Пошла в городскую библиотеку. Спросила: «У вас есть философские книги?»
– Конечно, – сказала библиотекарша. – Полное собрание сочинений Ленина, «Капитал» Маркса.
– А ещё что-нибудь есть? Другое.
– Ещё есть «Анти-Дюринг» Энгельса.
– И больше ничего?
– А что вам ещё нужно?
Эх, если б я сама знала, что мне нужно… Ну, что-нибудь такое – мудрое.
Решила взять «Анти-Дюринг» – он был не такой толстый, как «Капитал», и потом мне понравилось название – совершенно непонятное и какое-то клоунское. Чем-то родственное мне, ведь я тоже по своей сути была АНТИ.
…Я читала его недели две. Конечно, это была вовсе не та книга, о которой я мечтала, она не отвечала на мучивший меня вопрос: зачем я живу на этом свете?…
Но я поняла по этой книге, что Энгельс – хороший и умный человек. Думающий. Его волновало, как устроить жизнь справедливо, чтобы всем было хорошо. Чтобы не было нищеты. Меня это тоже волновало. Бабушка Хима никогда не выходила у меня из головы и из сердца…
Энгельса возмущало, что Дюринг сводил жизнь к какому-то примитиву. Энгельс с Дюрингом спорил, и в этом заключается смысл названия книги. Жизнь – сложная штука. В этом я была с Энгельсом совершенно согласна.
Мне захотелось прочесть что-нибудь о самом Энгельсе, и я купила в нашем магазинчике книгу «Дружба великая и трогательная» – о дружбе Энгельса и Маркса. И меня поразило бескорыстие этого человека: он, оказывается, практически всю жизнь работал, чтобы многодетная семья безработного Маркса могла существовать, и чтобы Маркс мог писать свой «Капитал»! А у самого Энгельса детей не было – очень жаль. К тому же, жена умерла. А потом и вторая. Одним словом, очень грустная у него была жизнь.
Но при этом Энгельс был по-своему счастлив. Он, по сути, посвятил свою жизнь Марксу, и эта невероятная дружба, это служение другому человеку было смыслом и радостью его жизни. Он ведь и книги его дописал, когда Маркс умер (ещё два тома «Капитала» выпустил под фамилией Маркса). Удивительный человек! Вот, своей жизнью он и ответил мне на мучивший меня вопрос: какой смысл в жизни?
Всё просто. Если любишь кого-то, если очень сильно кого-то любишь, ничего не требуя взамен, – то вот тебе и ответ на вопрос: зачем я живу на этом свете? А все эти идеологические надстройки… все эти материализмы, идеализмы… всё это – чепуха, по сравнению с Любовью и Дружбой. Если есть в твоей жизни настоящая любовь и настоящая дружба – есть и смысл жизни. Есть ради чего жить и претерпевать всё, все эти боли и обиды…
Но неужели в моей жизни нет такой любви и такой дружбы?… Чтобы всё наполнилось СМЫСЛОМ! И чтобы этот смысл уже не покидал меня… Неужели мне некого любить, Господи? А Маришка? А бабушка, Лёля, Аня-маленькая, мой Учитель? А тётя Оля Сергеева? А мои школьные учителя? Аннушка и Фирочка, Марьюшка и Алёпа… Наденька и Борис Михайлович. А вся моя любимая родня в Васильевке?… И тётя Муся. И добрый Игорь Михайлович с его волшебными словами… И мой отец. И дядя Павел…
Господи, неужели я так мало и слабо всех люблю?! Вон сколько людей, которые мне дороги – а мне всё мало. Столько уже любовей в моём сердце! Почему же они не заполнят моё сердце полностью, чтобы не оставалось в нём гулких пустот, где гнездятся обиды и тоска?…
Может, я как-то неправильно люблю?…
Эх, найти бы книгу, в которой были бы ответы на эти вопросы…
Спустя много лет, я эту книгу найду. Эта книга уже два тысячелетия известна всему миру, но в нашей атеистической глуши я даже не слышала в ту пору ни от кого её названия – «Евангелие». Здесь я нашла ответы на все свои вопросы…
Но как же мне не хватало этой Книги в моём отрочестве!
Смешные моменты
Воскресным утром, за завтраком, спорим с Фёдором об устройстве современной жизни: я, как всегда, возмущаюсь и критикую, он – как всегда, защищает и оправдывает. И тут я выдаю:
– А вот Энгельс в «Анти-Дюринге» пишет… (и что-то такое цитирую к месту, потому что многое засело в голове).
– Вы что, «Анти-Дюринг» в школе проходите? – удивляется Фёдор.
– Да нет. Я сама его прочла. Из интереса.
У Фёдора делаются квадратные глаза.
– Ну, Елленна, ты даёшь!… – говорит он ошарашено.
Вечером того же дня, когда к родителям зашли в гости друзья, я слышала, как Фёдор хвастался:
– А наша-то Ленка «Анти-Дюринг» Энгельса прочла! Сама. Говорит: из интереса.
– Да ну? – говорит дядя Володя. – А может, разыгрывает тебя?… Лен, иди-ка сюда!
Захожу в комнату.
– Разыгрываешь или правда? С «Анти-Дюрингом».
– А что тут такого? Взяла, прочла. И вообще я никогда не вру!
– Ну, прости. Просто необычно как-то. В твоём возрасте барышни читают книжки про любовь, а ты…
– Я – не барышня! – говорю резко и ухожу в свою комнату.
– Хм, обиделась… – говорит дядя Володя. – Занятная девчонка у вас.
Благодаря «Анти-Дюрингу», Фёдор стал относиться ко мне немного по-другому. Уважительнее, что ли… Спасибо товарищу Энгельсу.
Кабинет печати
В городе торжественно открылся Кабинет Печати. Ну, вроде литературного объединения. В то же время это как бы отдел районной газеты. Поэтому и такое важное название: кабинет! печати! На открытие приезжали редакторы из «Приднепровского коммунара». Говорили нам: давайте! пишите! присылайте! Вольногорск – уже большой город, здесь много чего происходит, есть о чём написать. Всех присутствующих нарекли красивым именем – внештатные корреспонденты!
Комнатка при ЖЭКе. Собираемся здесь раз в неделю – человек десять, но не все приходят всегда. Красавица Ольга – учится в Киеве на филолога, парень Паша лет двадцати, пишущий под Маяковского, и ещё человек пять мужчин с комбината, пишущие в основном заметки о производстве. Ну, и я.
Всем нравятся мои стихи. Каждый раз – просьбы что-нибудь переписать на память. Переписываю, разумеется, от руки. О пишущей машинке я в ту пору даже и не мечтала.
Ненавистная химия
Самый кошшшшмарррный урок – это химия! Я ненавижу запахи химического кабинета. Мне от них плохо, тоскливо. Даже когда просто прохожу по коридору мимо химического кабинета, уже портится настроение.
И я очень боюсь учительницу химии – Веру Акимовну. Прямо коленки дрожат, когда её вижу. Ничего не могу с собой поделать. Её многие боятся. Даже Витька – её сын, он учится в нашем классе. Когда она его вызывает отвечать урок, он выползает из-за стола прямо в полуобморочном состоянии от страха – красный, как рак, язык у бедняги еле шевелится… Она с ним очень строга. Она вообще со всеми строга, но с Витькой – во сто крат больше! Мне его жалко. Он хороший мальчишка, мягкий такой, с близняшками возится – братом и сестрой, они живут через дом, так что встречаемся часто не только в школе.
Вера Акимовна очень красивая – у неё такая яркая, страшная красота: глаза такие огромные и твёрдые, строгие очень, глядящие в упор, буравят тебя, как будто ты преступница. Румянец на щеках очень яркий, пунцовый, кажется, что она всегда во гневе и вот-вот закричит на тебя… Очень, очень боюсь её. Она настолько сильнее меня энергетически и так подавляет меня, что я под её взглядом чувствую себя никем и ничем… Пустым местом. Просто комком страха. Такой дрожащей амёбой… Кошмар, ужас! Я вижу, что она меня терпеть не может. Просто не может терпеть! Когда она на меня смотрит – она меня уничтожает своим взглядом. Так иногда (часто) смотрит на меня Фёдор.
Но некоторых она любит. Лину Троцкую, например. Лина любит химию, а Вера Акимовна любит Лину. Ну, Линочку вообще трудно не любить. И вот, когда Лина отвечает урок, Вера Акимовна прямо расцветает вся, смотрит на Линочку с такой нежностью и с таким обожанием!… В эти минуты видно, что Вера Акимовна действительно красивая, даже очень, наверное, самая красивая учительница в школе. Ещё к Ане-большой она благоволит, к Калачику, к Толику Карцеву. А ещё ей симпатична Сима, девочка-простушка, которая с трудом учиться на тройки. На всех лабораторных и контрольных по химии Сима пристраивается рядышком со мной и всё аккуратненько у меня сдувает. Раздают тетради – у Симы пять или четыре, а у меня – тройка.