иное дело! А пока всё неясно: успех, провал, может быть, даже цензурные неприятности. И я как мужчина и как инициатор этого дела приму на себя все удары… Ну, так вы согласны? Скажите только: «Да!» Об остальном мы договоримся потом!
— Да! — чуть слышно произнесла Люсиль. Это слово сорвалось с её губ прежде, чем она успела решить в душе, что готова на сотрудничество с Вальдеком.
Вальдек только и ждал её согласия и тут же заговорил голосом хозяина:
— В таком случае, мадемуазель, имейте в виду, что в следующую субботу у графини Думер состоится приём, на который приглашена ваша хозяйка. После вашего сегодняшнего успеха я не сомневаюсь, что пригласят и вас. Если вы не успеете к этому времени написать что-нибудь новое — а вы должны попытаться написать, — принесите всё, что у вас есть: разрозненные строфы, отдельные строчки… Я посмотрю, скажу, как и что надо будет исправить…