Изменить стиль страницы

Я сказал Издателю: «Если господа Правонезнайский и Квипрокво поражены вирусом сморщивания томата, вирусом перемежающегося некроза табачного листа, а также, вероятно, вирусом скукоживания репы (такие вирусы действительно существуют, их названия были мне любезно предоставлены Жюли Синуль), это не объясняет, почему я не могу подробно остановиться на физических свойствах моей героини, как того хотелось бы читателям, и особенно на некоей выступающей части тела, находящейся позади, которая так гармонична и вызывает столько эмоций».

Но Издатель ничего не желал знать.

Однако я отлично знаю Гортензию. Я ее знаю вдоль и поперек, спереди и сзади, сверху донизу, но не подумайте ничего такого: я ее знаю, потому что я ее Автор. Часто мне приходилось по настоятельной необходимости, для подготовки и стимуляции творческого процесса, следовать за нею в постель, или в ванну, где она любит подолгу нежиться в ароматной пене, или под живительный холодный душ, от которого заостряются кончики двух округлостей, расположенных ниже шеи. Я видел ее под дождем, в теплом море в полночь, среди прохладной травы в летний зной; и в каждом случае одежда находилась на некотором расстоянии от нее, но не на ней.

Все это я сказал моему Издателю, но он был непоколебим.

Я встретил Гортензию в автобусе «Т», когда она, юная, серьезная и старательная студентка философского факультета, ученица нашего великого философа Орсэллса, направлялась в Библиотеку нашего Города, чтобы предаться там оргии чтения, необходимой для написания диссертации (которую она потом благополучно дописала): «О некоторых парадоксальных, но закономерных случаях применения основного принципа онтэтики». В то время я тоже регулярно посещал Библиотеку. И мы с ней часто встречались. То есть мы часто оказывались в одном автобусе: тесные, но целомудренные отношения Автора с Героиней допускают лишь незримые встречи, ведь роман — это не автобиография.

Я был почти рядом в тот день, когда напротив нее сел молодой человек и произнес фразу, с которой у них началась захватывающая любовная история.

Как видите, мои отношения с Гортензией начались не вчера.

Вот резюме того, что нам сейчас нужно знать о былых приключениях Гортензии:

1) встреча с молодым человеком.

2) Гортензия влюбилась, у Гортензии возникли подозрения, Гортензию обманули (но не в любовном смысле), Гортензия разлюбила, ибо молодой человек обманул и разочаровал ее.

3) Тем не менее она не перестала ездить на автобусе «Т» в Библиотеку и нашла в себе силы дописать диссертацию.

4) Но был еще кот по имени Александр Владимирович. Это был кот необычайной красоты, настоящий герой. Красивый героический кот. Его любила мадам Эсеб. А он влюбился в очаровательную рыжую кошечку по имени Чуча.

5) А еще был преступник, преследуемый инспектором Блоньяром и его верным помощником, инспектором Арапедом.

6) Все эти события, все эти детективные или/и любовные истории происходили вокруг церкви Святой Гудулы с ее Польдевской капеллой и расположенного рядом с ней сквера Отцов-Скоромников (см. План места действия рис. 2 гл.21).

7) Инспектор Блоньяр довел расследование до победного конца, нашел и арестовал преступника.

8) Александр Владимирович и один из князей Польдевских, князь Горманской, исчезли в один и тот же день.

9) Мадам Эсеб была безутешна; Бальбастр, пес отца Синуля, вздохнул с облегчением.

10) Прошло время.

11) Прошло время, и настала весенняя ночь, когда несчастный Бальбастр был зверски убит.

_________

Мы с вами не раз замечали, что в жизни все безнадежно перепуталось. Настоящее купается в прошлом, как муха в варенье. Вот почему экскурсы в прошлое Гортензии необходимы, чтобы понять ее настоящее, то есть настоящее время нашего повествования.

Заметим, однако, что Гортензия, поддерживающая отца Синуля с левой стороны, выглядит озабоченной.

Лори тоже это замечает.

