Но Долл заговорил, и стало ясно, — его мысли все еще заняты пакетом, этим сезамом, отмыкающим пещеру с сокровищами.

— И у адвокатов его не было? — произнес он задумчиво.

— Нет. Тут я уверен.

Хэйвок говорил, словно всматриваясь в самого себя, словно ища хоть какое-нибудь упущение, могущее объяснить его неудачу. Блестящие, как у крысы, глаза зрителей следили за ним из-под противоположной стены. Музыканты сидели уже наготове, в уличных нарядах, крепко сжимая свои злосчастные инструменты в ожидании завтрака и нового дня.

— Но я его раздобуду! — продолжил Хэйвок. — Я пощупал ночью еще одно местечко. Адресок я получил, как только оказался на воле. Мой человек раздобыл. И я двинул в новый дом этого приятеля — он дом строит, чтобы забрать девчонку туда после свадьбы. И там тоже — ничего путного. Они туда еще толком не перебрались. Бумаг на месте вообще никаких не было, — он неожиданно рассмеялся. — Я там чуть не влип. Я видел, что снаружи фараон торчит, но решил рискнуть и вошел. Думал, у меня времени вагон — в таком тумане-то! Да легавые, видно, ждали только его сигнала и вломились в дом всем скопом — пришлось из окошка прыгать! А в доме был кто-то еще. Женщина. Я пудру прочуял.

Волосы у Джеффри зашевелились, а губы беспомощно двигались под кляпом.

— Видеть меня она не могла, — продолжал тем временем Хэйвок. — Она стояла на лестнице, когда я был в одной из комнат. Но на нее я не стал время тратить. Не потому что я дал слабину. Просто, когда я ее заметил, полиция подъехала, и надо было рвать когти.

— Кому и быть, как не ей самой, — взволнованно прошептал Роли, словно это он сам таился в оцепленном полицией доме. — Прислуги-то теперь нету, Бригадир. С этим уже все, пока ты сидел-то!

— Что? — воскликнул тот с таким чувством, что все вздрогнули.

— Да она, она это, — повторил Роли. — Скорее всего. А пришей ты ее, у нас бы теперь времени было сколько влезет, — добавил он вяло.

— Я не знал, — Хэйвок заговорил теперь громче. — Говорю вам, не знал я. Запах пудры, мне, правда, понравился — но я не знал, что это она.

— Да не было бы в этом толку, Бригадир, и ты это знаешь, — Тидди Долл встрял в разговор инстинктивно. Он один понял суть суеверия Хэйвока, и попробовал вернуть того на твердую почву. — Я и толкую, откуда бы вообще взяться тому фараону у дома нового приятеля? Нешто твой человек, о котором ты все повторяешь, и полиции тоже докладывает или легавые разнюхали, что ты тогда у адвокатов шуровал насчет Элджинбродда? А коли так, тебя, что ли, обложили со всех сторон?

Лобовой вопрос вызвал такой ответ, от которого все остолбенели:

— Да будет тебе известно, капрал, что ты уже не первый сегодня ночью задаешь мне этот вопрос!

Тидди Долл кивнул, и свет блеснул на черных стеклах очков, подчеркивая их непроницаемость.

— Вот оттого-то твои фартовые дружки тебе не больно-то помогут, Бригадир, — произнес он серьезным тоном. — Потому-то ты и подался к нам, к мелкой-то сошке. Ты там, у адвокатов-то, совсем вызверился. Ты даже перчаток не надел!

— Я всегда ношу перчатки!

— А вот и нет, сам знаешь, — Тидди замотал своей здоровенной головой. — Ты на войне потерял эту привычку. Такая простая привычка, что сама у тебя из головы вылетела. Ночью у адвокатов ты троих прирезал за одно только, что они тебя видели и могли бы опознать, а сам наследил по всей лавочке. Это уж не слабина, это ты разошелся как зверь какой!

Он замолчал, и наступила тишина. Леденящий ужас Хэйвока, осознавшего наконец, что к чему, казался столь явственным, что передался остальным. Тидди Долл не ведал жалости.

— Все уже было в газете. Ты же ее не читал, Бригадир, а мы читали! — тон его был самоуверенным и насмешливым. Тидди норовил посильнее раздразнить собеседника, подкалывая его, сбивая с толку, как матадор разъяряет быка.

