Он набрал номер доктора Бриюэна, договорился о встрече. Потом, согнувшись, как наказанный ребенок, залез в ванну. Хорошо же в теплой воде. В ней он плавает. Как только что начинающий осознавать себя зародыш. Задремал. Весь день ему предстоит оставаться в серых потемках сердца и мысли. Его потихоньку охватывают мечтания. Возможно, раз он расслабился, они навеют ему образы, до сих пор скрывавшиеся в каком- нибудь темном закоулке его памяти. Он увидел второго санитара. Увидел и носилки, на которых под покрывалом лежит тело, но не матери и не тети. Решил, что память превратилась в сообщницу его сознания, порождающего химеры. Она придумывает. Она творит. Ему хочется дать ей полную волю. Но в то же время он хотел бы узнать, как ей удается делать реальным нереальное, настоящее перемешивать с вымыслом, создавать некую клейкую субстанцию, которую надо быстро превращать в образ, пока она не растворилась.
Он едва осознает, что идет летом по бульвару среди отдыхающих. Пытается задержать мысль, вдруг показавшуюся ему привлекательной: образ вулкана, из которого извергается грубая материя и разливается по земле, предлагая себя рукам скульптора. Разве не в этом кроется секрет романиста? Два санитара, утаскивающие тело… Но это тело, возможно, он сам, бедный мальчишка, козел отпущения в течение всей своей жизни. А ведь на его место можно поставить кого угодно. Он свободен в выборе. Эти двое в белом, вдруг они замаскировались? И почему бы им не убежать с…
Жантом не знает с чем. На площади Одеон его вдруг изумило и остановило внезапное чувство свободы, вскружившее голову. Все эти миражи, конечно, возникают где-то очень далеко от него, но он тем не менее может располагать их по своему усмотрению, рассматривать их как части своей истории. Орел — рассказ, желаемое развитие романа. «Решка» — суровая, до сих пор непризнаваемая правда. Улыбнулся, вспомнил стишок, заученный в школе: «В сердце постучи, там найдешь ключи». Нет. Не в сердце. Скорее в душе, где распахиваются ворота в царство теней, о котором говорил поэт.
«Точно, — подумал Жантом, — я чокнулся. Но вижу же я свет. Все остальное в моих руках. Если у тебя есть метод, это уже надежда на успех. Бриюэн будет мной доволен».
Ноги сами собой привели его к издательству Дельпоццо. Почему бы сразу не поговорить об авансе? Старик Дельпоццо из принципа станет жаться, а Жантом ненавидит торговлю. Но еще больше его выводят из себя желчные замечания Мириам. Представился секретарше и вошел к патрону в его огромный министерский кабинет. Повсюду книги. На столе роза. Перед хозяином, сидящим со сложенными, как у прелата, руками, больше ничего нет. Чувствуется тонкий запах сигар. По паласу ступаешь как по облаку. Дельпоццо встал, любезно протянул посетителю руку.
— Ну и ну, Рене, выглядишь ты не блестяще. Заболел?
Схватил его за руки, любезно потряс их, усадил перед собой в кресло. Как дедушка. С милыми морщинами на щеках. Между собой сотрудники фирмы называют его крестным отцом, как будто он глава семьи мафиози.
Дальпоццо тоже сел.
— Итак? Ты принес рукопись.
— Нет. Пока нет.
— Но скоро принесешь?
— Да, возможно.
— Ты мне это говоришь уже много месяцев. Скажи, Рене, в чем дело? У тебя как будто постоянно беременность заканчивается выкидышем. Но знаешь, это излечивается. Так что рассказывай… Ты что-нибудь задумал? Все, кто входят сюда, полны планов… Нет?.. Ну что ж, тогда у меня для тебя кое-то есть. Но сначала скажи, чего ты от меня хочешь. — Он вдруг разразился смехом. — Ах да! Понимаю… У тебя же лицо вдрызг проигравшегося игрока… Нужны деньги, ведь так? Дорогой Рене, ты меня разоряешь. Если бы только в тебя было выгодно вкладывать. Ну, не стреляй глазами. Шучу. Но если будешь слишком долго тянуть, тогда… сам делай выводы, ты же взрослый человек. Зайди к Менестрелю. Договорись с ним. Ты не очень много по-. просишь? Если как в последний раз, то сойдет. Замечательно. А теперь послушай меня. И сиди спокойно, сейчас ты удивишься.
