Федька Басманов с улюлюканьем мчался за всадником, волоча за собою на аркане мёртвого келаря.

Малюта выгнал монахов на улицу.

— Гони их к владыке! — приказал Грозный и вскочил на аргамака.

Высоко задрав подрясники, монахи, преследуемые ратниками, побежали по городу.

— Гуй! Гуй! Гони их, еретиков!

Вдоволь натешившись, царь свернул в хоромы торгового гостя Сыркова.

— Волю попировать у могутнейшего из зацных! — насмешливо поклонился он закованному в железы хозяину и поднёс к его рту корец вина. — Пей, Фёдор, перед дорожкою к ляхам!

Сырков плотно стиснул зубы и отвернулся. Малюта больно ущипнул его.

— А не люба тебе царёва подача, отведай пёсьей крови своей!

И кулаком ударил скованного по щеке.

Вечером Грозный обрядился игуменом и сам отслужил торжественное молебствование. Собор был полон согнанными со всех дворов новагородцами.

Усердно, по монастырскому чину, молился царь. Ему благоговейно прислуживал Федька Басманов.

Опричники, не поднимаясь с колен, вполголоса подпевали дьячкам.

Иоанн вышел на амвон благословить молящихся.

— Ко кресту! — зашептал Друцкой[196] сбившимся в левом притворе женщинам.

В тихой молитве едва колебался клин бороды Иоанна; рука, сжимавшая серебряный крест, размеренно тыкалась в губы женщин, а прищуренный взгляд неотрывно щупал окаменевшие лица.

Друцкой, заметив наконец, как царёво лицо зарделось в мимолётной улыбке, уверенно подошёл к девушке, приложившейся ко кресту, и торопливо увёл её на паперть.

За ним с воем побежала какая-то старуха.

— Отдай! — обхватила она ноги опричника. Друцкой мигнул стрельцам.

Старухе заткнули рот и уволокли… Ночью Федька Басманов услышал сквозь сон чьи-то сдержанные рыдания.

— Аль баба? — насторожился он и пошёл на звуки. В каморке под лесенкой, связанная по рукам и ногам, лежала уведённая Друцким из церкви девушка.

Федька зажёг сальный огарок и склонился над полонянкой.

— Откель принесло тебя, красная?

Девушка попятилась в угол. Воспалённые от слёз глаза её с мольбою и страхом уставились на опричника.

— Кромешник ваш с разодранным ухом сказывает — для царя меня уготовал.

Басманов заскрежетал зубами.

— Сызнов Друцкой замест бабы потваренной охальничает!

Коротким взмахом кинжала он разрезал верёвки.

— Ты нишкни, красная, а яз поглазею дозорных.

На крыльце, у окон и по всему двору стояли стрельцы. Опричник понял, что уйти незамеченным из хором невозможно, и торопливо вернулся в каморку.

— А не тешиться ему с тобой, красная! — горячо шепнул он полонянке и, прежде чем она успела что-либо понять, пырнул её кинжалом в грудь.

Вскоре в опочивальню Грозного ворвался Друцкой.

— Израда, царь!

И робко:

— Убили ту девку, преславной…

Царь гулко вздохнул и почувствовал, как по всему телу пролилась сладостная истома.

— Буй! Нешто можно тако пугать по ночам!

Разувшись, Федька Басманов пробрался в опочивальню.

— Ты, что ли, Федька? — чуть приподнял голову Грозный.

— Яз, государь! — тоненьким бабьим писком откликнулся опричник и, складывая бантиком губы, колышущейся походкой подошёл к постели.

— Ноженьки растереть бы тебе на сон, государь. Чать, за день-деньской притомился!

И тёплой ладонью нежно провёл по бугристым икрам. Истомно потягиваясь, царь привлёк к себе Федьку. Неожиданно он привскочил и вцепился опричнику в волосы.

— Никак, кровь на тебе?

— Помилуй, царь! Откель ей тут взяться?

Но смущённо забегавшие глаза выдали его с головой.

— Откель, мымра?! А не ты ль девку ту поколол?