Вряд ли можно объяснить эту озабоченность смертью собаки Бальбастра, сколь бы трагична она ни была, и горем отца Синуля. Отец Синуль справится со своим горем. Гортензия никогда не была в близких отношениях с Бальбастром, хоть тот и принимался иногда обследовать носом те части тела Гортензии, которые мне запрещено описывать.

Мы уверены, причина в чем-то другом.

Лори тоже так думает. Пойдем за ними.

Проводив отца Синуля до его садика и немного утешив его с помощью ласковых слов и холодного пива, Гортензия и Лори пошли в «Гудула-бар». Лори заказала кофе и стакан воды у Красивого Молодого Человека, который был новым официантом у мадам Ивонн. Гортензия заказала кофе без воды, но с тартинкой.

— Ну как у тебя, получше? — спросила Лори.

— Нет, — ответила Гортензия.

Надо вам сказать, что Гортензия была замужем.

Случилось это так: после того, как Гортензия полюбила, а затем разлюбила, ей стало грустно; а поскольку ей было грустно, она немножко влюбилась в того, кто решил оказать ей утешение и поддержку.

Она с головой ушла в занятия философией.

Ее утешителя и опору звали Жорж Морнасье; он был журналист и рассказчик. Как журналист он публиковал в «Газете» нашего Города отчеты о расследованиях инспектора Блоньяра, чьим секретарем и биографом он стал. Как рассказчик (персонаж, который говорит «я» и рассказывает о происходящем) он действовал в моем романе, повествующем о приключениях Гортензии, о том, как она влюбилась в Красивого Молодого Человека, как и почему она перестала его любить, и как она встретила месье Морнасье, журналиста и Рассказчика в романе о том, как Гортензия… вы поняли, что к чему?

Они поженились.

Вначале все шло неплохо. Муж Гортензии был сильно влюблен в нее, она отвечала на его чувства симпатией и благодарностью, хоть и не испытывала таких конкретно-телесных восторгов (точнее сказать не могу: самоцензура Издателя), как в первое время. Но что поделаешь? Брак есть брак!

Но постепенно ситуация стала ухудшаться. С одной стороны, гимнастическое рвение Гортензии все более ослабевало; все менее хотелось ей изображать куклу… С другой стороны, внимание и предупредительность мужа, вначале казавшиеся ей приятным проявлением его привязанности, стали ее утомлять: «Куда ты идешь, дорогая?» — спрашивал он. «Когда ты вернешься, дорогая?» — интересовался он. «Радость моя, с кем ты говорила в одиннадцать тридцать четыре в автобусе „В“ между остановками „Казакова“ и „Клео де Мерод“?»

В самом деле, если из предыдущих фраз убрать слова «дорогая» и «радость моя», то получится приблизительно следующее: «Куда ты идешь? С кем ты говоришь? В котором часу ты вернешься?»

Позже Гортензия заметила, что муж стал часто поглядывать на нее с каким-то странным выражением лица. Казалось, мыслями он где-то далеко. Казалось, что-то его гнетет, портит ему настроение. Он стал мало есть. За едой нервничал, скатывал шарики из хлебных крошек, нарезал мандариновую кожуру на триста шестьдесят пять кусочков (а иногда даже на триста шестьдесят шесть). Вдруг приходил с работы после обеда, хотя утром говорил, что будет допоздна сидеть в редакции. Уехав в провинцию, чтобы сделать репортаж об очередном расследовании Блоньяра, в полночь звонил домой. Гортензия не понимала, что с ним происходит.

Познакомившись с Лори — они мгновенно стали подругами, и между ними не было тайн, — Гортензия вскоре поделилась с ней своими заботами.

Это было в «Гудула-баре», Лори заказала две чашки кофе с двумя стаканами воды (был полдень, и она уже почти проснулась). Гортензия взяла горячее молоко с тартинкой. Лори разом выпила остывший кофе из второй чашки, запила глотком холодной воды, закурила сигарету от спички (и положила обгорелую спичку обратно в коробок), посмотрела на Гортензию и сказала: «Так ты не понимаешь, что это значит?»

Гортензия: Нет.

Лори: Ты правда хочешь, чтобы я тебе объяснила?

Гортензия: Само собой, тут что-то неладно, но я теряюсь в догадках, что именно.