Войско поднималось в межгорную долину, которая становилась все более скалистой, узкой и непроходимой. Своих коней тамплиеры осторожно вели под уздцы. Багаж им не мешал, потому что ни у кого не было более двух плетеных кожаных мешков — из одного торчали тяжелые доспехи, в другом находились постельные принадлежности, полотенце, посуда и одна смена нижнего белья.

Все остальные, рыцари, дамы и пилигримы побогаче, путешествовали с сундуками и ящиками и мучились на этой страшной дороге. Слева вздымались крутые утесы, справа зияли жуткие пропасти. Падали глыбы камней, с грохотом катились в пропасть, увлекая за собой все, что попадалось на пути: людей, коней, повозки.

Греки и турки с единодушным злорадством смотрели на это ужасное зрелище с горных круч.

Вскоре стало ясно, что расщелина полностью перекрыта. Начало смеркаться. Этот момент сарацины избрали для атаки. Они рассчитали точно, поскольку авангард был уже по ту сторону перевала, а арьергард застрял в межгорной долине. Своими меткими стрелами турки разили крестоносцев, и те летели в пропасть, как подстреленные зайцы. Вопли пронзали небо, но небо оставалось безучастным. Единственным спасением, которое оно могло принести, была ночь. Изможденные до полусмерти, люди падали там, где стояли, и тотчас же засыпали. Войску — или тому, что от него осталось, — требовалось три дня для прохождения перевала. То и дело оно натыкалось на засады турецких лучников, стервятниками нападавших на обессиленных и беспомощных крестоносцев. Наконец войско вышло на более широкое плато. Когда они подсчитали, сколько осталось людей, то выяснилось, что лишь тамплиерам удалось сохранить своих воинов, коней и поклажу. Только они оказались бойцами, готовыми к суровым условиям, и у них были необходимая осмотрительность и осторожность, а кроме того, непревзойденная дисциплина.

Король с совершенно осунувшимся лицом вышел перед войском и, взяв за руку магистра Эверара, обратился к рыцарям с такими словами:

— Господа! Мы потеряли почти все, что у нас было. Большинство наших рыцарей погибло. Многие тяжело ранены. Трупы наших коней устилают этот путь скорби. Много наших товарищей в страхе покинули нас. На всех горных вершинах подстерегают сарацины и греки, ожидая окончательной нашей гибели. И все-таки сердца наши бьются за дело Святой Земли, и нам нужно следить за тем, как выполняем мы наши обеты. Поэтому я прошу вас, прислушавшись ко мне, избрать самого достойного из вас, магистра ордена тамплиеров господина Эверара де Барра, командующим нашим войском в этот момент, когда, по сути дела, мы уже потерпели поражение. Если вы желаете, чтобы так было, отвечайте мне!

— Да будет так! — сурово прозвучало из толпы.

— Никто не имеет права, — продолжал король, — принуждать к чему-нибудь тамплиера. Поэтому я спрашиваю вас, магистр Эверар, согласны ли вы исполнять это поручение безо всякого принуждения и насилия с нашей стороны? Так отвечайте же мне!

— Я буду выполнять возложенное на меня задание всеми силами моего сердца, моего разума и моей руки, держащей меч, и да поможет мне Господь.

— Давайте же поклянемся быть заодно во всех грядущих опасностях. Давайте поклянемся — независимо от того, к какому сословию относится каждый из нас, — никогда не бежать с поля боя, но во всем слушаться указаний господина Эверара! — в знак клятвы король высоко поднял руку, чтобы все ее увидели.

После этого то же самое сделали богатые и бедные, рыцари и оруженосцы, и все пилигримы. Они подняли руку в знак клятвы и сказали: «Клянемся!»

Магистр Эверар велел своему маршалу организовать крестовый поход по-новому, и каждый должен был подчиняться его приказам. Ненужные для похода вещи были брошены. Оружие распределили поровну, и в боевом порядке под руководством тамплиеров участники похода покинули плато и начали спускаться с нагорья.

Тамплиеры шли в авангарде. Замыкали их строй оруженосцы со связками копий, и у каждого был запасной конь.

Маршал тамплиеров шел впереди основного войска. За ним следовал его заместитель с черно-белым знаменем тамплиеров, его прикрывали десять рыцарей-монахов. Так как в левой руке он должен был держать знамя, а в правой руке — поводья, то не мог сам защищаться.

В группе знаменосцев находился комтур, который на случай необходимости нес второе знамя тамплиеров, обернутое вокруг копья.

Знаменосец с орифламмой шел первым в основном войске. В центре его ехали король и королева со своими свитами. Позади основного войска двигались траурная процессия пилигримов и обоз раненых, которые могли надеяться только на арьергард. Видя, что и арьергард у тамплиеров готов к боевым действиям, они приободрились.

Турки заметили перегруппировку в рядах крестоносцев. Из страха перед тамплиерами они больше не отваживались на нападения. В последующие дни, встречая все меньше турецких и греческих лазутчиков, крестоносцы воспряли духом, и даже страсть Грегуара к шуткам постепенно возвратилась.

Голод

Портовый город Саталия на юге полуострова Малая Азия, как и многие подобные города, за свое долгое существование сменил не одно название. Каждый, кому он принадлежал, перекрещивал его на свой лад. В то время он принадлежал грекам.

Крестовый поход под предводительством тамплиеров достиг этого города без каких-либо происшествий.

Под стенами города Эверар де Барр подъехал к Арнольду.

— Каменотес, — сказал он ему приглушенным голосом, — в ближайшие дни я отплываю вместе с королем и его свитой в Антиохию, несмотря на то, что пора весенних штормов еще не прошла. Французские бароны больше не хотят идти сухопутными дорогами и угрожают королю мятежом. Поэтому мне с братьями необходимо быть рядом с королем. Это означает, что больше не останется подразделений нашего войска, защищающих пилигримов. Поэтому я согласился поехать с ними с одним условием: король должен нанять у правителя этого портового города вооруженных людей, которые обеспечивали бы охрану наших пилигримов на их пути в Антиохию.

Иди вместе с этими паломниками; и, когда мы снова увидимся в Антиохии, ты должен будешь точно описать пройденный вами путь. Я хочу также знать, допускает ли греческий правитель турецких воинов на свою территорию и попадутся ли вам по пути отряды греческих всадников, направляющиеся в сторону Антиохии. Надеюсь, что паломники доберутся до Антиохии в добром здравии и в полном составе, и прошу на это благословения Господня. Ты все понял, что я сказал?

— Я понял вас, господин.

— У тамплиеров, — продолжал магистр Эверар, — на Востоке имеется обширная сеть осведомителей. Но в этой области, где тыл принадлежит туркам и лишь прибрежная полоса — грекам, у нас осведомителей нет.

Он вынул из мешка кошелек и передал его Арнольду.

— Никогда не клади эти деньги в свой багаж! — предупредил он. — Для тебя и твоего осла провианта хватит на восемнадцать дней. Если тебе захочется поесть по дороге, проследи за тем, чтобы часть еды у тебя оставалась. Покупай по возможности вяленое мясо, но не подвешивай его к седлу, а заворачивай в овечью шкуру. Ночевать же ты должен в стороне от главного лагеря, как ночуют тамплиеры.

Магистр Эверар озабоченно смотрел на паломников, расположившихся лагерем под городскими стенами Саталии. Потом с глубоким вздохом перевел взгляд и обратился к Арнольду:

— У тебя есть посуда?

Когда Арнольд ответил, что есть, он попрощался:

— С Богом, каменотес! — повернул своего коня и снова присоединился к свите короля.

Первые рыцари уже въезжали через ворота Саталии в этот портовый город. Среди них Арнольд заметил и королеву. Согнувшись, она сидела на кляче. Плащ, в который она закуталась, совершенно выцвел и был покрыт толстым слоем грязи. Волосы королевы прикрывал грубый платок. Ее впалые щеки прорезали глубокие морщины. Изумрудные глаза были тусклы, она мрачно смотрела на короля, похожего в своих лохмотьях на обнищавшего священника. Куда пропало сияние ее глаз? Где ее красота, так поразившая Арнольда? На веселых праздниках во Франции трубадуры слагали в ее честь стихи и песни. Теперь в это с трудом верилось. Исполненный сострадания, Арнольд смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду в городской сутолоке. Затем он обернулся, так как Грегуар тронул его за рукав.