В войну 1849 года Комором приобрёл огромное значение. Проникнуть в крепость не было никакой возможности. В то же время благодаря предмостным укреплениям гарнизон мог безнаказанно делать вылазки и пополнять военный инвентарь и продовольственные запасы осаждённых.

Такие внезапные нападения кавалерийских частей гарнизона, поддерживаемые лёгкой артиллерией, доставляли много хлопот австрийцам.

Однажды в полдень близ хорватских траншей показался старик в лохмотьях, с всклокоченными волосами, на которые была напялена старая примятая шляпа. Не таясь ни от кого, он шёл прямо к городу Коморому.

Это был еврей-разносчик с иголками, ваксой, нитками, химическими спичками и детскими игрушками. Пользуясь правом, дарованным евреям в Венгрии, — беспрепятственно путешествовать по стране, он шёл не спеша от самого Дебрецена до Коморома по горам и равнинам, городам и деревням, предлагая свой немудрёный товар. Нередко коробейник подвергался всевозможным насмешкам: ребятишки дёргали его за длинные волосы, бросали в него камнями, а пьяные хорватские солдаты крали у него ваксу. С австрийцами он объяснялся на еврейском языке, во многом сходном с немецкой речью. Так забрёл он в один прекрасный день в окрестности Коморома и был замечен австрийскими патрульными, которые задержали его с единственным намерением развлечь своих товарищей в траншеях.

— Да ты не бойся, — подбадривали они старика. — Расскажешь, что делается на белом свете, покажешь, какие у тебя товары. Может, ты и песни петь умеешь?

Старик упирался, с трудом подбирал немецкие слова, объяснял, что торопится добраться к вечеру до селения, где переночует. Но беспокойство разносчика только смешило солдат, и они привели его в окопы, где такой неожиданный гость вызвал бурное веселье. Однако несчастный разносчик вдруг рассвирепел и потребовал дежурного офицера. Когда тот появился, еврей гневно накинулся на него:

— Почему эти здоровые парни напали на несчастного старика? Это всё потому, что никто не хочет честно трудиться, чтобы заработать себе кусок хлеба. Вот люди и затевают войны. Вы сидите здесь вооружённые, а там, в крепости, окопались такие же бездельники… Только и ждёте удобной минуты, чтобы пырнуть друг друга штыком… А не лучше ли договориться по-хорошему и разойтись всем по домам?

Он говорил на искажённом немецком языке, но его понимали и… хохотали. Развеселился и офицер:

— Послушай, да ты, может, и в самом деле нас помиришь?

Еврей замер, поражённый идеей офицера. Он простёр руки к небу и молитвенно прошептал:

— Помоги мне, господи, и я свершу такое чудо!.. — И, повернувшись к офицеру, он торжественно произнёс: — Я готов! Скажу им там, в крепости: пусть откроют вам ворота, и на земле воцарится мир!

С этими словами старик, оставив свой лоток, направился к выходу и пошёл прямо к крепости. В ожидании занимательного зрелища солдаты его не удерживали и стали следить сквозь бойницы за дальнейшей судьбой полупомешанного разносчика.

Дежурные на аванпостах крепости заметили одинокую фигуру старика, медленной поступью двигавшегося к стенам крепости.

Его окликнули и потребовали, чтобы он вернулся, угрожая, что в противном случае будут стрелять. Старик остановился, раздвинул лохмотья верхней одежды и разорвал на себе рубаху. Лоскут белой ткани он поднял высоко над головой и так продолжал идти вперёд. Всё это немало позабавило как тех, к кому он шёл, так и тех, кто остался у него в тылу.

Ворота крепости раскрылись. Разносчик переступил порог и сразу преобразился: маскарад кончился, и перед комендантом Коморома встал во весь рост не согбенный старый еврей, а полный сил тридцатичетырёхлетний Гюйон де Ге, барон де Пампелуна.

Предъявленный им приказ за подписью Кошута и Гёргея предоставлял ему полноту власти в Комороме.