Он радостно потер руки и, несмотря на свои восемьдесят лет, заерзал на стуле, словно ребенок, увидевший страстно желаемую игрушку.
— Тебе, конечно, известно о серии «Идеальное преступление». Замысел предельно прост: хорошо известных авторов просят придумать криминальную загадку и написать забавы ради по детективному роману. Короче, талант против техники. И дело идет… Даже очень хорошо. Понимаешь теперь, к чему я клоню?.. Предположим, я тоже учрежу премию «Гран-Гиньоль» и попрошу писателей высокого класса написать по кровавому, «душещипательному» роману, понимаешь… Что-нибудь вроде игры, но страшной игры.
— Но уже есть «Черная серия», — возразил Жантом.
— С ней нет ничего общего. Представляешь, если академик задумает написать историю о разрезанных на куски женщинах. Это сразу вызовет, я уж не знаю…
— Что-то вроде светского скандала, — закончил за него Жантом.
— Именно. Пока это только проект, который требует уточнений. Но думаю, он принесет хороший доход.
— Вас обвинят, что вы украли идею.
— Мне все равно. Места хватит для двоих.
— А где вы найдете писателей, которые согласятся опуститься до разряда бульварного чтива. Я имею в виду настоящих писателей.
— Рене! Ты неподражаем, уверяю тебя. Перед дверью выстроится очередь, поверь мне.
Раздался легкий стук в дверь. В проеме показалась кудрявая головка малышки Габи.
— Пришел мсье Дютур.
— Попросите его чуть подождать. Сейчас приму.
Жантом встал.
— Подожди, — сказал издатель. — Я еще не закончил. — На секунду он задумался, кончиком пальцев отбил на столе легкую барабанную дробь, затем возобновил разговор: — А ты не хотел бы попробовать? Просто чтобы доставить мне удовольствие.
— Я?
— Почему бы нет?
— Вы серьезно?
— Ты меня плохо понял. Повторяю: я это представляю себе просто как игру. Думаю, что не потребуется ничего, кроме времени, некоторой фантазии, чувства юмора и, разумеется, готовности испытать себя, перехитрить себя самого, если тебе так больше нравится. И всего-навсего один раз.
Жантом поражен. Издатель же продолжал:
— Об этом замысле я еще никому не говорил. Он пока еще не оформился окончательно, и я его шлифую. С тобой, Рене, я заговорил потому, что, насколько мне известно, ты сейчас свободен. Что? Это не так? Ведь не станешь же ты утверждать, что пишешь книгу, сценарий или что-то в этом роде, что очень тебя занимает. Ничего подобного. У тебя ничего нет.
— Но, извините…
— Не возражай. У тебя ничего нет, ты просто делаешь вид, что работаешь. Это не упрек. Дружеская констатация. И вот я предлагаю тебе возможность исправить дела. Успех «Бириби» парализовал тебя. Ты боишься, что новая книга просто повторит «Бириби». Второй роман всегда оказывается испытанием для писателя. У тебя не хватает мужества.
Жантом в знак протеста поднял руку.
— Нет, — проговорил он, — отнюдь нет. Дело не в этом. Все гораздо сложнее.
— Согласен, — ответил Дельпоццо, — все гораздо сложнее. Все вы так говорите, когда возникают трудности. Но свои доводы оставь при себе. Я тебе предлагаю принять новый облик. Читатели знают твой стиль, твою ненавязчивую манеру изложения. Если тебе удастся написать по-другому, если твои читатели воскликнут: «Его как будто подменили. Он действительно талантлив», ты выиграл. Прекратятся разговоры о том, почему Жантом больше не пишет. Улавливаешь? Подумай хорошенько.
— Я не смогу это сделать.
— Разумеется, не сразу. Ты талантлив, но тем не менее. Не торопись. Поищи вдохновения у Алена, де Сувестра, Понсона дю Террай, Гастона Леру. У кого еще? Мастеров детективного жанра хватает. Пусть я преувеличиваю. Но я предлагаю лишь общее направление. Если мой план тебя заинтересует, переговорим об этом еще. Ну же, не делай лицо как на похоронах.
Издатель проводил Жантома до двери, но на самом пороге задержал его, взяв за рукав.
— Вот о чем я подумал, — сказал он. — Существует особа, которая сумеет тебе помочь. Плодовита, как речной поток, и обладает чувством модного. Рядом с тобой, Рене. Совсем рядом. Валери… Валери Ласаль.