Эрвин фон Вицлебен говорил своим близким:

— Гитлер должен уйти. Его придется убрать. Другого пути нет. Он хочет войны и погубит Германию.

Заговорщики условились, что на несколько дней придется ввести чрезвычайное положение, а потом передать власть гражданским. Они не стали обсуждать вопрос, кто войдет в новое правительство, и были правы. Впоследствии все силы заговорщиков уходили на обсуждение именно этого преждевременного вопроса. В результате они закончили свой жизненный путь не в министерских крестах, а на виселице. 11 сентября Ханс Бернд Гизевиус и генерал граф Вальтер фон Брокдорф-Алефельд объехали центр города и осмотрели важнейшие объекты, которые следовало захватить, — правительственные здания на Вильгельмштрассе, Дворец Геринга, казармы войск СС, радиостанцию. Они поняли, что попытка захватить все сразу потребует слишком большого количества солдат. Понадобится помощь берлинской полиции, иначе придется дробить воинские части на мелкие подразделения.

Гизевиус наконец решился побеседовать с начальником берлинской полиции графом фон Хельдорфом: важно было иметь полицию на своей стороне. Хельдорф поддержал заговорщиков. Его заместитель Фриц фон дер Шуленбург давно поддерживал отношения с Хансом Остером. Это означало, что полиция будет как минимум нейтральна, и 23-я пехотная дивизия генерала Брокдорфа сможет захватить важнейшие объекты в столице.

Они решили выступить между 14 и 16 сентября.

12 сентября Гитлер держал речь на партийном съезде в Нюрнберге. Он говорил и о положении судетских немцев:

— Чешское государство пытается их уничтожить. Я обращаюсь к представителям западных демократий: мы озабочены положением судетских немцев. Если этим людям откажут в справедливости и помощи, они получат и то и другое от нас. Я сторонник мира, но в этой ситуации я не стану колебаться. Я не позволю, чтобы в самом сердце Германии появилась вторая Палестина. Бедные арабы беззащитны. Немцев в Судетах есть кому защитить!

После выступления Гитлера в Судетской области начались волнения. Еще недавно судетские немцы требовали всего лишь предельно широкой автономии в рамках Чехословакии. Теперь — воссоединения с Германией. Правительство Чехословакии ввело военное положение. Для Гитлера это был желанный повод, чтобы вмешаться.

В британском правительстве внимательно прочитали текст речи Гитлера. Он не объявил войну, и это сочли победой умеренных сил. Но в Лондоне сами заговорили об отделении Судетской области. Возникла идея плебисцита, какой проводился в Саарской области в 1935 году, после чего область отошла к Германии.

14 сентября на заседании кабинета Чемберлен сказал:

— Демократической стране трудно затеять войну только для того, чтобы помешать судетским немцам самим решать, какое правительство они желают иметь.

Невил Чемберлен ознакомил коллег по кабинету с идеей поездки к Гитлеру, чтобы они вдвоем решили проблему.

Чемберлен видел себя спасителем мира и не хотел ни с кем делить лавры.

Он, правда, тут же задался очевидным вопросом: как выживет Чехословакия, лишившись ее естественных и защищаемых границ? Без Судетской области она превратится в беспомощную территорию, которую в любую минуту может поглотить Германия. Премьер-министр предложил, чтобы Англия, Франция, Россия и Германия гарантировали территориальную неприкосновенность Чехословакии.

По меньшей мере нелепо, что британский премьер-министр соглашался гарантировать границы беззащитной страны, а не той, которая была готова за себя сражаться. И даже готов был привлечь Советскую Россию, чье участие в решении судьбы Чехословакии прежде отвергал.

Дело в том, что премьер-министра Невила Чемберлена не интересовала судьба Чехословакии. Он хотел обеспечить хорошие отношения Англии и Германии и думал, что может сговориться с фюрером.

Министры одобрили его план.

Вечером Чемберлен отправил Гитлеру телефонограмму:

"Я предлагаю приехать, чтобы вместе с вами найти мирное решение. Я прилечу на самолете и готов вылететь завтра".