Надо ли говорить, какой подъём душевных сил вызвало у офицеров и солдат сообщение о том, что в предстоящие бои они пойдут под командой отважного и решительного генерала!

Глава одиннадцатая

У порога свободы

Бои с неприятельскими войсками, обложившими крепость Комором, шли успешно. Здесь действовали главные силы Верхнедунайской армии. Прославившие себя апрельскими победами главнокомандующий Гёргей и корпусные генералы Клапка, Дамианич и Надь Шандор вели упорные сражения.

Перед командующим австрийской армией Вельденом[68] стояла задача затянуть снятие осады Коморома; австрийское правительство обратилось за помощью к России, и царская интервенция становилась реальной угрозой для Венгрии.

После трёх упорных и ожесточённых боёв, когда австрийцы шаг за шагом теряли свои позиции, Вельден отступил на последнюю возвышенность, с которой можно было обстреливать все пути к Коморому. На военных картах обеих армий возвышенность эта была обозначена «номером 78». Здесь австрийцы сосредоточили свою тяжёлую артиллерию.

Гёргей собрал корпусных командиров.

— На высоте «семьдесят восемь», — сказал он, — нас ждёт наиболее тяжёлая задача. Штурм неприятельских позиций под шквальным огнём артиллерии дорого нам обойдётся. Я предлагаю пустить вперёд эскадрон испытанных гусар, чтобы они уничтожили орудийные расчёты[69] и заставили умолкнуть пушки.

Генералы молчали. Клапка произнёс в нерешительности:

— Может статься, что ни один из гусар не вернётся… А орудия будут продолжать свой уничтожающий огонь…

— Да, может случиться и так, — решительно сказал Гёргей, — но молниеносный натиск не раз творил чудеса на войне. Риск велик, мы можем потерять отборный эскадрон. Но, если задача удастся даже частично и если даже не вся вражеская орудийная прислуга будет перебита, всё равно неприятелю не устоять и трёх часов. Представьте себе только, с какой стремительностью двинется вслед за лихим эскадроном вся остальная кавалерия и пехота!

— Есть у меня испытанная сотня — черти, а не люди! — Дамианич улыбался, вспоминая недавние кавалерийские бой.

— Вот и хорошо. Эту сотню и пустим вперёд, — сказал Гёргей спокойно, как будто речь шла об очередной военной стычке.

И как-то сразу предложение командующего перестало казаться слишком опасным.

В два часа ночи войска были готовы к выступлению.

Первые солнечные лучи осветили позиции австрийцев. Лесистые холмы ощерились штыками, за каждым деревом скрывались где один, где два карабинера, на верхушках холмов вздымались орудия.

Лазутчики сообщили, что обороной центра руководит лично Вельден, левым флангом командует Шлик, правым — Елашич.

Гёргей отчётливо видел расположение неприятельских войск. Он знал, какие трудности таит в себе атака на такие позиции, но он хорошо знал и своих гусар, их мужество и неустрашимость.

Тронув шпорами коня, командующий подъехал к первому эскадрону.

— Кто командует эскадроном?

Янош двинул коня вперёд и ответил:

— Капрал Янош Мартош, господин генерал!

Гёргей смерил гусара взглядом с ног до головы и перевёл глаза на Дамианича. Тот приблизился и шепнул:

— Я забыл предупредить: после вчерашней стычки с уланами командир выбыл из строя. Эскадрон принял Мартош, которому после дела у Браниско ты дал чин капрала.

Гёргей понимающе кивнул головой и обратился к Мартошу:

— Брат гусар! Видишь там лесистый холм, а за ним линию королевских солдат? Этот холм вы должны взять! Многие из вас погибнут. Может быть, с поля боя не вернётся половина солдат, может быть — всё! Но речь идёт о твоём отечестве, гусар, а значит, ты сделаешь всё, что в твоих силах, и даже больше того!

— Даже больше того! — эхом повторил Янош слова командующего.

— Приготовиться к атаке! — скомандовал Гёргей.

Молодой капрал повернулся к товарищам: