Великое преступление

На следующее утро Арнольд двигался в середине вереницы пилигримов. День прошел, как и все предыдущие: ничего необычного не случилось. Арнольд и девочка собрали немного дров, поскольку в тот вечер они намеревались сварить мясо, которое у них еще оставалось. В первый раз солнце сияло долго, и пилигримы слегка воспряли духом и ускорили шаг.

Ночной привал они устроили в устье горного ручья. Чуть в стороне Арнольд разложил костёр из дров, которые они принесли. Огонь ярко разгорелся, и Арнольд поставил на него котелок с едой. Скоро бульон начал аппетитно пахнуть. Девочка с жадностью смотрела на высоко поднимающийся пар. Наконец она молча и сосредоточенно стала жевать то немногое, чем с ней честно поделился Арнольд. После этого каменотес засыпал песком горячий пепел, и на этом месте они улеглись спать. Тепло, проходившее сквозь песок, убаюкивало.

Такой же теплой была кухня каменотесов в Лионе. Филипп стоял у очага и махал рукой брату. Молодая женщина укачивала ребенка. Что это за ребенок?

— Ты ведь знаешь, — сказал Филипп, — это мой сынишка.

«А где же его мать?» — хотел спросить Арнольд. И тут он проснулся. Луна струила белый свет и бросала черные тени на прибрежный песок. Некоторое время Арнольд смотрел в высокое небо, на котором виднелись созвездия ранней весны. Они выглядели не так, как у него на родине. Он посмотрел на место, где обычно спал ребенок. Оно было пусто.

Арнольд почувствовал щемящую боль в груди. Ему не хотелось думать, что девочка ушла к другим людям, у которых было больше еды. И все же он в это поверил. Но почему она покинула его тайно? С горечью он думал о том, что сделал для девочки. Да, такова жизнь. А что же он предполагал? Человек всегда ищет, где лучше. Пока он предавался этим мыслям, за его спиной послышалось шуршание. Он надвинул кожаную шапку на затылок и схватил дубину. Затем осторожно обернулся.

Сквозь кусты к нему пробирался ребенок. Молча девочка положила рядом с Арнольдом какой-то предмет. Ножны от турецкого кинжала!

— Где ты это стащила? — сердито спросил Арнольд. Ребенок смотрел на него большими глазами, не понимая причины его гнева.

Арнольд отвернулся, испытывая чувство стыда. Он внезапно понял, что привязался к этому ребенку. «Она могла бы быть моей дочерью», — мимолетно подумал каменотес. Он посмотрел на девочку и сказал:

— Прости меня, я не должен был обижать тебя.

Девочка медленно кивнула, словно обдумывая, что Арнольд имеет в виду. Затем сказала:

— В лагере турки.

— Что? — воскликнул Арнольд и тут же вскочил. Девочка подозвала его поближе.

— Они дали наемникам короткие веревки, — прошептала она. — Они называют их «крысиные хвосты», и все при этом смеются.

Арнольд ничего не понял. Может быть, девочка сошла с ума от голода? Но ведь нет, вечером она ела.

— Затем турки дали им еще половину суммы, — уверяла девочка.

— Какую половину, какой суммы?

— Другую половину они должны получить завтра.

— А за что они должны получить деньги?

— За крыс, — твердо сказал ребенок. Затем девочка легла, завернувшись в шкуру, и уснула в тот же миг.

Арнольд покачивал ножны от кинжала в руке, словно пытаясь определить их вес, и размышлял над загадочным рассказом девочки. Наконец он недовольно бросил ножны на песок. «Кто знает, — подумал он, — что мог сочинить этот ребенок!» Он с сочувствием посмотрел на маленькое существо, свернувшееся у его ног. Арнольд признался себе, что очень рад возвращению девочки. Но даже если он и не совсем верил в то, что она сообщила, на следующий день он решил быть особенно осторожным.

Утром чуть свет он прошел со своим ослом через весь лагерь. Паломники еще не были готовы отправиться в путь.

— Эй вы там, куда это вы собрались? — закричал наемник Арнольду с девочкой таким тоном, словно они сделали что-то недозволенное.

— К ручью!

Арнольд заметил, что в последний вечер ни один из пилигримов не развел костра. Возможно, они для этого были слишком обессилены. Возможно, у них совершенно не осталось ничего съестного, что можно было бы приготовить на огне.

У ручья паслись кони наемников. К их седлам были привязаны веревочки. Раньше веревочек не было. Откуда они взялись? Выходит, что ребенок все же был прав? Он посмотрел на девочку, и она кивнула головой.

— Крысиные хвосты! — сказала девочка.

Пока осел переходил ручей вброд, девочка сидела на нем, вцепившись в гриву, как тогда в Саталии. Осел своей обычной рысцой перешел на другую сторону ручья. Мысли Арнольда путались. В это утро он настолько устал, что уснул на ходу.

Над крутым откосом, возвышавшимся слева от дороги, взошло яркое солнце, и его сияние было таким сильным, что сразу же стало надоедливым. Ребенок хотел пить, и по пути они пили из кожаной фляжки, которую утром наполнили водой из ручья. От остальных паломников они значительно удалились. Когда Арнольд остановил осла, солнце уже поднялось высоко. Создалось впечатление, что этим утром у них выветрились все воспоминания о шествии паломников.

Впервые он огляделся. Холм, мысом выдающийся в море, скрывал от него паломников. Но вскоре передняя часть их колонны должна была достигнуть извилины мыса.

Море виднелось глубоко внизу, так как дорога вилась серпантином высоко по холму. Девочка показала Арнольду в даль, где на фоне пурпурной синевы вырисовывался парусник. Затем они снова посмотрели на дорогу, по которой вслед за ними шли паломники. Очень далеко можно было разглядеть множество точек, спускавшихся на прибрежную дорогу. Возможно, это были всадники, приехавшие со стороны боковой долины. Прибрежная дорога в этом месте сужалась, как в тисках, между крутым мысом и морем.

Точки остановились по обочинам дороги, словно чего-то ждали. Арнольд всматривался в даль как зачарованный. Ребенок также не двигался.

— Турки, — почти беззвучно сказала девочка, — разве ты их не видишь?

Среди турок на дороге возникло еще множество точек: вереница паломников! Глаза у Арнольда начали слезиться. Там, на изгибе мыса движение замерло. Отдельные точки теперь невозможно было различить. Так продолжалось довольно длительное время, а солнце поднималось все выше. Тень осла теперь лежала на земле прямо под его копытами.

Наконец точки, подобно длинной гусенице, поползли по дороге, и вскоре можно было разобрать отдельные детали обоза пилигримов. Всадники в разноцветных одеждах сопровождали его с флангов, но это были не наемники, посланные королем для защиты пилигримов.

Арнольд потянул осла за уздечку, но тут же снова остановил его. Он не мог уйти, поскольку обещал магистру Эверару наблюдать за всем, что будет происходить с пилигримами, и проследить, откуда появятся турки. Он заметил, что девочка внимательно смотрит ему в лицо. Она показывала вверх на крутой склон, нависавший над дорогой. Девочке удалось разгадать мысли Арнольда. Арнольд кивнул головой.

Он слез с осла и начал карабкаться по склону. Но разве осел туда взберется? Арнольд понял, что должен бросить осла, если желает в безопасности подняться на гору. Поспешно он отвязал от подпруги шкуру и фляжку с водой.

— Во имя Господа! — сказал Арнольд, тяжело дыша, и дал ослу такого пинка, что тот взревел и помчался галопом. Затем Арнольд полез вверх по обрыву и устроился под деревом на полдороге к вершине.

Вереница паломников медленно приближалась, вели ее вооруженные турки Наемников больше не было видно. Пилигримы теперь шли вообще налегке: без багажа, без ослов, без собак, тянувших тележки. Крайние в каждом ряду были связаны веревками, таким образом шеренги были как бы ограждены забором.

Турки выкрикивали непонятные слова и избивали бичами несчастных людей. С сарацинскими словами они перемешивали обрывки французских фраз: «Подонки! Собаки! Крысы!»

Крысы? Арнольд вздрогнул. Кажется, о крысах что-то говорила девочка. «Их нужно только кормить, и тогда из них вырастут львы!» Внезапно он понял, что здесь было совершено предательство: греческие наемники из Саталии, посланные королем Людовиком для защиты пилигримов, продали их всех в рабство туркам. Словно в видении, перед Арнольдом предстало озабоченное лицо магистра тамплиеров Эверара де Барра в тот момент, когда он прощальным взглядом окинул войско пилигримов.