Федька попытался улыбнуться, но, встретившись с хмелеющим взглядом царя, отскочил к двери.

— Откель, смерд?!

Опричник вылетел из опочивальни.

Утром, после обедни, Грозный приказал вывести Сыркова на двор.

— Сказывай! Честью прошу — куда казну схоронил!

Фёдор скривил лицо в презрительную усмешку.

— Авось кромешники твои и без подсказа найдут! На то и воры, чтоб чужое пёсьим духом учуять!

— Ну-у, ты!

— Ну, яз! Эка, признал-таки!

Грозный покрутил в кулаке клин бороды.

— Не в Волхове ли потопил?

Полоняник таинственно прищурился.

— А ты, поглазел бы, московской князь!

Малюта замахнулся на Сыркова ножом, но вдруг, осенённый удачной мыслью, повернулся к царю.

— А не поглазеет ли сам хозяин казну свою в Волхове?

На длинной верёвке потащили Сыркова по городу. У реки Друцкой сорвал с его шеи крест.

— Пригож с водяными и безо креста!

Усевшись с близкими в ладью, Грозный намотал на руку конец верёвки, которой был связан торговый гость, и приказал отчалить от берега.

— Живуч же ты, Фёдор! — развёл царь удивлённо руками, когда вытащенный из реки Сырков пришёл в себя. И склонил добродушно голову на плечо. — А что гожего, добрый человек, видывал ты под водой?

Сырков собрал весь остаток угасающих сил и судорожно сжал кулаки.

— Великой князь! Видывал яз, како собрались водяные Волхова, Ладоги, Ильменя и, твоей души сдожидаючись, рядили изрядно, в какую преисподнюю да каким кромешникам бросить её, окаянную!

Иоанн улыбнулся.

— Добро ты узрел! — И с жутким спокойствием потрепал пытаемого по лицу. — Волю яз поглазеть, како душа моя в преисподней будет кипеть!

Он помолчал немного и, смакуя, прибавил:

— Подвесить его к дыбе, да тако, чтобы колени в котёл приходились с кипящим варом, да варить, покель душа моя не приобыкнет да покель не поведает он, куда казну схоронил.

Извиваясь в страшных мучениях, Сырков упорно молчал до тех пор, пока не почувствовал, что теряет рассудок.

— Под трапезной… Третья половица ошую окна! — захлебнулся он и без чувств упал на Басманова.

Когда короба с казной и драгоценностями были найдены, опричники изрубили в куски тело Сыркова и бросили в Волхов.

— Ляхам челом ударь! — ревел исступлённо Малюта. — Да пониже римской ереси поклонись!

В тот же день казнили всех знатных новагородцев, обвинённых в тайных сношениях с Польшей.

Река кипела криками утопающих и молодецкими песнями опричных людей. Рогатинами, копьями, баграми и топорами били стрельцы по головам осмеливавшихся вынырнуть из воды.

Скуратов, распоряжавшийся казнью, изнывал от усталости, но никому не доверял, сам деловито привязывал детей к женщинам, кошек к груди стариков, камни к ногам юношей и по счёту передавал стрельцам.

— Топи их, еретиков!

Расправившись с Новагородом, Иоанн облачился в смиренные одежды и пошёл колымагами на Александровскую слободу.

Связанных холопей после долгих свар поделили между собою опричники и угнали в свои поместья.

Обоз из трёхсот подвод с золотом, серебром, драгоценными камнями, деньгами и иной добычей, захваченной в хоромах знатных новагородцев и в ста семидесяти пяти разорённых монастырях, сильные отряды ратников препроводили в слободу.

Отслужив благодарственное молебствование, Иоанн отправился к церкви святой Евдокии встретить обоз.

Упрятав деньги и драгоценности в церковное подземелье, Грозный сам помог вделать в церковь соборные врата, увезённые из Новагорода.

Ключи от врат он не передал келарю Вяземскому, а предусмотрительно повесил себе на грудь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Рогозяный Дид и Шкода вернулись с разведки, полные гордого сознания блестяще выполненной задачи.