Адольф Гитлер не ожидал такого предложения от британского премьер-министра, но согласился.

Уинстон Черчилль считал поездку премьер-министра унижением для страны.

Генерал Вицлебен услышал эту ошеломляющую новость, когда обсуждал время начала военного переворота. Адмирал Канарис ужинал с тремя подчиненными, когда появилось это сообщение, и не сдержался:

— Что? Он приедет к этому человеку?

Канарис бросил нож и вилку и, извинившись, ушел. Он решил, что был слишком неосторожен, поддерживая Ханса Остера и других. Остер и другие заговорщики были потрясены сообщением о визите Чемберлена. Потом они решили, что британский премьер намерен разговаривать с Гитлером жестко. Они ошибались.

15 сентября Невил Чемберлен отправился в Германию. Премьер-министру было шестьдесят девять лет. Он впервые летел на самолете, но пребывал в прекрасном расположении духа. Появление пассажирской авиации внесло свою лепту в мировую дипломатию. Впервые два лидера смогли так быстро встретиться, чтобы обсудить кризисную ситуацию.

Переговоры прошли в альпийской резиденции фюрера. Чемберлен жаждал договоренностей о взаимопонимании между Англией и Германией, Гитлер требовал прежде решить судетский вопрос:

— Три миллиона немцев оказались вне рейха, но им должна быть возвращена родина. Если потребуется, мы готовы пойти на риск мировой войны. Германская военная машина — это страшный инструмент. Когда она придет в движение, остановить ее будет невозможно. Если британское правительство не принимает принципа самоопределения наций, просто не о чем вести переговоры.

Чемберлен ответил, что он должен проконсультироваться с коллегами по кабинету. Но лично он не видит никакой разницы — будут ли судетские немцы в составе Чехословакии или Германии. Гитлер убедился, что Чемберлен отдаст все, лишь бы не начинать войну.

16 сентября премьер-министр вернулся в Лондон. В аэропорту его встречала толпа журналистов. Чемберлен сказал им, что переговоры с Гитлером возобновятся после консультаций с лордом Рансименом и членами правительства. В Англии, где царили упаднические настроения и страх перед войной, с надеждой восприняли поездку Чемберлена.

17 сентября утром премьер подробно отчитался на заседании правительства. Сказал, что единственная возможность избежать войны — плебисцит среди населения Судетской области. Пусть сами решат, в каком государстве они желают жить. Лишь немногие члены британского кабинета считали немыслимым капитулировать перед нацистским режимом, который не остановится на достигнутом и война все равно разразится. Большинство министров тем не менее поддержало премьера.

Но Чехословакия упрямо заявила, что будет сражаться за свою территориальную целостность. Тридцать пять чешских дивизий были готовы к бою.

В Москве нарком иностранных дел Максим Максимович Литвинов считал необходимым сделать какие-то шаги в поддержку Чехословакии. Даже частичная мобилизация Красной армии покажет Гитлеру, что Советский Союз действительно готов помочь чехословакам. Если самостоятельная Чехословакия перестанет существовать, вермахт приблизится к советским границам. Больше всего это должно было встревожить советское руководство. Но Сталин уверил себя, что следующий удар Гитлер нанесет на Западе, и проявил полное равнодушие к судьбе Чехословакии. Во время Мюнхена советские руководители дали понять, что не намерены воевать ради Чехословакии: это Франция обязана ей помочь — "в то время как наша помощь обусловлена французской"[1].

Из документов руководителя исполкома Коминтерна Отто Куусинена следует, что советские руководители в глубине души не возражали против раздела Чехословакии и присоединения Судет к Германии. Ненависть к западным державам, Англии и Франции, перевешивала доводы разума:

"Чехословакия является вассалом Франции и помощником ее в деле охраны Версальской системы в Центральной Европе. Эта роль Чехословакии угрожает народам Чехословакии тем, что они помимо своей воли могут быть втянуты французским империализмом в войну как против СССР, так и против Германии.