И все это понимали, но один лишь беззащитный пленник за его спиной понимал цель этого.

— Ну так как же насчет твоих правил, Бригадир? — Долл тяжело дышал, его непроницаемые стекла уставились на смуглое страдальческое лицо. — Никаких свидетелей, говоришь? Хорошо же ты начал, валяй продолжай в том же духе!

— Тидди! — не вынес напряжения Роли. — Ты сдурел совсем! Заткнись, ты слышал!

— Он абсолютно прав! — потерявший певучесть голос срывался на фальцет. — Он прав. Я должен был работать в перчатках, и должен был разобраться с той женщиной в новом доме Ливетта, кто бы она ни была. Я…

— Кого-кого? — Тидди Долл мигом позабыл все прочие соображения, имя оглушило его, как пощечина. — Кого дом, как ты сказал?

— Джеффри Ливетта.

Подозрение вспыхнуло в мозгу Хэйвока, и он резко обернулся, готовый увидеть некое особое, глубокое и ужасное значение во всяком совпадении.

— Ливетт, — повторил он. — Это и есть новый жених. Конверт предназначен ему. А что такое? Говори, капрал! Что? Ты что, слышал это имя раньше?

Глава 12

Официальная акция

А тем временем наверху первые рыбные торговцы, мокрые, как и их товар, валом валили из проулка на рыночную площадь. И вот уже образовался длинный обшарпанный ряд, который время от времени размыкался, чтобы дать дорогу добродушно извиняющимся грузчикам, подтягивающим мешки в зеленную лавку, и смыкался снова.

К утру туман сделался еще гуще. За двадцать четыре часа городские свалки наделили его плотью и запахом, и теперь он был леденяще-мерзостным.

Именно в недрах зеленной лавки и зародилась та «пара слов», которой суждено было вырасти в полнозвучный рыночный гвалт. Зеленщица, полная женщина, закутанная едва ли в дюжину вязаных кофт, каждая из который хоть краешком давала знать о своем существовании, тем не менее мерзла в них и потому раздражалась. Душу она отводила, отвечая двоим мужчинам, обратившимся к ней официально и вежливо.

— Но ведь у нас уже все что можно померили, — протестовала она. — У нас уже были на той неделе. А мне дела нет, будь вы хоть из самого из правительства, хоть от лорд-мэра, для налогов нас уже обмеряли вот и весь сказ. А если налоги еще больше будут, то мне платить нечем. Такое устраиваете, что можно подумать победил Гитлер!

Раскаты ее могучего голоса явственно слышались с улицы сквозь незастекленное окно, и невысокий мужчина в рыбном ряду аккуратно сплюнул на мостовую:

— Скажи лучше — русские, — кратко заметил он.

— Прямо он русский, этот Джек Хэйвок, — не разобрав, отозвался торговец рыбой, шваркнув камбалу на развернутый газетный лист, протянутый ему старушкой. — Нашенский он, отечественного производства, вроде как наша рыбка. Ну, бегите, матушка, почитаете потом у камелька. Погрейтесь там за мое здоровье!

Лавочница продолжала ворчать:

— Я скоро больная буду ото всяких этих властей. Уж и на той неделе весь дом обшарили.

Визитер повыше, приятной наружности господин, сменивший роговые очки на специальные окуляры санитарной службы, глядел на нее обеспокоенно. Мистер Кэмпион попал в весьма щекотливое положение. Он был вынужден заниматься расследованием, не прибегая к помощи полиции, не будучи вполне уверен, что Ливетт не замешан в каком-либо неблаговидном деле. Поэтому адрес оркестра пришлось добывать из неких далеко не официальных источников, и наконец теперь, когда адрес Уже был найден, оказалось что он не совсем точен. Кэмпион понял, что войти в подвал можно только через подсобное помещение лавки. Он сожалел, что представился налоговым инспектором, но куда больше его тревожило предчувствие, что медлить нельзя ни минуты.

Он посмотрел на своего сопровождающего, и мистер Лагг, приобретший благодаря макинтошу и котелку весьма солидный вид, понял, что пора идти на выручку. Он пододвинул даме кипу старых налоговых деклараций.

— Да не стесняйтесь вы, с такой-то славной наружностью, — начал он с несколько неуклюжего комплимента. — Вы ведь помочь нам хотите, голубушка, правильно?